ГЛАВА ВТОРАЯ
... В монастыре из-за постоянной усталости и недосыпания я долго не мог проявить себя достойным образом. Только через несколько месяцев брат, обучавший послушников латыни, заметил мою удивительную память. Так же, как королева Бертрада, монахи захотели устроить испытание. Они заставляли меня учить Евангелие фрагмент за фрагментом, проверяли по тексту и восхищались. К концу испытания все сошлись во мнении, что из мальчика получится выдающийся учёный богослов.
Надежды их не оправдались. Выучив наизусть все четыре Евангелия, я теперь отлично цитирую их, но совершенно не способен поддерживать богословские беседы. Видимо, моя голова подобна сундуку, в котором хранятся сокровища.
Несколько лет я провёл в этом монастыре, то изучая тексты и песнопения для литургии, то пропалывая морковку и прочие овощи. Монастырская жизнь состоит из бесконечного количества важных вещей — от начищения подсвечников до подбора священных текстов для адораций. Я настолько погрузился во всё это, что редко вспоминал даже свою мать, не говоря уже о принце Карле.
Однажды я расставлял чаши на алтаре перед богослужением. Предстоятель уже облачался, готовясь выйти служить, как вдруг в ризницу прибежал один из братьев и что-то прошептал ему на ухо. Предстоятель засуетился, позвал министрантов, и они вместе начали торопливо листать антифонарий. Месса задерживалась. Не зная, что мне делать дальше, я отошёл в сторону и стал на колени перед дарохранительницей. Тут прозвонил колокольчик, возвещающий начало мессы, и я услышал неизвестное мне, скорбное песнопение. Весь ход богослужения тоже казался незнакомым. Я сообразил, что это — заупокойная служба и, подойдя к послушнику, только что вышедшему из ризницы, шёпотом спросил:
— Кого отпевают?
— Короля, — одними губами ответил тот.
Это значило, что власть вскорости перейдёт к принцам, или хотя бы к одному из них. Покойный Пипин ведь тоже поначалу правил вместе с братом, но тот предпочёл власти монастырское уединение.
«Ну, всё, — подумал я, — теперь мне точно не достичь никакого расположения. К принцу-то непонятно было, как подступиться, а про короля и вовсе думать нечего».
Прошло некоторое время. Королями стали оба принца, поделив между собой Франкское королевство. Карлу досталась часть, вытянувшаяся узким полумесяцем с севера на юго-запад. Наш монастырь и замок, где прошло моё детство, попадал в его владения.
Я всё гадал, что меня ожидает в будущем. Ни одного хорошего варианта в голову не приходило. За стенами монастыря — строгое укоризненное лицо матери, чьё поручение я теперь вряд ли смогу исполнить. В монастыре меня вроде бы оставлять не собирались, да мне и не хотелось провести всю жизнь в молитвах и огородных работах. А на должность переписчика меня вряд ли возьмут. Прекрасная память не помогает писать красиво. Пока что при всём старании мои буквы то залезут за линию, то вообще шатаются, будто пьяные.
Как-то на вечерне я увидел в храме знакомого королевского управляющего. В последнее время он очень редко появлялся в монастыре. После службы он подошёл ко мне:
— Афонсо, ты ведь умеешь ездить верхом?
Живя при дворе, я играл с детьми аристократов, и мне давали покататься на лошади. Но я видел, как легко взлетают на коня настоящие наездники, кто проводит в седле всю жизнь. Поэтому ответил осторожно:
— Об особенном умении сказать не могу, хотя небольшой опыт имею.
Королевский управляющий нахмурился.
— Скверно. Король Карл хочет видеть тебя при дворе. Как же я повезу тебя?
«Всего-то?» — обрадовался я и уверенно сказал:
— До виллы-то я точно доеду. Я ведь уже однажды преодолел этот путь.
Управляющий усмехнулся.
— Ты думаешь, у короля только одна вилла? Нет, мы поедем на запад, в Ахен, Карл сейчас там. Но это неблизкий путь.
Понятно, что выбора у меня не было.
Рано утром мы выехали. К счастью, лошадь оказалась покладистой. Хотя бы не пыталась специально сбросить меня или отгрызть ногу.
— Так ты вообще ничего не знаешь про Ахен? — спросил управляющий, когда стены монастыря скрылись в голубоватой утренней дымке. Я помолчал, вспоминая.
Мой наставник говорил о королевских резиденциях, но подобного названия он ни разу не произносил.
— Но это ведь не королевская резиденция?
