Но на следующий день к сотне Пыльцына прибыл отряд пушкарей с тюфяками. Целый обоз, поскольку пушки перевозились на телегах, так же как и порох в бочонках и принадлежности. Тюфяки – короткоствольные, крупного калибра, стрелявшие камнями или свинцовым дробом на небольшие, до двухсот шагов, дистанции, вселили в сотню уверенность. Пушкари поставили тюфяки за брёвнами, проделав небольшие амбразуры для стрельбы. Старший из пушечного наряда к урезу воды отошёл, засеку осмотрел, кивнул удовлетворительно. Пушек не видно, для татар «сюрприз» будет.
Через два дня на правом берегу реки показался ордынский разъезд. Выехали, постояли, пустили в сторону засеки несколько стрел. Долетела только одна, на излёте ударила в бревно, даже не воткнулась, упала. Ратники осмелели, выскочили, стали неприличные жесты показывать. Татары злобно щерились, проводили ладонью по шее, дескать – резать будем, когда время придёт.
Уехали и через какое-то время вернулись, но уже числом поболее. И похоже – с начальником, мурзой, поскольку один из воинов держал на конце копья, поднятого вверх, бунчук. У каж-дой татарской сотни или тысячи бунчук имел свой цвет, бунчуком отдавали команды, а ещё по бунчукам на поле боя хан мог видеть расстановку сил. У русских ратников вместо бунчуков был прапор, знамя. У сотни небольшой, а у всего войска великокняжеский, чёрный, с вышитым золотыми или серебряными нитями ликом Иисуса Навина.
Абсолютно не остерегаясь, мурза заехал в воду, коню по брюхо, осмотрелся. Такой бесцеремонности русские стерпеть не смогли. Пыльцын к старшему пушкарю подбежал.
– Чего смотришь? Стрельни по мурзе!
– Это мы мигом, лишь бы команда была.
Тюфяки уже заряжены, жаровня с углями рдеет, в ней запальники калятся. Пушкари подправили прицел на тюфяке, поднесли запальник к затравочному отверстию с порохом. Выстрел! Засека пороховым дымом окуталась. Когда чёрное облако в сторону сместилось, стало видно, как по течению убитая лошадь плывёт, а татары из воды труп мурзы вытаскивают. В злобе стрелы в сторону засеки пускать стали, но дальность велика, стрелы на излёте падали, вреда не причинив. Погрозив кулаками, ордынцы уехали. Старший пушкарь Трофим посожалел.
– Зря пальнули.
– Это почему же? – вскинулся Пыльцын. Мурзу убили!
– Теперь татары знают, что пушки у нас есть.
– И хорошо, в другом месте переправу искать будут. А то и вовсе не полезут, побоятся.
Слова Пыльцына не оправдались. За потерю мурзы татары решили поквитаться. С ведома хана или самовольничали – неведомо. А только далеко за полдень прискакала сотня. С ходу лошадей в воду погнали, сами рядом плыли. Пушкари засуетились. Тюфяки начали палить по целям в воде. Татарам не укрыться, свинцовый дроб хлестал смертоносным дождём по головам людским и конским. Вода в реке покраснела от крови. До левого берега никто не добрался, лишь несколько всадников, видя бесславную гибель сотни, кто не успел войти в реку, коней повернули. Нахлёстывали их под улюлюканье русских ратников. Трупы лошадей и ордынцев поплыли по течению. Даже когда пальба стихла, пушкари орудовали у тюфяков – чистили банниками стволы, заряжали, дабы готовыми быть к отражению новой атаки, доведись татарам сунуться. Через время прискакал посыльный.
– Князь Верейский интересуется, что за пальба была, не нужна ли помощь?
– Не нужна! – солидно ответил Пыльцын. Князь вскоре сам увидит окаянных.
Войска князя располагались немного ниже по течению Оки и должны были увидеть проплывающие трупы. Посыльный, успокоенный словами сотника, тут же умчался. Пушкари довольны, хорошо свою ратную работу сделали. А ратники досадуют, не пришлось с погаными биться. Фёдор, как и многие молодые гриди, жаждал схватиться с ордынцами. За ужином сотник сказал:
– Достанется ещё на вашу долю, мало не покажется.
Слова сотника оказались пророческими. На следующее утро на другом берегу показался ордынский разъезд. К урезу воды подъехали, наблюдали за засекой на другом берегу.
– Парни, не показывайтесь. Окаянные счесть вас хотят, так пусть в неведении будут.
