Подумал и тут же испугался своей мысли. А вдруг Василий догадается о ней?
Константин доволен, ещё ночь и день пути, и флот будет в Константинополе.
Жёлтый огонь свечи тускло освещает небольшую каюту со вделанными в стену резными шкафами. В одном хранятся мореходные карты и тяжёлые географические книги. На досуге Константин любит листать страницы из пергамента с описанием разных земель и народов. В другом шкафу - одежда и оружье.
Стены и потолок каюты из орехового дерева и ливанского кедра, узор к узору подогнаны. За стеной охрана переговаривается.
Под мерное покачивание дромона Константин заснул.
В полночь ветер прекратился, паруса обвисли, и в воздухе стало душно. Небо затянули тяжёлые тучи. Бывалые мореходы взволновались: быть шторму. На дромонах и хеландиях бросились спускать паруса.
Ветер подул незаметно. Сначала тонко засвистело в верхушках мачт, потом посвежело, и снова всё стихло ненадолго, чтоб разразиться ураганом.
Море взыграло! Оно бросало на корабли горы воды, ломало мачты и смывало людей с палуб. Море озлилось! Оно швыряло дромоны и хеландии, опрокидывало их, бросало друг на друга. Треск кораблей и людские крики потонули в рёве ветра. Кормчий бессилен, когда море разворачивает судно бортом к волне, высотой как несколько императорских дворцов…
Шторм унялся к утру…
Константин привёл в Золотой Рог меньше половины флота.
Печенег проводит жизнь на крупе коня. Степь - дом печенега. Кто отдаст свой дом добром?еченеги, кочевавшие у хазарской границы, донесли до хана Боняка весть, что хазары силу собирают. А против кого она, то пока им неведомо.
Хан встревожился. Прошлое лето сын князя Владимира Борис с дружиной немалой на хвосте у орды висел. Ныне, когда не стало Владимира и у русов меж его сыновьями нет лада, Боняку самый раз завет отца выполнить, да не ко времени хазарин коня седлает.
Хан Боняк хана Булана позвал:
- Скачи в Тмутаракань, - сказал он, - зови князя Мстислава заодно на хазар пойти.
У хана Булана сборы недолгие. Отбили от косяка табун коней, в дар князю русов, отхлебнули кумыса из одной чаши - и готовы в путь.
Сто воинов взял с собой Булан. Отряд уж не так велик, но в степи до самого Танаиса родные кочевья, вежи одной орды Боняка.
Надвинув на глаза остроконечный войлочный колпак, хан Булан с высоты коня оглядывает покрытую зелёным разнотравьем равнину. Местами она горбится холмами, изрезана буераками. Хан Булан радуется; хорошие выпасы, сытым будет скот. Он причмокивает губами, торопит лошадь. Конь переходит на рысь. Булан оглядывается, воины не отстают, скачут следом. Табунщики гикнули, и дикие, необъезженные кони, подарок Боняка Мстиславу, вытянувшись полукругом, понеслись, храпя, выстилая траву хвостами.
Одутловатое лицо Булана, покрытое потом и грязью, улыбается. Пусть топчут степь печенежские косяки…
Через широкий Дон переправлялись двумя частями. Сначала пустили табун. Кони поплыли, фыркая, высоко задрав головы. Тем временем воины, расседлав лошадей, достали из сум припасённые заранее конские шкуры, принялись набивать их сеном, сшивать ремнями.
Спешившись, Булан стал тут же, расставив колесом ноги и выпятив живот, покрикивал нетерпеливо.
Наконец плоты готовы. Печенеги опустили их на воду, сложили на них оружие, седла и одежду. Дождавшись, когда на той стороне табунщики собьют коней в табун, хан дал знак второй партии. Воины завели в реку лошадей, привязали к хвостам плоты и поплыли, держась за конские гривы…
За Доном повстречали русскую сторожу. На миг уловили зоркие глаза печенежского хана в высоком ковыле блеск железных шишаков и кольчуг. И нет никого.
Булан определил: сторожа мала, не больше десятка. Он хмыкнул, а вслух сказал ехавшему позади сотнику:
- Оросы рядом. Дозорных, что не углядели их, наказать…
А от русской сторожи отделился Василько и одвуконь погнал в Тмутаракань. Велел десятник Путята князя Мстислава упредить, что печенеги, числом до ста, с табуном идут. Ежели князя не будет, сказать о том воеводе Яну.
Сам же Путята с оставшимися воинами незаметно следом за печенегами пошли. Коням на морды сумки холщовые накинули, чтоб не ржали. У печенега слух острый.
