Ознакомительная версия.
Сохор-нойон почувствовал его душевное состояние, спросил, что его угнетает. И Китбуга ответил, что после кровавой битвы с кыпчаками на равнине Улуг-Ана внутри у него словно бы все окаменело. Он перестал радоваться жизни. Ему кажется, что асуры завладели его душой. Надо сходить к Буха-заарину. Он умеет заклинать бесов.
— Хорошо, — согласился Сохор-нойон. — Но после твоего возвращения мы обязательно сыграем свадьбу. У богатура Торалджина выросла прекрасная дочь. Она подарит тебе сына.
Всего три дня пробыл Китбуга дома, а на четвертый взял резной посох с медным набалдашником, и пошел на родовую гору Бурх-а Халдун. Напрасно Алга-хатунь уговаривала сына остаться. Китбуга сказал ей, что асуры отняли у него душу, и он хочет вернуть ее.
По дороге Китбуга поменял свою шелковую нойонскую одежду и высокие кожаные сапоги на дырявый халат простого хукерчина и стоптанные гутулы.
Вроде бы и рядом гора Бурх-а Халдун, а не сразу доберешься до нее. Три луны пробежало в небе, прежде чем Китбуга поднялся на скалистую вершину. Отсюда хорошо просматривалась вся найманская степь. Но не это сейчас занимало его, а маленькие синеокие цветы сагаан-дали. Было непонятно, как они могут расти на безжизненных камнях.
Буха-заарин появился внезапно.
— Я ждал тебя, Китбуга, сын Чаная, — сказал священник. — Ты проделал долгий путь. Но остались ли в тебе силы противостоять асурам?
— Да, — ответил Китбуга.
Про Буха-заарина говорили, что раньше он был великий воин. С двумя тысячами верных нукеров Буха-заарин опрокидывал целые тумэны и брал приступом большие чжурчжэньские города. У него было много скота и наложниц. Но после того, как потерял на войне сына, Буха-заарин раздал нищим все свое имущество и ушел в горы. С тех пор минуло столько лет, что даже быстроструйная Тола побежала в обратную сторону. Однако и сейчас Буха-заарин все еще силен и грозен. Он был выше Китбуги на целую голову. Вот только глубокие, чем-то похожие на русла высохших рек морщины да клочья седых бровей на широком, обтянутом желтою кожею лице выдавали его старость.
Буха-заарин развел костер и приготовил настойку из горных трав. Она была вязкой и горькой, но Китбуга через силу выпил целый кунган. Ему хотелось поскорее освободиться от асуров, чтобы снова почувствовать себя легко и свободно.
Над головой висело черное, усеянное тумэнами холодных иглистых звезд небо.
Буха-заарин сказал, что во времена Есугея в Китае жил ростовщик по имени Хашэнь. Он не знал, куда девать свои несметные сокровища, и возле дома разбил сад, где деревья были отлиты из чистого золота, а дорожки усеяны драгоценными камнями. Но пришли чжурчжэни и убили Хашэня, а сад его разрушили.
— Я никогда не стремился к богатству, — слабо отозвался Китбуга и облизнул пересохшие губы.
— Это хорошо, — задумчиво произнес Буха-заарин. — Сосна на протяжении многих лет все такая же стройная и красивая, а трава за год прекращает свое существование. Бери за основу все лучшее, что накоплено веками. Пусть учение Отца Вечно синего Неба, процветающее в наших степях, коснется твоей души по воле Творца.
У Китбуги кружилась голова, а все тело становилось каким-то вялым и слабым, точно бы уже не принадлежало ему. Перед мысленным взором мелькали картины сражений, слышались бой барабанов, храп коней и предсмертные стоны раненых. Наконец он увидел кыпчакскую ханшу. Лицо ее было подобно луне, а длинные темные волосы чем-то напоминали речные заросли.
Китбуга пригляделся и скоро заметил у нее за спиной какое-то странное существо с головой шакала и телом человека.
— Моя кровь не даст тебе покоя, — смеялась кыпчакская ханша. — Я заберу тебя в подземное царство Иблиса.
Девушка пыталась схватить его за горло, а у Китбуги не было даже сил сопротивляться. Но вот появился Хабичи. Три копья торчали из груди баргута. Однако он смело бросился на асуров и разметал их, а потом мечом отсек девушке обе руки…
Когда Китбуга очнулся, Буха-заарина уже не было. Только тлеющие угли костра и опрокинутый кунган напоминали ему о том, что здесь произошло ночью.
Китбуга тяжело поднялся, и, ступая меж камней, свернул на тропу, которая круто падала в распадок. Мир выглядел загадочным и интересным. Он вспомнил слова бродячих монахов из Диарбекира и решил найти древнюю киданьскую столицу.
