Ну и лица у них сделались! Они взирали на меня с ужасом, будто у меня отрос ядовитый хвост, подобный Бахкауфу.
Когда я закончил, один из них почесал в затылке и с сомнением произнёс:
— Чудеса... Как по писаному вещает.
Остаток дороги они беседовали между собой уже не так охотно. Зато делились со мной припасами на привале.
Наконец перед нами открылось поле, уставленное палатками. Воин со шрамом сказал:
— Приехали. Это лагерь.
— А как мне найти короля? — поинтересовался я. Он посмотрел на меня непонимающе:
— Кого найти?
— Его Величество, — ответил я, а сам подумал: если Карла здесь опять нет, ещё одного путешествия мне не выдержать.
— Вот как... — неопределённо протянул тот, — это ведь... — И вдруг неожиданно бодро закончил: — Да вон знамя на шесте трепещется. Ну, с Богом, мальчик. Береги свою умную голову.
Помахав воинам, я спешился, чтобы проверить, не утратилось ли умение ходить. С лошадью в поводу побрёл к палатке, над которой развевалось трёххвостое красное знамя с шестью розами.
У королевской палатки толклись двое стражников. Они никак не могли понять, кто я такой. Пока пытался объяснить — полог откинулся, и оттуда вышла королева Бертрада.
Первый раз в жизни я рассмотрел её, будучи в нормальном состоянии — не болея и не волнуясь, как на том испытании, когда нужно было читать наизусть. Королева была высока — уж точно выше моей матери. Её карие глаза таили в глубине такую же искорку, как у сына Карла. Тёмные волосы блестели словно лошадиные бока. Выглядела она величественно, но изящно, несмотря на слишком большие ступни, обутые в красные остроносые сапоги.
— А! — сказала она. — Это мальчик, которого поцеловала молния! Вижу, твоя матушка совсем не дала тебе отдохнуть. И что это? — она посмотрела на лошадь рядом со мной. — Неужели Имма так расщедрилась, что позволила бедному юноше ездить на своей любимой кобылке?
— Ваше Величество! Она разрешила мне только доехать сюда, — ответил я, стараясь произносить слова чётко, как учили в монастыре на курсе риторики.
— Что ж потом? Как она заберёт лошадь обратно?
Я слышал в Ахене, что королева Гимильтруда собирается навестить Карла в ближайшее время. Племянница, скорее всего, будет её сопровождать. Так я и сказал королеве-матери. Она нахмурилась:
— Вот это совсем лишнее. К тому же Гимильтруда пока не королева.
«Как всё сложно! — подумал я. — Вроде ведь жена Карла, почему не королева?»
— Иногда случаются путаницы в обрядах, — сказала Бертрада непонятно, но очень строго. — Недопустимые путаницы.
Расспрашивать королеву мне не пристало. Я опустил голову в знак согласия и повиновения. Бертрада взглянула на меня с благосклонностью:
— Можешь зайти в палатку, немного отдохнуть с дороги, — она кивнула на стражников: — А лошадью займутся эти люди.
И решительными широкими шагами направилась к соседней палатке.
Зайдя внутрь, я смущённо присел на краешек одной из шкур, устилавших пол. Как именно принято по этикету отдыхать с дороги в королевском шатре? Уж наверное, не валяться, как у себя дома, хотя... если честно, валяться мне давно не доводилось, да и дома своего нет.
Я принялся разглядывать внутреннее убранство.
Собственно говоря, никакой особенной роскоши не наблюдалось, кроме шкур. Правда, меха на шкурах тонкие и красивые — не овца, уж точно. Посередине из земли торчал толстый пень, служивший столом. На нём — железные миски, большие песочные часы и тусклый жёлтый кубок. Всё очень просто, но кубок-то, похоже, из золота, хотя и неполированный.
Больше смотреть было не на что. Королева Бертрада не возвращалась. Двойное путешествие сильно вымотало меня. Сам не заметил, как заснул, прямо сидя на шкуре.
Меня разбудил высокий и бодрый мужской голос:
— Он целое состояние стоит. Но не зря. От такого удара, как сегодня, голова с плеч, как птичка слетает, а мне хоть бы что!
Послышался голос Бертрады:
— Не поверю, чтобы ты да позволил по голове себя ударить! Ты и высокий, и мечом лучше всех владеешь.
— Надо же было шлем проверить. Вдруг зря за железку столько золота плачено?
— Голова-то твоя дороже золота.
— Милая матушка! Бог не попустит мне такой нелепой смерти. Мне во имя Его ещё слишком много всего нужно сделать.
Тут до меня дошло, что в шатре — король. А я позорно дрыхну, вместо того, чтобы приветствовать его сообразно этикету.
Вскочив так резко, что закружилась голова, я попытался преклонить колено перед Его Величеством, и чуть не упал. Король расхохотался.
