но старый д’Орси заявил, что он лучше умрет в своем городе и дворце, чем будет метаться по стране в поисках безопасного места. В тревожные дни молодости он частенько становился изгнанником и теперь хотел только одного: оставаться в собственном доме в своем любимом Форли.
Новость о приближении армии Лодовико вызвала ужас. Когда же в город потянулись телеги с продовольствием, а работа на стенах велась днем и ночью, храбрые горожане задрожали от страха. Им предстояло выдержать осаду, им предстояло сражаться, и существовала вероятность того, что их могли убить. Шагая по улицам, я заметил, что лица горожан побледнели. Словно подул холодный ветер, остудивший их боевой пыл. Я улыбался и говорил им, естественно, про себя: «Вы разграбили дворец графа и сокровищницу, и вам это очень даже понравилось, а теперь придется платить за полученное удовольствие».
Я восхищался Кеччо, который доходчиво объяснил горожанам, что им лучше хранить верность ему, так как тем, кто участвовал в грабежах, придется заплатить большую цену, если к власти вновь придет милосердная графиня.
Кеччо постарался, чтобы никто не узнал об отъезде его семьи. Все приготовления велись втайне, жена и дети уехали глубокой ночью. Но об этом стало известно, и секретность вышла Кеччо боком. Люди спрашивали, почему Кеччо вывез из города жену и детей? Он боялся осады? Сам собирался их покинуть? Мысли о возможном предательстве добавили злости к их страхам, и популярность Кеччо начала стремительно падать. Почему он хотел сохранить отъезд семьи в тайне? На этот вопрос давались тысячи ответов, и все они в большей или меньшей степени дискредитировали Кеччо. Еще недавно он был на пике популярности, он проходил по улице, его осыпали нарциссами, но нескольких дней хватило, чтобы все это кануло в Лету. Его больше не окружала восторженная толпа. Крики радости перестали быть для него в тягость. Никто не приветствовал его словами «Pater Patria!». Кеччо делал вид, что не замечает перемен, но сердце его отчаянно ныло. И перемены начались с фиаско у крепости. Люди винили своих вождей за то, что они выпустили графиню из своих рук. Их ужасало пребывание врага в сердце города. Обычную осаду они еще могли пережить, но какое тут сопротивление, если крепость в любой момент могла нанести удар в спину?
Горожане знали, что помощь идет из Флоренции и Рима, и очень рассчитывали, что дружественные армии появятся под стенами города раньше ужасного герцога. О Лодовико ходили самые разные истории. Люди, которые видели герцога в Милане, рассказывали о его бледном, даже желтоватом лице с большим крючковатым носом и большим, тяжелым подбородком. Другие вспоминали его жестокость. Все знали, что он убил своего племянника после того, как долгие годы продержал его в темнице. Они помнили, как он подавил мятеж в городе, который хотел освободиться от его власти, повесив на ярмарочной площади всех членов совета, старых и молодых, а потом выискивал каждого, кто участвовал в мятеже, и безжалостно убивал, так что население города уменьшилось на треть. Жители Форли тряслись и поглядывали на дороги, по которым должны были подойти дружественные армии.
Лоренцо де Медичи помочь отказался.
В городе едва не начался бунт, когда об этом стало известно. Лоренцо заявил, что в настоящий момент Флоренция никак не может прислать войска, но позже он обязательно нам посодействует. Это означало, что он намеревался выжидать, наблюдая за развитием событий, не собираясь открыто выступить против герцога, пока не станет ясно, что чаша весов склоняется в нашу пользу. Кеччо пришел в ярость, а горожане еще больше разозлились на него. Он уверял всех, что Флоренция придет на помощь, а когда Лоренцо ему отказал, в городе пошли разговоры о том, что он пошел против Джироламо без необходимой подготовки, не подумав о будущем. Мы умоляли Кеччо не показываться в тот день в городе, но он нас не послушал. Когда он проходил, люди смотрели на него в полном молчании. Его не восхваляли и ни в чем не винили, но мы чувствовали, что скоро его будут проклинать так же громко, как недавно благословляли. Кеччо шагал по улицам с каменным, бледным лицом. Мы просили его поскорее вернуться домой, но он намеренно замедлял шаг, чтобы растянуть время прогулки, как будто ему доставляли удовольствие страдания души. На площади мы увидели двух членов совета, которые о чем-то говорили. Они отошли на другую сторону, сделав вид, что не заметили нас.
Теперь нашей единственной надеждой оставался Рим. Папа прислал посланца, чтобы сообщить, что готовит армию, и попросил нас держаться. Сообщение об этом Савелло вывесил на ярмарочной площади, и толпа, читая его, восхваляла папу и Савелло. По мере того как влияние Кеччо падало, укреплялся авторитет Савелло. На заседаниях совета протонотарий все чаще добивался принятия своих решений, которые обычно противоречили мнению Кеччо. Не раз и не два решения эти он предлагал только для того, чтобы показать свою власть и унизить Кеччо. С каждым днем Кеччо становился все более замкнутым и молчаливым.
Стремление горожан к сопротивлению сильно уменьшилось, когда стало известно, что армия Лодовико в одном дневном переходе от Форли, тогда как из Рима никаких вестей не поступало. К папе отправлялись гонцы с просьбами ускорить выход армии или хотя бы направить какие-то войсковые части для поддержания боевого духа горожан. Жители поднимались на городские стены и смотрели на две дороги, одну – ведущую в Милан, вторую – в Рим. Герцог подходил все ближе. В город потянулись крестьяне со своими семьями, домашней скотиной, добром, которое могли увезти. Они говорили, что герцог приближается с сильной армией, и он поклялся предать всех форлийцев мечу, чтобы отомстить за смерть брата. Страх беженцев охватил и горожан, вызвав всеобщую панику. Ворота закрыли, всем взрослым мужчинам приказали взяться за оружие. Те запротестовали, спрашивая, что могут сделать неопытные люди против обученной армии герцога? Женщины плакали и умоляли мужей не рисковать своими драгоценными жизнями. Недовольство политикой Кеччо звучало все громче.
«Где армия из Рима?» Жители спрашивали крестьян, но те ничего не знали об этом. Дорога, по которой должна была прийти дружественная армия, оставалась пустынной.
Зато на дороге в Милан внезапно появился авангард войска герцога. Одни солдаты спускались на равнину, другие поднимались на вершину холма. Потрясенные горожане видели, какая огромная приближается армия – пять, десять, двадцать тысяч человек! Когда же появится арьергард? Паника в городе только усиливалась. Наконец вся армия разместилась на равнине и начала обустраиваться в суете, мельтешении, криках-приказах. Со стен казалось, что колония муравьев
