Мамка Волохова рассказала о ранешних приступах царевича. Что он грыз руки и кормилице, и мамке, и даже от черной болезни поранил сваей царицу мать. В один приступ обгрыз руки дочери Андрея Нагого. Еле ее от него отобрали.
Эти приступы царевича очень заинтересовали Василия Ивановича Шуйского. Прекрасно помнил он приступы бешенства и садизма папочки царевича – Ивана Грозного. Он все спрашивал о них и спрашивал. И думал: «А каков был бы царевич на престоле? Может, правильно, что Господь Бог прибрал его. Прости меня, Господи!»
Подошли с другого конца. Кто первый ударил в колокол?
Ничего не прояснилось. Получалось так, что все слышали колокол, но никто не приказывал звонить.
Вдовый поп Федот Офонасьев, по кличке Огурец, говорил, что услышал звон у себя дома, что звонил сторож Кузнецов. А он, Федот, зазвонил уже потом, когда царевича убили. И приказал ему звонить Михайло Нагой.
Сторож Кузнецов утверждал, что звонил он как всегда, а не из-за царевича. А большой звон был уже после.
Спросили Нагого, зачем давал приказ звонить? Нагой ответил, что сам услышал звон, чтобы мир сходился, у себя дома и только после этого прискакал во дворец.
Применили пытки. Благо в комиссии был специалист. Никаких сенсационных открытий не сделали.
И все это время люди стрелецкого стольника Засецкого держали город под четким контролем. Ни один человек, даже посланный самим коварно умным Шуйским, не покидал город, не будучи обысканным с ног до головы до последней одежной застежки.
И никто почему-то не заметил отсутствия врача-наставника влаха Симеона. Как будто его никогда и не было при дворце.
И никто не обратил внимания на несуетливое присутствие доверенного лица Афанасия Нагого, его слуги и вечного спутника крепостного Юрия Копнина. Он незаметно и тихо, но очень навязчиво проводил какую-то свою политику среди обслуги.
Этот человек, полутоварищ-полуслуга Афанасия Нагого, сочетал в себе психологию и все качества феодала и крепостного раба одновременно. Он не делал ошибок и своими советами спокойно направлял следствие по нужному Афанасию Нагому руслу.
Старший из Нагих, Афанасий Федорович Нагой, был видным, устоявшимся государевым человеком. Служил в посольском приказе еще у Ивана Грозного. Долгoe время был послом русского царя при крымском хане. Дважды опасным считалось это место. Многие на нем теряли голову. А он уцелел, и с прибылью.
Сам Афанасий, может быть, вел бы дело лучше и тоньше, чем его наперсник. Копнин работал грубее, но все равно он абсолютно не делал ошибок.
В результате долгой и обстоятельной работы московская комиссия пришла к выводу, что царевич сам обрушился на нож из-за недогляда царицы и всей женской обслуги.
Что все угличские Нагие – Михайло, Андрей и Григорий – виноваты в побитье государевых людей: Михайлы Битяговского с сыном, дьяков и многих служилых и жильцов.
Виноватой сильно нашли царицу Марию в подстрекательстве к убийствам и в недогляде. Виновата была и вся царская обслуга.
Царицу пока оставили в покое. Всех Нагих в цепях увезли в Москву.
Теперь город с ужасом ждал государевой расправы.
Прошла молва, что татары выходят из Крыма. А в такое время любая попытка смуты жесточайшим образом подавляется.
Кажется, монета правителя Годунова упала орлом вверх.
* * *
Девятнадцатого мая в глубокую ночь, в дождь, в ворота английского подворья в Ярославле раздался дикий стук. Видно было, что пришедшие – не самые застенчивые гости и пришли не зря. И что они достучатся до своего.
Английский посол Горсей, располагавшийся там в эту пору, поднял на ноги вооруженную охрану, и его люди с зажженными факелами подошли к воротам. За воротами находился всадник, его впустили.
Это был старый знакомый Горсея по английским сношениям еще при Иване Грозном – Афанасий Нагой. Он спрыгнул с коня, отдал поводья охране и просил Горсея провести его в свободную комнату для разговора.
Афанасий рассказал, что в Угличе беда: люди Годунова убили царевича. В городе бунт. Царица при смерти. У нее припадок, судороги, выпадают волосы и срочно нужны лекарства.
– Почему люди Годунова? – спросил Горсей.
– А чьи? – в ответ спросил Афанасий.
Горсей растерялся. Поддерживать такой разговор в стране, где всем ведал хитрейший правитель Борис Федорович, было опасно.
