Женщины заспешили к чинаре. Сначала они вешали на ветки цветные лоскутки, отрывая их от какой-нибудь части своей одежды, потом привязывали - каждая к своей ветке - еще один мешочек с монетами, не считая положенного раньше к ногам смотрителя гробницы. После этого каждая обнимала двумя руками ствол дерева, припадала к нему, шепча молитву, вытирая слёзы, и, поцеловав напоследок чинару, отходила в сторону, уступая место следующей.
Так продолжалось довольно долго - женщины поочерёдными группами подходили сначала к шейху, потом к дереву и возвращались обратно, туда, где они неподвижно стояли до начала божественного откровения, похожие на забор из чёрных досок, скрывающий их лица и фигуры, каждая - привязанная к своей доске, каждая - траурно перечёркнутая паранджой сверху вниз.
Когда паломничество женщин закончилось, к чинаре приблизились шейх Исмаил Хурумбай и шейх Бузрук Ходжа. В четыре руки, как опытные сборщики хлопка, снимали они с веток мешочки с серебром, складывая их к себе за пазуху.
Хамза, успокоившийся и затихший, стоял около отца, молча наблюдая за всем происходящим. Ему были непонятны слова смотрителя усыпальницы, обращённые к женщинам. Его интересовало только одно - зачем надо привязывать мешочки с пожертвованиями к веткам, если их все равно нужно потом снимать? Не проще ли было бы сразу отдавать деньги шейхам? Он даже хотел спросить об этом у отца, но Хаким-табиб, закрывший глаза и что-то быстро шептавший, был, по-видимому, снова погружен в благодарственную молитву, и Хамза, зная, что отец не любил, когда кто-нибудь прерывал его разговор с аллахом, оставил свой вопрос без ответа.
Ему было уже скучно стоять здесь, перед мазаром, без всякого дела. Он устал от подъёма на гору - ступени, вырубленные в скале, были рассчитаны по своей высоте на взрослых; он хотел спать - ночью во дворе чайханы они спали прямо на земле и совсем мало.
Но тут перед священным мазаром произошло событие, которое вошло в душу мальчика и запомнилось на долгие годы гораздо сильнее, чем приобщение к духу святого Али-Шахимардана.
Два человека пронесли через расступившуюся толпу носилки, на которых, скорчившись, неподвижно лежал на боку человек, покрытый цветастой накидкой.
За носилками шёл высокий худой старик лет семидесяти с кизиловым посохом в руке. По одежде это, несомненно, был муслим, то есть мусульманин, но смуглое, скуластое лицо его выдавало уроженца очень далёкой местности. Было что-то самостоятельное и независимое в его походке. Это был гордый, уверенный в себе человек. Глаза его смотрели прямо и твердо - ни тени смирения и обычной униженной почтительности не было в них. И в то же время в глазах незнакомца угадывалась какая-то затаенная тоска, усталость, надломленность, какое-то тщательно скрываемое отчаяние. Он шёл, тяжело опираясь на посох: подъём в гору, очевидно, стоил ему немалых усилий.
Носилки опустили на землю перед Мияном Кудратом. Старик отвесил смотрителю усыпальницы подобающий высокому духовному сану поклон.
Миян Кудрат пристально, изучающе смотрел на пришельца.
По обеим сторонам от него уже встали родственники - шейхи Бузрук и Хурумбай. Из гробницы торопливо вышел шейх Махсум и присоединился к старшим шейхам.
- Да возвеличит вас всевышний! - с торжественным достоинством обратился к Мияну Кудрату старик. - Да воздаст он должное вашей святости и учёности! Да вознаградит вас аллах за вашу заботу о больных и убогих людях!
Пришелец говорил напряжённо, пытаясь смирить свою врождённую независимость и гордость.
Святой Миян Кудрат, не отвечая, в упор сверлил незнакомца жарким огнём своих больших чёрных зрачков.
- Во многих землях и странах известно ваше великое искусство исцелять самые тяжёлые человеческие недуги, - продолжал старик. - Ваша слава идёт по земле, опережая эхо ваших шагов...
- Вы преувеличиваете, почтенный, - холодно оборвал старика Миян Кудрат, - я не лекарь. Я только повергаю к праху Али-Шахимардана молитвы правоверных. Дух святого Али исцеляет тех, кого он находит достойным.
- Нет, нет! - вытянув вперёд ладонь, быстро заговорил незнакомец. - Не уменьшайте моей надежды...
Неожиданно с ним произошло что-то странное. Голос его дрогнул. Он вдруг как-то обмяк и надломился. Из старика словно вынули стержень. И ничего не осталось от той уверенности, с которой он ступил на площадку перед мазаром. Сгорбленный, стоял перед главным шейхом старый, уставший, близкий к отчаянию человек.
- Я принёс к вам моего сына, - поникшим голосом сказал старик и показал на носилки.
