всеобщее обозрение только белки. Своим представлением он производил впечатление высоконравственного человека.
– Я умоляю вас, мадам, храбро перенести выпавший на вашу долю удар судьбы. Разве мы все не знаем, как она непостоянна? Если город забрали у вас, значит, на то воля Божья, и вы, как христианка, должны смириться, согласившись с его указом. Помните, что пути Господни неисповедимы. Душа грешника очищается страданиями. Мы все должны пройти через огонь. Возможно, эти неудачи послужат спасению вашей души. И теперь, когда город возвращен Небесному Владыке, ибо кто есть Святой Отец, как не наместник Христа, будьте уверены, что эта потеря добавит вам любви его Святейшества, а со временем вы получите награду, достойную раскаявшегося грешника, и будете восседать среди избранных, распевая гимны во славу Владыки всего сущего.
Он замолчал, чтобы перевести дух. Я видел, как пальцы Катерины судорожно сжимают подлокотник стула: она едва сдерживалась.
– Но величайшее горе – утрата вашего мужа, Джироламо. Ах, как это прекрасно – скорбь вдовы! Но такова воля Господа. И на что ему теперь жаловаться? Давайте представим его в одеяниях из света, с золотой арфой в руках. Ах, мадонна, он сейчас ангел на небесах, а мы, несчастные грешники, на земле. Он был скромным, набожным человеком и получил свою награду. Ах…
Тут уж она не выдержала. Ярость прорвалась наружу.
– Да как ты смеешь стоять передо мной, произнося эти лицемерные слова? Как смеешь говорить мне все это, пируя плодами его смерти и моей неудачи? Ханжа! Ты стервятник, подбирающий падаль вместе с воронами, но приходишь ко мне с молитвой и разговорами о воле Божьей! – Она сжала пальцы в кулаки и вскинула их к потолку. – Я надеюсь, что придет мой черед, и тогда я покажу тебе волю Божью. Берегитесь!
– Вы сражены горем, мадонна, и не понимаете, что говорите. Вы пожалеете, что приняли мои соболезнования с презрением. Но я прощаю вас, как и положено христианской душе.
– Не нуждаюсь я в твоем прощении. Я тебя презираю.
Слова эти она прошипела, как змея. Глаза Савелло блеснули, тонкие губы стали еще тоньше, но он только вздохнул. Голос остался мягким и успокаивающим.
– Вы вне себя от горя. Это печально. Только молитва может вам помочь.
– Чего ты от меня хочешь? – Последних фраз она словно и не услышала.
Савелло замялся, глядя на нее. Катерина нетерпеливо топнула.
– Быстро. Говори и позволь остаться одной. Меня от тебя тошнит.
– Я пришел, чтобы принести соболезнования и пожелать крепости духа.
– Ты думаешь, я дура? Если других дел ко мне у тебя нет – уходи!
Священник тоже сдерживался с трудом: его выдавали глаза.
– Я мирный человек и не хочу проливать кровь. Поэтому я хотел предложить вам пойти со мной и убедить коменданта сдать крепость, что позволит избежать кровопролития и заслужит благодарность Святого Отца.
– Я не собираюсь в этом участвовать. С какой стати мне помогать тебе покорять мой город?
– Вы должны помнить, мадонна, что вы в наших руках, – мягко ответил он.
– И что?
– Я мирный человек, но, возможно, мне не удастся остановить людей, если они захотят отомстить вам за ваш отказ. Я не смогу скрыть от них тот факт, что крепость не сдается только из-за вашего упрямства.
– Как я понимаю, ты не остановишься ни перед чем.
– Это не я, дорогая моя…
– Да, конечно, ты – слуга папы. Это воля Божья.
– Вы поступите мудро, если выполните мою просьбу.
И такая ярость отразилась на его лице, что любой, взглянув на него, понял бы: он действительно не остановится ни перед чем. Катерина задумалась.
– Хорошо, – ответила она, к моему величайшему изумлению. – Я сделаю все, что смогу.
– За это вы удостоитесь признательности Святого Отца и моих слов благодарности.
– Для меня это одно и то же.
– А теперь, мадам, я вас покину. Успокойтесь, помолитесь. Молитва утешит вашу печаль.
Он поднял руку, как и прежде, с двумя оттопыренными пальцами и повторил слова, с которыми вошел в комнату Катерины:
– Да пребудет с вами милосердие Божье!
Мы отправились к крепости торжественной процессией. Люди, мимо которых мы проходили, возносили хвалу Кеччо и проклинали Катерину. Она шла спокойная и бесстрастная, а когда протонотарий что-то ей говорил, отвечала с отвращением на лице.
Вызвали коменданта, и Катерина обратилась к нему со словами, предложенными Савелло:
– Раз уж Небеса забрали у меня сначала мужа, а потом и город, я прошу вас, памятуя о том, что я назначала вас на эту должность, сдать крепость полномочным представителям его Святейшества папы.
В ее голосе чувствовался легкий намек на иронию, а губы чуть кривились, словно в улыбке.
Комендант хмуро ответил:
– Вы назначали меня комендантом с тем, чтобы я защищал крепость от врагов, а потому я не сдам ее представителям его Святейшества папы. И поскольку Небеса забрали у вас мужа, а потом и город, я, возможно, сдам крепость, но только Богу, мадам, а земным силам ее у меня не отнять!
Катерина повернулась к Савелло.
– И что мне делать?
– Настаивать.
Она повторила требование, и они услышали тот же ответ.
– Так не пойдет. – Катерина покачала головой. – Я очень хорошо его знаю. Он думает, что я говорю по принуждению. Не знает, что я делаю все по доброй воле, из великой любви к папе и Церкви.
– Мы должны захватить крепость, – гнул свое Савелло. – Если она не станет нашей, я не смогу гарантировать вашу безопасность.
Она долго смотрела на него, а потом ее, похоже, осенило.
– Если я войду в крепость и поговорю с ним там, он, скорее всего, сдастся.
– Мы не можем отпустить вас, – покачал головой Кеччо.
– Мои дети останутся у вас в заложниках.
– Это точно, – промурлыкал Савелло. – Я думаю, мы можем отпустить ее.
Кеччо возражал, но последнее слово принадлежало священнику, так что коменданта вызвали вновь и велели ему впустить в крепость графиню. Савелло предупредил ее:
– Помните, ваши дети у нас, и я без колебаний прикажу вздернуть их, если…
– Я знаю, что у вас христианская душа, монсеньор, – прервала его Катерина.
Но, едва оказавшись в крепости, она тут же поднялась на стену, и мы услышали ее издевательский смех. Ярость, которую она держала в себе, вырвалась наружу. Она честила нас последними словами, которые больше пристали торговке рыбой, грозила нам смертью и всевозможными пытками, обещая отомстить за убийство мужа.
Мы стояли с открытыми ртами, словно пораженные громом. Крик ярости вырвался у всех. Маттео выругался. Кеччо сердито глянул на Савелло, но ничего
