Ознакомительная версия.
Шах-Хурбан взять эту власть после смерти матери просто не могла, она была замужем и имела свой дом. А теперь? Неважно, будет ли казнен Лютфи-паша или его просто пожурят, но Повелитель обязательно согласится на их развод, значит, Шах-Хурбан сможет вернуться в гарем. Зря Хуррем надеется, что она придет просить милостиво разрешить занять какие-то комнаты или взять на содержание своих слуг. Нет, Шах придет хозяйкой, как положено сестра Повелителя!
Хуррем постаралась перебраться в Топкапы ближе к султану, надеясь, что Старый дворец захиреет сам по себе? Зря надеется, сестра султана вернет ему былой блеск, позаботится о том, чтобы гарем пополнялся новыми красавицами, достойными ложа Повелителя, воспитает новую Хуррем, но только послушную ей самой. Имея под рукой умную красавицу, сместить Хуррем будет нетрудно, проклятая роксоланка уже в возрасте, она на четыре года старше самой Шах.
При мысли об открывающихся возможностях Шах-Хурбан повеселела и решила, что ссора с мужем и его пощечина весьма вовремя и кстати.
– Мы еще посмотрим, Хуррем, кто кого будет просить о милости!
Поняв, что натворил, Лютфи-паша бросился в гарем за супругой, но его не пустили.
Но теперь предстоял разговор с братом. Убежав от разъяренного мужа, сама не менее разъяренная Шах попросила защиты у султана, но лишь на время. Теперь предстояло доказать, что жить с жестоким Лютфи-пашой невозможно, пусть казнит его, но, главное, пусть поставит сестру во главе гарема в Старом дворце. Лютфи-паша уже вовсе не интересовал сестру Повелителя. Если этот неблагодарный посмел поднять руку на ту, что привела его к такой власти, пусть гниет в могиле! Шах была уверена, что брат прикажет казнить зятя, если уже не приказал.
Меньше всего Сулейману хотелось заниматься женскими склоками, но Шах-Хурбан не простая одалиска, она сестра и после смерти Хатидже единственная (о Бейхан Султан, мужа которой казнил еще в первый год своего правления и которая явилась в траурной одежде, объявив, что надеется вскоре надеть траур и по нему самому, Сулейман старался не вспоминать; еще одна сестра Фатьма Султан замужем за санджакбеем Мустафой-пашой и в Стамбуле бывает редко).
И все же он не представлял, что делать с сестрой и зятем. Это зависело от того, что станет просить Шах. Она младшая из сестер, она, как и Бейхан, внешне похожа на мать, а нравом в отца – султана Селима. Хатидже, наоборот, молчалива, как брат, и сдержанна, как Хафса Айше. Сулейману частенько не хватало Хатидже Султан, просто ее присутствия, корил себя за казнь не только друга, но и мужа сестры. Хатидже была живым укором Сулейману, но она прощала Ибрагиму-паше все, даже предательство ее самой, значит, простила бы и попытку встать выше самого султана.
С первых слов стало ясно, что Шах-Хурбан не намерена прощать супруга. Она старательно поворачивалась к брату левой стороной лица, чтобы он лучше разглядел расплывающийся от удара крепкой руки Великого визиря синяк.
– Ты хочешь развод или чтобы я его казнил?
На мгновение Шах-Хурбан задумалась, чего она действительно хочет. Злость на мужа уже прошла, а хотела она одного: встать во главе гарема, но как сказать об этом султану?
– Позвольте мне вернуться в гарем под Вашу защиту.
Сулейман все понял сам. Ну, уж нет! Война в гареме ему совсем не нужна. Он прекрасно знал, как относятся к Хуррем его сестры, и как отвечает султанша, сводить в гареме двух сильных женщин, каждая из которых имеет право этот гарем возглавлять, не просто опасно, означает превращать их жизнь в сплошную битву.
– Шах-Хурбан, ты боишься своего мужа?
– Да, Повелитель, он способен поднять на меня руку.
– Не бойся, он завтра же уедет в Дидимотику, – мгновение понаблюдал, как вытягивается лицо сестры, и добавил: – Навсегда. Дом останется тебе, и не будет необходимости жить в Старом, пропахшем гарью дворце.
Что ей оставалось? Только целовать руки брата, благодаря за заботу и избавление от мужа-драчуна.
Что у Шах-Хурбан имелось? Был муж. Пусть и странный, но Великий визирь, заботившийся о доме, было положение сестры султана и супруги Великого визиря.
Что осталось? Большой дом и необходимость теперь самой о нем заботиться и положение не то вдовы, не то разведенки.
