По сторонам хозяйки сидели приехавшие накануне в Петербург Софи и Сашок. Напротив – прогостившая у неё всё лето хорошенькая восьмилетняя Бесси Репенина, между гувернанткой и подростком в гимназической куртке. На девочке шуршало накрахмаленное платьице. Белокурые локоны украшал парадный бант.
Всякий завтрак и обед со взрослыми казался Бесси тяжким испытанием. Приходилось держаться тихо и чинно. Строгая miss Nash нет-нет, да и бросит укоризненный взгляд, и всё, чего хочется, нельзя: ни болтать ногами, ни смеяться, ни самой выбрать вкусную грушу.
Тётя Ольга отлично это понимала. Бесси с гувернанткой подали бы отдельно, в детской, не будь к столу неожиданного гостя, пятнадцатилетнего князя Феликса. Этот отдалённый родственник Броницыных был единственным сыном у родителей, которые обладали самым крупным состоянием в России. Узнав, что Феликса присылают к ней на поклон, тётя Ольга позвала его завтракать. Сначала – без всякой задней мысли, но затем подумала о Бесси, прикинула, что не успеешь оглянуться, как девочка подрастёт, и замечталась… Последовало распоряжение англичанке привести свою воспитанницу вниз завтракать со всеми.
Случайная мысль прочно засела в голове тёти Ольги. Не отвлекли ни подарки, привезённые из Парижа Софи, ни свежие анекдоты, которыми щегольнул Сашок, ни даже замечательные brochettes de gelinotte[293] несравненного Прохора Ильича. С начала завтрака её внимание сосредоточилось на сидящем перед ней мальчике-подростке. У тёти Ольги долголетним опытом сложилось убеждение, что человека распознать легче всего за картами или за едой. Но чем ближе она присматривалась к маленькому Феликсу, тем менее лежало к нему сердце. Было что-то тревожное в его редко красивом женоподобном лице и странной улыбке, напоминавшей портреты школы Леонардо[294].
Феликс держал себя весьма уверенно, изредка принимал даже участие в общем разговоре. А говорили обо всём понемногу: о долголетии попугаев, о лечении виноградом, о причудах последней парижской моды и о вновь открытой – третьей – Думе. Затем перешли почему-то на потустороннее и гороскопы. Зеленоватые русалочьи глаза подростка обвели присутствующих. Он рассказал про странный случай. Прошлым летом в Крыму какая-то прохожая цыганка согласилась показать его матери редкое гаданье на козлиной крови и, кстати, нагадала про него: в жизни без труда он достигнет всего – успеха, высших почестей и знаменитости.
– Excusez du peu[295], – не удержалась Софи.
«Нет, положительно, Бог с ним!» – разочарованно решила тётя Ольга и сейчас же успокоила себя приятным сознанием: Бесси всё равно будет так богата!.. Старухе стало даже как-то досадно на себя за интерес, проявленный к дрянному мальчишке.
Сашок иронически полюбопытствовал, какую изберёт Феликс карьеру. Оказалось, что родители вскоре отсылают его заканчивать образование в один из английских университетов.
Тётя Ольга неодобрительно поморщилась:
– Напрасно! Там учат только спорту.
– Mais c'est toute une discipline civique[296], – заметил Сашок.
– Просто – рассадник самодовольной умственной лености, – отрезала хозяйка дома, предупреждая взглядом старого дворецкого, чтобы тот отодвинул ей стул.
Сашок не угадал её намерения и продолжал:
– Английский fair play, self respect[297], палата лордов…
– К чему всё это? – нетерпеливо перебила тётя Ольга.
У неё начинала затекать нога.
Сашок загорячился:
– Лучше, что ли, наше павловское: на Руси дворянин тот, с кем я говорю и пока я с ним говорю?
Тётя Ольга с изумлением откинула седую голову:
– Как, и вы «с подболткой»[298]?
Это прозвище она давала либералам.
Добродушное лицо статс-дамы на мгновение стало строже и значительней. Характерный нос очертился резче над тяжёлой губой, придавая её профилю неожиданное сходство с постаревшим Людовиком XIV[299].
– Сашок, затронутый освободительным движением… Quelle plaisanterie!..[300] – сказала старуха, будто недоумевая, правдоподобна ли вообще такая чепуха.
Сашок промолчал. Повздорить с графиней Броницыной было рискованно, в особенности ему: её расположение и дружба были одним из главных козырей в его светском положении.