Китбуга перевалил через скалистые хангайские горы, сплавился на плотах по бурливому Хилку, прежде чем в изножье Хомушэ набрел на развалины Карабалгасуна. Сначала он не понял, что раньше здесь был большой город, но, когда увидел заросший густой травой ров и разрушенные крепостные башни, остановился и присел на обломок гранитной плиты. Она была гладкая и теплая, словно бы люди только вчера ушли отсюда.
Яркий луч солнечного света скользнул по загнутому носку гутула, и в высокой, едва ли не в человеческий рост траве указал извилистую, уводящую в горы тропу.
Китбуга поднялся и пошел по ней, и скоро среди обомшелых камней обнаружил узкую черную плиту, на которой по-уйгурски было высечено имя Елюй Амбаганя.
Китбуга скрестил на груди руки и долго стоял так, вспоминая, как отважный предводитель киданей вывел разгромленную орду из охваченной огнем столицы Срединной империи. Казалось бы, киданям некуда деться. Они должны были неминуемо погибнуть в знойной пустыне. Но Елюй Амбагань сумел отвоевать для своего народа богатые степи на западе Турфана. Он разбил арабов и в изножье Хомушэ построил великий город.
Как все изменчиво и преходяще в подлунном мире! Елюй Амбагань спас свой народ от верной гибели, а люди забыли о нем. Умерло поколение тех, кто был с ним в трудные дни, и имя его затерялось в летах.
На горизонте темнела зубчатая полоса леса. Там, в Черном бору, нашел свою смерть кэраитский Ван-хан.
Китбуга подумал о том, что неспроста покоятся рядом два великих человека. Он вознес руки к небу и произнес потрескавшимися от ветра губами:
— Абай-бабай, Отец Вечно синего Неба, на милость Твою уповаю. Прими их в Свое Ханство и упокой с миром.
После поражения кэраитов у синих хангайских гор в Великой степи воцарилось девятиножное знамя Чингиса. Хвала рыжебородому потрясателю Вселенной, который никогда не преследовал своих подданных за веру! Он даже сломал хребет прорицателю Кокочу за то, что тот сеял смуту в душах молодых царевичей и переманивал от них людей, заставляя совершать камлания.
Китбуга вспомнил спор Буха-заарина с бродячими монахами из Диарбекира. Ему было тогда всего семь лет, а такое чувство, что это случилось вчера.
Монахи увлеченно рассказывали найманам о Царь-граде, где от Церквей с золотыми куполами рябит в глазах, а самую главную из них ромеи называют Святой Софией.
Буха-заарин удивлялся, говорил, что обитель Творца не может носить имя женщины. У Бога нет матери. Он есть начало и конец всему сущему. Раньше была только тьма. Скопления ее двигались беспорядочно, но однажды они приблизились к краю пространства, в котором они обитали, и попытались проникнуть за него, чтобы омрачить «царство света». Против них вышел сражаться первый человек земли. Силы мрака растерзали его тело и отняли душу. И тогда пришел Сын Творца Вечно синего Неба.
— Все, что связывает нас с этим миром, греховно, — задумчиво говорил Буха-заарин.
— Ты не прав, — горячились монахи. — Создатель мира несет людям благо дарующий свет, все созданное Творцом прекрасно. Только мы по душевной слабости и склонности ко греху не чувствуем этой красоты.
На другой день монахи покинули кочевья найманов, а Буха-заарин ушел в горы…
Всю зиму Китбуга прожил на опушке Черного бора, а по весне, когда склоны окрестных сопок сделались синими от цветов ургуя, отправился домой.
Мать так обрадовалась ему, что велела хукерчинам заколоть десять самых жирных баранов, и позвала в юрту музыкантов-хурчинов, чтобы они игрой на лимбе и морин-хуре услаждали его слух.
Китбуга еще никогда не видел ее такой красивой. Алга-хатунь нарумянила щеки, надела туйбу и шэмхургэ.
— Завтра сыграем свадьбу, — сказал Сохор-нойон, отпивая араку из плоской деревянной пиалы.
— Дай мне сначала стряхнуть пыль с гутулов, — улыбнулся Китбуга.
— Ждать больше нельзя, — возразил Сохор-нойон. — У Торалджина горячий нрав. Я еще летом обещал ему сыграть свадьбу.
Китбуга ничего не сказал и вышел из юрты. У входа нукеры играли в шагэ. Он хотел было присоединиться к ним, но раздумал, обошел юрту с другой стороны и присел на серый валун у резной коновязи.
Мысли рождались ровные и спокойные. Китбуга думал о предстоящей свадьбе, о детях, которых подарит ему Борогчин.
Китбуга проснулся утром от ржания сотен лошадей. От яркого солнца и пестрых нарядов рябило в глазах. Он был рад, что Буха-заарин пришел на его свадьбу.
Священник ударил в бубен и запел слабым старческим голосом:
Ознакомительная версия.