Путята сразу определил: печенеги с миром идут, но не торговые, хоть и табун гонят.
«Верно, к Мстиславу», - подумал Путята, но, зная коварство печенегов, решил доглядать до конца.
Печенеги торопились, привалы делали короткие. Ночами от их костров тянуло запахом печёной конины, а к рассвету, затоптав огонь, они уже скакали дальше.
Хан Булан, хоть и больше не замечал русского сторожевого отряда, чувствовал: русские воины где-то неподалёку, они видят печенегов каждую минуту.
Булан посмеивался, говорил молчаливому сотнику:
- Пусть оросы идут по пятам, пусть гадают, зачем я, хан, еду к их конязю. Конязю Мстиславу тоже, верно, не терпится, из своей каменной кибитки выглядывает, меня, Булана, дожидается.
Сотник молчит, сотник весь внимание, он слушает хана, и хан снова довольно хмыкает. Степь не любит болтливых, подобных стрекочущим кузнечикам.
Ян Усмошвец заступил путь хану Булану. Князь не велел пускать печенегов в город. Пусть их отряд станет лагерем в степи, а хана Булана, чтоб не обидеть, сам воевода встретит и к Мстиславу приведёт.
Встретились на дороге печенеги с дружиной небольшой, натянули поводья, ждут. Русская дружина стоит спокойно. Впереди, без шишака и без доспехов, русый волос на плечи спадает, синее корзно внакидку, воевода князя Мстислава.
Воевода легко соскочил с коня, кинул повод отроку и в сопровождении толмача направился к хану. Когда приблизился и заговорил, Булан с трудом узнал в нем того отрока, что в войске князя Владимира под Переяславлем одолел печенежского богатыря.
Хан Булан уважал силу, и ему понравилось, что оросский воевода спешился и идёт к нему первый. Вот он остановился, отвесил поклон, коснувшись двумя пальцами самой земли, заговорил. Толмач перевёл:
- Князь Мстислав кланяется те, хан, и гостеприимство кажет…
А печенеги той минутой уже шатры ставят, костры разводят, с воза поклажу снимают.
Воевода же речь свою ведёт:
- И просит наш князь тя, хан, на обед к нему припожаловать. - Ян снова отвешивает поклон Булану и садится на подведённого отроком коня.
Безбородый печенежский хан чешет грязными ногтями шею, что-то ворчит в ответ.
- Я приехал к князю Мстиславу от брата моего, хана Боняка. И если ты, воевода, зовёшь меня к нему, я еду, - перевёл толмач.
Бок о бок русский воевода и печенежский хан вдвоём поскакали к видневшейся в отдалении Тмутаракани…
Город встретил Булана белыми домами посада, шумом торговых рядов, боярскими теремами за крепкими высокими заборами. С непривычки Булану стало жарко. Он вытер рукавом халата лоб, покосился на воеводу. Тот ехал невозмутимо, не обращая на печенега внимания. У ворот княжеской усадьбы подскочили отроки, приняли коней, и Ян повёл хана во дворец. Они поднялись по ступенькам на высокое крыльцо, миновали одну горницу, за ней вторую. Княжий дворец гудел многими голосами. Мимо, держа блюдо на вытянутых руках, пробежал отрок в красной рубахе. Другой нёс на плече кувшин. Ещё два дюжих отрока, покрикивая «берегись!», прокатили замшелую бочку с мёдом. Шум голосов нарастал. Воевода с ханом прошли в гридницу. За уставленными снедью столами пировали с князем бояре. Булан разглядел Мстислава. Весёлый, ворот нараспашку, он рассказывал о чём-то сидевшей от него по правую руку молодой жене. Та звонко смеялась. Увидев печенежского хана, Мстислав замолк, поднялся. Бояре затихли. Указав на место слева от себя, Мстислав сказал толмачу:
- Объясни хану, что мы рады принять его гостем. А о деле, с каким прибыл, потом говорить будем.
И сел. Ян подвёл Булана к скамье. Бояре носы в сторону поворотили, разит от печенежина конским потом и нечистым телом. Отроки принялись ухаживать за ханом, налили кубок искрящегося вина, положили на блюдо мяса жирного, грибов солёных. Булану за столом неудобно, ему бы на кошме да чтоб ноги поджать. Закатал он рукава и рукой кусок мяса в рот отправил. А потом хлебнул из кубка. Понравилось. Выпил всё. Отроки снова налили. Булан и этот кубок опорожнил. Ударило в голову хану веселье, песню запел. Не помнил, как под стол свалился, заснул под хохот бояр. Улыбалась Добронрава. Посмеивался Мстислав. Слаб гость оказался.