(Вглядевшись, Хамза увидел, что на носилках лежит мальчик, может быть, всего лишь на несколько лет старше его самого.)
- Это моё единственное дитя! - проникновенно и горько продолжал старик. - Неизвестная миру болезнь вот уже несколько лет истязает его - он не может стоять на ногах. Я побывал с ним во многих местах. Медицина бессильна. Остаётся последняя надежда - милосердие святого Али...
- Как ваше имя? - строго спросил Миян Кудрат.
- Мебува.
- Кто вы?
- Торговец.
- Пророк Магомет всегда хорошо относился к торговле, - назидательно сказал главный шейх гробницы. - Считал её одним из самых достойных занятий для мусульманина.
Старик выпрямился. В глазах его снова засветилась гордость и независимость. Он опустил руку в карман и достал большой жёлтый кошелёк.
Шейх Махсум привычно вышел вперёд, чтобы принять пожертвование, но смотритель гробницы сам взял кошелёк и открыл его.
- Не много ли здесь? - прищурился Миян Кудрат. - Вы слишком щедры...
- Жизнь сына для меня бесценна, - сказал Мебува, - а милосердие святого Али неоценимо.
- Достойный ответ, почтенный Мебува, - согласился смотритель и передал кошелёк Махсуму.
Медленно подойдя к лежащему на носилках мальчику, главный шейх долго смотрел на больного. Потом откинул цветастую накидку и начал щупать скрюченные ноги, тело, руки, плечи.
Положил руку на лоб.
- У него очень высокая температура, - сразу определил шейх.
- Да, да, она держится вот уже несколько месяцев, - поспешно подтвердил Мебува.
- Вы упустили время, - выпрямился Миян Кудрат, - болезнь задела суставы, а температура ослабила сердце... - Лицо сберегателя усыпальницы было равнодушно, непроницаемо. Весь его вид говорил о том, что старик сам виноват в тяжёлом состоянии своего сына. - Но есть надежда, что святой Али...
Мебува рухнул на колени.
- Я умоляю вас, великий человек! - жалобно заговорил старик. - Спасите моего сына!.. Я не пожалею ничего, чтобы возблагодарить святого Али-Шахимардана.
- Нужно сильное средство, - холодно произнёс главный шейх, - очень сильное, чтобы встряхнуть весь организм вашего сына.
- Я согласен, я согласен на всё, - горестно закивал головой Мебува.
Смотритель гробницы подозвал к себе шейха Махсума.
- Где дервиши?
- Божьи люди сидят там, за мазаром, - показал рукой Махсум. - Они вкушают пищу, которую ниспослал им святой Али.
- Позови их.
Чем больше всматривался Хамза в лежащего на носилках больного мальчика, тем сильнее охватывала его сердце жалость к нему. Но ещё больше жалел он старика отца, стоявшего на коленях перед носилками. Если даже ему, Хамзе, было так тяжело карабкаться сюда, на гору, то каково же было подниматься по этим высоким ступеням старому Мебуве?
Хамза посмотрел вниз, в долину реки. Как красиво было вокруг! Как ярко и приветливо светило солнце, серебря снежные верхушки гор! Как весело и молодо зеленели вдали луга, покрытые цветастой накидкой тюльпанов и маков! Как таинственно и загадочно плыло на фоне чёрных скал белое облако, похожее на большого лебедя или скорее на сказочный ковёр-самолёт из "Тысячи и одной ночи"...
А больной мальчик на носилках не видит ничего этого, потому что он не может даже приподнять голову. И старик Мебува тоже не видит, потому что глаза его залиты слезами.
Почему же должны мучиться эти люди, если всё так хорошо и красиво вокруг - солнце, небо, горы, луга, цветы, облака?
Грустно сделалось на душе у Хамзы. Ему вдруг очень захотелось чем-нибудь помочь старику Мебуве.
- Ата, позвал Хамза отца, трогая рукав его халата, - а ты не можешь вылечить этого мальчика?
- Нет, сынок, не могу, - вздохнул Хаким. - Я всего лишь обыкновенный табиб. А ему не сумели помочь даже учёные доктора.
...Из-за угла мазара показалась толпа дервишей, одетых в разноцветное тряпьё и острые конусообразные шапки. С шумом и гвалтом окружили они носилки, звеня висящими на поясах медной посудой и железным хламом.
- Эй, божьи люди! - зычно крикнул Миян Кудрат. - Довольны ли вы пищей, которую послал вам Али-Шахимардан?
- Довольны! Рахмат! - кривляясь и гримасничая, закричали в ответ дервиши. - Святой Али хороший хозяин!
- Тогда устройте нам радение, но только настоящее радение! - двинулся к дервишам главный шейх. - К нам прибыл смиренный мусульманин, у сына которого в сердце поселились дьяволы! Только вы одни, самые честные и праведные мусульмане, можете изгнать их. Ло иллохо! Илло оллоху!