Неожиданно на правом берегу со стороны деревни Юдинки показался небольшой отряд русских ратников. Как позже выяснилось, из рати воеводы Петра Фёдоровича, посланного на правый берег. Разъезд татарский сразу на них поскакал, только сабли засверкали. Сеча началась, да в виду гридей за засекой. Десятники к Пыльцыну кинулись.
– Евграф, дозволь помочь?
Медлил сотник. Засеку оставлять основным силам нельзя. Но и своих бросать в беде негоже, не зря у ратников клич есть – «за други своя»!
– Дозволяю десятку переправиться.
Евграф десятников обвёл глазами. Ткнул пальцем:
– Тебе. Бог в помощь.
Перст сотника указал на Тимофея Бармина, в чьём десятке Фёдор служил после младшей дружины. В десятке трое из новиков, остальные с опытом боевым, зрелые мужи. Мигом на коней взлетели – и в воду. Вода уже коням по грудь, Фёдор с лошади слез, плыл рядом, держась за луку седла. Самому бы, без поддержки, не выплыть. Оружие, шлем, броня – боевое железо тянуло вниз. Наконец кони выбрались на берег. С коней, с ратников вода ручьём текла. Не мешкая, вскочили на коней, и вперёд. Разъезд ордынский в клещах оказался. Русские впереди и сзади. Часть татар коней стала разворачивать, чтобы лицом встретить гридей. Рубка пошла яростная. Татарам отступать уже невозможно, за жизни свои дерутся. С прибытием подкрепления силы противников уравнялись. Первого своего противника Фёдор одолел быстро, ажно сам удивился. Вначале мечом расколол щит татарский – лёгкий, дерево кожей обтянуто, а окантовки нет. Меч не только щит расколол, но и пальцы на кисти татарину отсёк. Ордынец под второй удар саблю подставил. Удобна сабля в маневренном бою и когда щит есть. А против тяжёлого русского меча слаба. Каждый удар меча саблю в сторону отшвыривал, так что татарин едва в руке её удерживал. Слабеть ордынец стал, кровушка из обрубков пальцев хлещет. Изловчился Фёдор, привстал на стременах, сверху мечом ударил ордынца по плечу, располовинив врага до пояса. Остёр и тяжёл меч, жаль только – конец скруглён, колоть им нельзя, в отличие от иноземных.
А рядом другой поганый зубы скалит, в схватке бывшего новика, молодого гридя из десятка Тимофея сразил. С ним зачал сражаться Фёдор. Изворотлив татарин, опытен. Стоит Фёдору удар нанести, как сам ордынец сабелькой в ответ бьёт. И колющие, и режущие удары наносит. Щит выручал да куяк. Кольчугу так сковать кузнец не успел, только мерки снял. Фёдор удар нанёс, мощный, сверху. Татарин удар на щит принял, трещину щит дал. Ордынец из-под щита саблей кольнул. Клинок по пластинчатому железу скользнул, бок слева болью обожгло. Фёдор меч не вскинул, а вперёд клинком выпад сделал. Конец клинка скруглён, однако в лицо татарину попал, кровь хлынула из носа и глазниц. Взвизгнул по-бабьи татарин, в седле назад откачнулся, а Фёдор уже рубящий удар по бедру нанёс. Меч кость легко перерубил, как хворостину на тренировке.
Татарин от болевого шока замер в седле, единственный правый глаз прикрыл. Фёдор ещё удар нанёс, уже по шее, голову срубил. Обернулся в поисках противника, а бой почти закончен. Ратники добивают несколько ордынцев. Тимофей десятник кровью забрызган, вид страшный, глаза бешеные.
– Ты как, Фёдор, не ранен?
– Левый бок поранен, но крови мало.
– Сымай куяк, посмотреть надо.
Стянул Фёдор куяк. Защита не самая хорошая, пластины к ткани прикреплены, а всё же от смерти уберёг. Между пластинами на ткани разрез длиной в ладонь, на коже слева, на уровне последнего ребра рана, но не глубокая.
– Повезло тебе, парень. Из боевого крещения с царапиной вышел. На засеку вернёмся, мхом толчёным присыпем да перевяжем. Заживёт как на собаке.
Бой закончился полной победой. Татары же порублены, но потери и с нашей стороны есть. В десятке Тимофея двое убитых и оба из молодых. В отряде воеводы Петра Фёдоровича потери серьёзней, они приняли на себя превосходящие силы ордынцев, пока на помощь десяток Тимофея не подоспел. Обнялись в знак признательности и боевого братства.
