минуту, взял сигарету из серебряного портсигара. Протянул портсигар Блумбергу, но тот отказался.
— Надо же, как встретила вас Святая Земля! Объятьями мертвеца.
Блумберг натужно улыбнулся. Слишком живо было все в памяти: кольцо слабеющих рук, окровавленный торс, прижатый к его голой груди.
— Как жена себя чувствует? Для нее это было, вероятно, жуткое потрясение. Ужас. Даже представить не могу.
— Мне кажется, я больше испугался.
— Неужели?
— У вас есть какие-нибудь догадки, кто…
— Вы имеете в виду жертву или убийцу?
— Обоих вообще-то.
— Убитый, боюсь, человек довольно известный. Якоб де Гроот. Голландский еврей. Приехал в Палестину как журналист, симпатии всецело на стороне сионистов, но, как это часто бывает, а здесь даже чаще, чем можно предположить — жизнь в Иерусалиме его здорово изменила. В последние годы он восхвалял ультраортодоксов. Этих, знаете, в черных шляпах. Они, как вы, наверное, слышали, не слишком одобряют идею еврейского государства: для них это осквернение святой земли, священного языка и так далее. Но Де Гроот был относительно безобидный — поэт, знаете ли, причем довольно известный у себя в Голландии. Правда, я не читал его стихов. — Росс покачал головой. — Бедняга! И все-таки странный случай — арабская одежда и все такое. Хоть мы и не нашли при нем бумажника, вот вам мотив, полагаю. А что касается того, кто его убил, пока никаких идей. Думали, может, вы нам поможете. Расследование ведет капитан Кирш. Вы с ним еще встретитесь. Он…
Росс чуть было не добавил «один из ваших», но вовремя сдержался. Кирш не был похож на еврея и вел себя не как еврей. Вообще-то он ходил в ту же школу, что и племянник Росса, вот только мать его, поговаривали… или отец? Должно быть, все же отец, иначе откуда фамилия. Впрочем, какое это имеет значение?
— …Очень способный, — договорил Росс, но вышло неловко, он сам это понимал. И зачастил, пытаясь скрыть смущение: — Кирш молод, но быстро поднялся. Предпочел вместо Оксбриджа приехать сюда. Он с нами чуть не с тех самых пор, как ввели Гражданскую администрацию. Два года по меньшей мере. Если что-то срочное, он докладывает непосредственно мне. Лучшего работника в полиции не найти. Если кто и может выследить убийцу, так это он.
Но Блумберг отвлекся: за окном послышался крик уличного разносчика. Художник смотрел теперь мимо Росса, на окно за его спиной, где маячили редкие верхушки деревьев.
Росс взял со стола два листка бумаги и помахал одним из них — это была листовка из Уайтчепелской [13] галереи.
— Выставка, которую вы организовали в прошлом году.
— На Тедди Марша она произвела сильное впечатление. Только еврейские художники, правильно я понимаю? — Росс принялся зачитывать фамилии: —Липшиц, Модильяни, Паскин… [14] и вы.
Блумберг был почти уверен, что Россу эти имена незнакомы. Оно и понятно, зачем они ему?
Росс взял другой листок.
— А здесь Тедди пишет, — Рос провел пальцем по странице, отыскивая нужное место в письме, — что Тейт [15] приобрел одну из ваших картин.
— Увы, всего лишь рисунок.
— Но даже если так, все равно. Вы в достойной компании.
Блумберг кивнул. Росс, похоже, не имел ни малейшего представления о его манере и уж точно не знал, как пошатнулась репутация Блумберга за последний год. Его февральская выставка — своего рода эксперимент — оказалась провальной. В прессе сплошные нападки и насмешки, продать удалось всего одну работу, что едва покрыло затраты на материалы, а потом — надо же сделать такую глупость — он согласился на серию бесед в галерее, а газетчики только того и ждали. Он запомнил ту разгромную статью слово в слово: «ХУДОЖНИК ОБЪЯСНЯЕТ СМЫСЛ СВОИХ КАРТИН: Марк Блумберг, в настоящее время примкнувший к кубистам, выставляет свои работы в галерее Рэнсома, где раз в неделю излагает посетителям свои теории — вот бы его примеру последовали другие кубисты, футуристы и прочие искажисты, особенно иностранные. Тогда мы начнем понимать их картины, а может, и нет».
— Что ж, — сказал Росс и принялся рассеянно перекладывать предметы на столе. — Я рад, что мы познакомились. Если я могу вам чем-то помочь — обращайтесь без стеснения. А Кирш тем временем вплотную займется… этим досадным ограблением, этим убийством…
Росс умолк. Казалось, он хочет о чем-то спросить, но не решается. Блумберг удивился, заметив волнение собеседника, но через минуту губернатор, похоже, собрался с духом.
— Послушайте, старина, — продолжал он. — Не знаю, известно ли вам, но я все это время… как бы это сказать, чтобы вы не сочли за хвастовство… не только я, и другие, конечно, занимаемся восстановлением города. Есть у нас небольшое общество, вернее, на самом деле не такое уж маленькое, общество «За Иерусалим» [16] с отделениями повсюду — в Лондоне, Нью-Йорке, в Чикаго. У нас очень бережный подход: больше никакой штукатурки, никакого рифленого железа внутри городских стен, и больше ничего не сносить. Мы заново облицевали оголившиеся участки Купола скалы — вот какие вещи мы делаем. Пригласили гончаров из Мутахии, которые до сих пор работают по старинке, построили для них небольшую гончарную мастерскую, нашли печи для обжига возле аль-Харама [17] — вскоре после того, как заняли город. Ужасно интересно, и результат стоит того. Так вот я и подумал, конечно, может быть, вы вовсе не заинтересуетесь, но, может, если время позволит, не могли бы вы, отвлекшись от других работ, запечатлеть кое-какие места, здания, Муристан [18], к примеру. Естественно, вам заплатят…
Чувствуя, что пересек невидимую грань, Росс замолк.
— Вообще-то я такими вещами не занимаюсь.
— Нет-нет, конечно нет, вы человек известный, это была просто мысль. Что ж, очень приятно было познакомиться с вами, и если вы передумаете… — Росс покраснел.
Блумберг вышел из канцелярии и, спустившись по лестнице, обнаружил, что его поджидает желтовато-коричневый «бентли» с правительственной эмблемой.
— Сэр Джеральд просил отвезти вас куда скажете, сэр.
Блумберг откинулся на спинку широкого кожаного сиденья. Странно, с тех пор, как приехал в Палестину, он работает только в реалистической манере. Что-то заставило его прийти его к этой, как он считал, старомодной и непривычной для него манере. Публичная порка на страницах лондонских газет? Или что-то другое? Заполоняющий все белый свет? Он и сам не знал. И все же Росс странный какой-то, похоже, искусство его интересует больше, чем убийство.
— Так куда едем, сэр?
Блумберг назвал шоферу свой адрес, но потом передумал и попросил отвезти его в Старый город.
Джойс, в свободной белой блузе, длинноватой для нее, —