И если царице плохо, то почему за лекарствами прискакал дипломат самого высокого ранга, а не слуга? Причем он ехал за лекарством верхами более ста километров – из Углича в Ярославль?
Горсей не рискнул вдаваться в подробности. Его многолетнее знакомство с этой более чем странной страной научило его как можно больше думать и, по возможности, вообще не говорить. Особенно с государевыми людьми. Лучше лишний раз сочувственно по-азиатски поцокать языком.
Здесь каждый умный и образованный человек чувствовал себя иностранцем, а каждый иностранец чувствовал себя образованным и умным человеком.
Он дал Афанасию Нагому все лекарства, какие подходили к случаю (в основном успокаивающие), проводил его до ворот, обнял и пожелал быть живым и здоровым.
После этого он зажег свечу в своей комнате, присел к столу и дописал несколько осторожных, описательных (без оценок) страниц к уже готовому дипломатическому отчету.
Отчет составлялся для пославшей его английской королевы Елизаветы. Назавтра этот отчет уехал в Англию с купцами из этого же ярославского английского подворья.
* * *
Влax Симеон серьезно готовился к уходу в неизвестность. Собирался, как на зимовку. Закупал книги, приборы, карты, одежду, ткани, оружие. Брал все лучшее из гостиных дворов у иностранцев. Слава Богу, денег у него было много. Афанасий Нагой выдал ему половину дохода со всех имений, производств и жалований.
Целыми днями он с парой слуг ездил по городу и покупал, покупал, покупал. И в лавках, и в больших магазинах. И свозил все товары к знакомым латинянам в немецкую слободу. Там стояла его большая, хорошо отлаженная походная карета на случай неожиданного разгрома Нагих в Москве.
Он рассчитал точно.
И когда через несколько дней к подворью Нагих в Москве подъехал десяток стрельцов, латинянина в городе уже не было. Вместе с веселым кучером Иаковом он уже проехал третью заставу.
* * *
Первым отчет комиссии просмотрел Годунов. Он пролистал его, сидя за своим столом на Красном крыльце.
Отчет его устраивал полностью. Читал он быстро, потому что накануне человек Андрея Петровича Клешнина все пересказал ему довольно дробно.
Годунов читал больше для порядка, чтобы все видели, что он первочей при государе Федоре. И для того, чтобы все знали, что он чист и совсем не в курсе дела.
Не сделав никаких замечаний, он пригласил комиссию в полном составе из Красного крыльца в Среднюю палату.
Годунов и царь Федор слушали отчет комиссии. Рассказывал митрополит Геласий.
– Нами установлено, государь, что младенец Дмитрий убился сам. Обрушился на нож во время припадка падучей. Значит, на то была воля Божья.
Все перекрестились.
– Его отпели и похоронили как положено по уставу. В Москву решили младенца не перевозить.
– Я уже знаю, – сказал царь Федор. – А почему?
Вмешался Шуйский:
– По многим причинам, государь. Особенно из-за слухов. Много ходит наветов на государевых людей. А прибудь младенец в Москву, к нему будут толпы недовольных собираться. Неизвестно еще, что выкинет чернь.
– И духовенство против, – решил сказать смелое думный Андрей Клешнин. – Угличский младенец убился сам. Это против Бога.
Присутствующие опять перекрестились. На глазах у Федора снова выступили слезы и побежали по щекам.
– А кто убил дьяков и Битяговского? – спросил Годунов.
– Черный люд, – сказал Вылузгин. – Казаки с пристани, жильцы, люди с базара. По наказу Нагих.
– И много народу безвинно побито? – спросил царь.
– Много, государь, – ответил Геласий. – Очень много. Потому что люди городские и дворцовые начали многие счеты сводить.
Члены комиссии и царские ближние люди долго совещались.
Решение было принято такое: Годунов подготовит грамоту для духовного собора, Геласий или патриарх Иов ее на соборе огласят.
Чтобы успокоить народ в Москве и по городам, список с грамоты разослать по городам с гонцами.
Черновик грамоты утвержден был такой:
«Царевичу Дмитрию смерть учинилась Божьим судом. Играл он через черту ножичком, напала на него черная болезнь, стало бить его и крутить зело сильно. В то время обрушился он на нож, и скорая смерть его случилася. Обо всем ведает Бог, все в его Божьей руке.
Перед государем Михайлы и Григория Нагих измена есть явная. Как смерть царевичу учинилась, велели они приказных людей государевых дьяка Михайлу Битяговского с сыном, Никиту Качалова и других дворян, жильцов и посадских людей, которые за правду стояли, побить напрасно.