Хозяйка дома поднялась и расправила длинный хвост кружевного платья.
– Votre bras[301], доморощенный Мирабо[302]!
Все перешли в одну из гостиных с окнами на Неву пить кофе.
Софи собиралась уже было прощаться, когда хозяйке доложили: флигель-адъютант Адашев. Забыв мгновенно, что дома ждут, она осталась.
Адашев не принадлежал к числу бывавших запросто, без приглашений, у тёти Ольги. Увидев его, в орденах и с какой-то картонкой в руке, статс-дама вопросительно прищурилась: не прислан ли свыше? Стянутая жёстким корсетом поясница по-молодому выпрямилась.
В начале царствования юная императорская чета нередко обращалась за советом или справкой к опытной, всезнающей графине Броницыной. Когда царь ездил после коронации за границу[303], на неё была даже негласно возложена вся иностранная переписка монарха. Но за последние два года царская семья замкнулась, уединилась, стала приглашать к себе всё реже, и государь почти совсем перестал заговаривать с графиней о серьёзных вопросах…
Адашев поспешил объяснить причину своего визита и передал баумкухен из Роминтена. Извинился, что приехал в парадной форме, прямо из Царского.
Оттенок озадаченной натянутости, с которым встретила его статс-дама, мгновенно улетучился. Глаза её словно смеялись. Конечно, она была польщена и тронута заграничным августейшим вниманием… Но первым порывом хлебосольной хозяйки было справиться: позавтракал ли гость? Жаль, что он не доставил ей удовольствия пожаловать без стеснения прямо к столу!..
Начались расспросы. Адашеву пришлось подробно рассказать свой день при германском дворе. Он описывал живо и красочно, тактично выдвигая Репенина на первый план.
Софи молча, с интересом следила за рассказом. Разве Серёжа способен всё так подметить и передать?
Ей померещился муж: почему-то – его жилистая шея и волосатая грудь… простоватый раскатистый смех… вечные сигары!.. Она чуть вздрогнула.
– Доктор Кудрин, – внушительным басом доложил седовласый дворецкий.
– С Мишей?.. – радостно воскликнула, вся покраснев, маленькая Бесси, благовоспитанно сидевшая поодаль с гувернанткой.
Софи рассеянно повернулась к падчерице:
– Кто это?
– Мой жених! – пресерьёзно ответила девочка, сияя глазами.
– What nonsens[304], – ужаснулась сухая, как гренок, miss Nash.
Пренебрегая уничтожающим взглядом нелюбимой гувернантки, своенравная белокурая куколка стремительно метнулась навстречу испуганно остановившемуся в дверях десятилетнему мальчугану. У него была смуглая курчавая головка тех ребятишек, которые бегают по улицам Палермо, продавая апельсины. Вслед за ним появился длиннобородый подслеповатый толстяк – земский врач по соседству с тульским поместьем, где тётя Ольга проводила лето.
– Наконец-то собрались в наши края, нелюдимый бессребреник! – встретила его хозяйка с радушной укоризной и сейчас же принялась расспрашивать о деревенских новостях.
Застенчивый туляк, видимо, терялся в непривычной светской обстановке. Надо было дать ему освоиться.
– Австрийский посол[305], – доложил опять дворецкий.
Земский врач для бодрости духа провёл по потному затылку большим носовым платком. Пользуясь общей заминкой, Бесси властно схватила Мишу за руку и утащила в противоположную дверь.
Пожилой иностранный сановник нарядно склонил перед хозяйкой дома свою рослую, чуть сутуловатую фигуру. Он олицетворял, казалось, ту изысканную, неотразимую вежливость другого века, которой отличались дипломаты старой венской школы.
– Veuillez associer mes hommages a ceux de vos nombreux admirateurs[306], – сказал посол и сейчас же счёл долгом извиниться: – Un intrus est souvent pire… qu'ua cheveu dans une julienne[307].
Он находчиво изменил на лету начатую было русскую пословицу: у кого-нибудь из присутствующих ненароком мог найтись татарский предок[308].
– Vous etes toujours le bienvenu[309], – поспешила заверить гостя тётя Ольга и повела его в другую комнату.
Они уединились в её любимой полукруглой гостиной, полной столетней мебели, цветов и драгоценных музейных безделушек.
Привычный к роскоши сановник обвёл её восхищённым глазом знатока.
– Quel ravissant sanctuaire![310]
Статс-дама предложила гостю сесть в большое уютное кресло, располагающее к неторопливой доверительной беседе.