Действительно развестись? Но кто возьмет ее замуж в таком возрасте и опасаясь судьбы Лютфи-паши? К тому же и брат не вечен, ему сорок седьмой год, скоро уступать место Мустафе, это понимают все. Мустафе… Вдруг Шах-Хурбан поняла, что нужно делать! Она вернет опального супруга на должность Великого визиря, и уж тогда он будет шелковым, не только руку, глаза не посмеет поднять на нее без разрешения! И бредни по поводу кожаного мешка и Босфора для блудной жены выбросит из головы навсегда. Правильно, Дидимотика ему в самый раз, чтобы подумал, прочувствовал, на кого поднял руку.
Когда приехала домой, Лютфи-паши не было, евнух шепнул, что тот на заседании Дивана.
Лютфи-паша действительно был на заседании Дивана, где у него отобрали печать и передали второму визирю бывшему евнуху Сулейману-паше. Разозленный паша заскрипел зубами:
– Раб нами уже правил, теперь будет евнух.
Рустем-паша не сдержался, сдерзил, благо султана не было видно (хотя понимали, что он может сидеть, спрятавшись за решеткой):
– Что делать, если именитые умеют только драться…
Несчастный бывший визирь, к лишению должности получивший еще и приказ немедленно отбыть в Дидимотику в ссылку, вернулся домой, повесив нос. Увидел Шах-Хурбан, на мгновение заколебался, не попросить ли у нее прощения, вдруг все вернут? Но тут же вскинул голову: он не станет никого ни о чем просить, лучше в Дидимотике спокойно писать историю Османов, как давно хотел, чем выкорчевывать в столице прелюбодеяние и пьянство и препираться с бывшим конюхом, ставшим султанским зятем. А еще заглядывать в глаза давно опостылевшей жене. Не казнили и ладно, остальное переживаемо.
Но Шах-Хурбан вместо того, чтобы ерничать из-за падения виноватого супруга, вдруг заявила:
– Отправляйся в Дидимотику и сиди там тихо. Твое время еще придет.
Лютфи-паша воспрянул духом:
– Это Повелитель сказал?
– Это я тебе говорю! И не вздумай говорить дурно о шехзаде Мустафе, не то пострадаешь не только из-за длинных рук, но и из-за языка.
Мгновенно осознав, откуда ветер дует и что это за ветер, Лютфи-паша поспешил унести ноги подальше от возможных неприятностей в тот же день. С собой захватил только заготовки для будущей книги, которую он действительно написал, и весьма толково.
А вот в Стамбул и к жене не вернулся, предоставив ей полную свободу действий. Говорили, что они развелись официально, но, возможно, это были только слухи, которые так любил огромный Стамбул, вздохнувший после отставки Великого визиря и мужа-неудачника свободно.
Свободней вздохнула и Роксолана, потому что отпала угроза получить в гарем такую змею, как Шах-Хурбан. С сестрами султана лучше дружить на расстоянии, особенно если претендуешь на одно и то же – власть в гареме.
Чтобы больше никто на такую власть не претендовал, выход был один – ликвидировать сам гарем.
Как же Роксолане удалось отдалиться от гарема и сделать его неважным в жизни Повелителя?
Уже несколько лет не было на свете валиде Хафсы, отошла от дел верная ей хезнедар-уста Самира, Роксолана все взяла в свои руки и вполне достойно справлялась.
Но ее все больше тяготило огромное ненужное хозяйство. К чему держать столько девушек, если султан большинство и в глаза не видел? Зачем нужны десятки, а то и сотни капризных, ленивых бездельниц, которые от этого самого безделья занимаются лишь интригами?
Роксолана знала жизнь гарема изнутри, знала то, о чем и не догадывался Сулейман, она лучше самого Повелителя понимала, что гарем лишь обуза. Но разве можно его уничтожить? Гарем это показатель богатства, состоятельности правителя, султан просто обязан содержать сотни лентяек и щедро одаривать их, тратя сумасшедшие деньги на приобретение безделушек и нарядов, на евнухов, еду, прислугу, охрану… на лекарей, массажисток, парикмахеров, швей, истопниц…
Зачем?! Султан Тень Аллаха на Земле, Повелитель двух миров, но разве при этом он не человек, не может жить, как другие люди, довольствуясь одной женщиной? Разве не может по-настоящему любить, хранить верность, разве обязательно окружать себя этими сотнями женщин, большинство из которых несчастны, потому что живут весталками.
Порядки в гареме жестче монастырских, иначе нельзя, иначе свары, склоки, интриги погубят все. И мужчин, кроме Повелителя, нет, большинство одалисок довольствуются друг другом, евнухами или просто мечтами. А они красивы и умны, часто талантливы, могли бы рожать таких же красивых детей…
Роксолана жалела и боялась гарема. Не того, что не сумеет справиться, а ненависти, зависти, злобы, которые способны отравить жизнь. Мечтала вырваться, жить с Сулейманом где-нибудь вне этих стен, пусть и закутанной с ног до головы. Что золото и шелка, что самые изысканные яства, что дорогие каменья и опытные массажистки, толпа служанок и прекраснейшие сады, если за всем может стоять гибель.
Ознакомительная версия.