— Мальчик, которого укусила молния! Тебе нет равных по внезапности.
Я почувствовал, что краснею от стыда, но заставил себя закончить приветствие.
Глаза Его Величества смотрели с любопытством, длинный нос придавал лицу острое насмешливое выражение.
— Ну, так как же с налогами кесарю? — спросил король. — Нужно их платить или нет?
Я не сразу понял, о чём речь. Невероятно, чтобы король помнил моё испытание столько времени! Однако он его помнил. Он помнил всё.
Насчёт налогов я теперь знал правильный ответ:
— Нужно, Ваше Величество. Потому, что кесарю — кесарево, а Богу — Богово.
— Вот это правильно. Не зря мы тебя учили. Отдыхай теперь.
Его Величество повертел в руках пресловутый шлем. Увидев, что я всё ещё стою, заметил:
— Приказы короля должны исполняться, — и неожиданно гаркнул: — Повелеваю — отдыхать!
От неожиданности у меня подкосились ноги, и я рухнул на шкуру, тем самым незамедлительно выполнив королевское повеление.
Король продолжал беседовать с матерью, которая помогала ему снимать кольчугу.
— Непременно будем и дальше ковать такие шлемы. И давать земли в пользование воинам. Аквитанию, с Божьей помощью, мы замирили, только впереди ещё много войн.
— С Гунольдом самим-то что? — спросила Бертрада. — Сдался?
Карл усмехнулся.
— Очень неловко ему сдаваться после того, как он весь запад против меня поднимал.
Бертрада придирчиво осматривала кольчужные колечки — не погнулись ли где.
— Куда же он делся? Ты убил его?
Король помолчал, глядя на свою кольчугу, и вдруг озорно улыбнулся.
— Сбежал твой Гунольд. Скрылся в Гаскони. Что посоветуешь делать с ним? Оставить в покое, может?
— Да ты же всё равно не оставишь! — вздохнула королева-мать. — Оно и правильно. Один раз восстал, значит, и второй захочет.
В этот момент послышался странный звук — то ли шорох, то ли шипение. Бертрада, откинув полог, выглянула наружу.
— Дождь. Всё небо обложило. Вовремя ты сегодня войну закончил.
Карл задумался о чём-то, поглаживая рукоять меча. Потом неожиданно обратился ко мне:
— Афонсо... ведь так твоё имя? Скажи, как ты считаешь: хорошо ли воевать в дождь?
— Должно быть, хуже, чем в хорошую погоду, — сказал я нерешительно.
— А если в ливень, в бурю, в грозу, а? — Его Величество заговорщицки наклонился ко мне. Я поёжился, вспомнив грозу, в которую мы попали с матерью.
— Совсем, наверное, нельзя. — И осмелился добавить: — Вероятно, в бурю никто не воюет.
Словно подтверждая мои слова, где-то недалеко ударил гром.
— Отлично! — воскликнул Карл, переворачивая песочные часы на столе. — Матушка! Прикажи скорей накормить этого юношу, а я пойду, соберу всех. Когда песок досыплется, мы выступим.
И выскочил из палатки под дождь.
— Вот такой он, — вздохнула королева Бертрада. Высунула голову наружу, крикнула: — Радегунда!
Тут же из соседней палатки выбежала босая женщина. Прошлёпала по лужам и выжидающе сунула голову в королевский шатёр.
— Покорми его, — велела королева. Служанка сделала мне жест, следовать за ней, но королева остановила её: — Сюда принесёшь. Он ещё успеет вымокнуть.
* * *Видимо, судьбе было угодно испытать меня на прочность. Только что я думал, что не вынесу ещё одного путешествия, и вот уже трясусь в седле, мокрый до нитки, а вокруг бушует настоящая буря. Куда и зачем едет королевский отряд — мне неведомо.
Через некоторое время дождь немного утих, что не очень-то обрадовало короля. Мы подъехали к широкой реке.
— Гаронна, — объявил Карл. — Афонсо, ты умеешь плавать?
Как же мне хотелось сказать, что не умею! К несчастью, я был лучшим пловцом среди мальчишек из замка в Австразии. Пришлось сказать:
— Умею.
— Вот и хорошо. — Его Величество выглядел довольным. — Возьмём тебя с собой, посмотрим: вдруг ты приносишь удачу? — И обратился ко всему отряду: — Бурдюки. Быстро!
В руках у каждого из воинов оказались кожаные мехи для вина. Их надували и накрепко затягивали верёвками горловины. Такой же мех протянули мне. Я взял его в руки и продолжал стоять удивлённым столбом, пока какой-то воин не ткнул меня в бок локтем, показывая на ненадутый бурдюк. Я начал исправлять свою оплошность, причём дул так старательно, что потемнело в глазах.