— Нет, конечно. Она находится в Нуайоне. Недалеко от Суассона, где правит Карломан. Но Ахен нравится Карлу. Поселение там заложили ещё римляне. И знаешь почему? Там есть целебные источники, они дают силу и возвращают молодость. Но раньше жить там постоянно людям было не в радость из-за Бахкауфа.
Про Бахкауфа я знал с детства. Про него любят рассказывать и на кухне, и в детских компаниях. Считается, что он нападает на пьяных. Садится к ним на закорки, заставляя катать его, оттого пьяницы так долго добираются до дома. А если они начинают молить о пощаде — становится ещё тяжелее. Но мне казалось, что это просто сказки. Я спросил:
— А разве он существует?
— Слава Богу, уже нет, — управляющий говорил так важно, будто сам победил чудовище. — Бахкауф утащил под воду много народу, но наш покойный король, славный Пипин, одолел его в жестоком поединке. Он отрубил ему хвост, дающий силу, и швырнул прямо в ручей. Правда, источники теперь пахнут серой — хвост-то был ядовитый.
— Значит, они уже больше не целебные, — заметил я.
Управляющий надолго задумался.
— Нет, — наконец сказал он с уверенностью, — они стали ещё целебнее, ведь король Пипин сражался с Бахкауфом во имя Господа нашего, Иисуса Христа.
Я благоразумно промолчал. После того как я узнал от матери, что христианский бог враждебен нашей семье — у меня вообще всё смешалось в голове. Верить в Христа и Пресвятую Деву теперь не получалось, а Афина со всем своим пантеоном казалась мне полусказочным существом вроде Бахкауфа, и не тянула на объект поклонения.
Кстати, как там мать? Не много я видел от неё ласки, но всё же надо почитать женщину, родившую тебя на свет (или это опять моё христианское прошлое?).
Да нет, конечно, я соскучился по ней! Интересно, удобно ли попросить заехать на старую королевскую виллу, чтобы с ней повидаться?
— Послушайте, — сказал я управляющему, — вилла, где мы жили, совсем недалеко, насколько я понимаю. Мне бы хотелось повидаться с матерью.
Управляющий посмотрел на меня с недоумением и прищёлкнул языком:
— Ты там, в монастыре ничего и не знаешь, кроме священных книг. И то правда, откуда тебе? Матушку твою Карл к себе взял вышивальщицей, ещё когда принцем был. А это что значит?
Управляющий важно поднял палец и замолчал, ожидая моего ответа.
— И что это значит? — спросил я, не найдя никакого объяснения.
— А значит это, что матушка у тебя теперь кочевая. Карлу-то на месте не сидится, любит он с виллы на виллу переезжать. И все его люди с ним, кто ко двору приписан.
— Получается, что матушка сейчас в этом Ахене?
— Так и получается. Правильно соображаешь, — управляющему явно нравилось разговаривать со мной в покровительственном тоне. — Теперь с матушкой своей навидаешься досыта.
«Как бы не переесть, — с тоской подумал я, — теперь-то она меня уж точно в покое не оставит».
Ехали мы больше недели. Отдыхали на постоялых дворах. К концу пути я чувствовал себя странно. Будто мои ноги искривились и приняли форму седла. Они очень болели, и я опасался выглядеть неуклюжим, когда меня призовут к новому королю.
Ну, вот и Ахен. Он представлялся мне величественным городом — ведь его основали римляне. Однако домишки, построенные наполовину из дерева, наполовину из глины, не впечатляли. Улицы казались грязными. Мы переехали но шаткому мостику через небольшой ручей, не прибавлявший городу ни красоты, ни величия.
— Вот здесь и водился Бахкауф. — Управляющий со знанием дела указал на тусклые тёмные воды. — Будем надеяться, у него не было наследников. — И он, воровато оглянувшись, плюнул в ручей.
Королевская вилла в Ахене тоже меня не восхитила — квадратная постройка из дерева с глиной. Похоже, она отличалась от бедняцких жилищ только размерами. Правда, комнат в ней и впрямь оказалось немало, побольше, чем в замке, где прошло моё детство.
Нас встретил конюх, которого я помнил ещё с давних домонастырских времён, и незнакомая девушка. Видимо, её послали проводить меня. Простившись с управляющим, я пошёл за ней по свежевыструганным ступеням, стараясь не шипеть от боли в ногах, измученных верховой ездой.
Девица, не оборачиваясь, бодро топала вверх. Одета она была в простое платье из некрашеного льна.
«Служанка, — подумал я. — Навряд ли она знает, когда король собирается принять меня».
Всё же решил спросить:
— Скажи, милая девица...
Мгновенно обернувшись, она пронзила меня надменным взглядом.
— Баронесса Имма, племянница Гимильтруды!
