крайней мере, к нему там всегда относились по-человечески.
– Помолчал бы ты, выблюдок [27], – процедил он. – Китайский прихвостень!
Франт поспешно протолкался от него подальше, однако тлеющий уголёк сомнения упал на сухую траву.
Собравшиеся заспорили, обсуждая действия полиции. Вернее, по мнению многих, бездействие.
Спор остановил всё тот же трезвомыслящий горожанин:
– Высадят десант, а нам и защититься нечем. Оружие в магазинах ещё вчера расхватали, когда «Михаил» с «Селенгой» пришли.
– В управе в ополчение записывают, – сказал мальчишка, как-то затесавшийся среди взрослых. – Говорят, ружья выдадут и револьверы.
Услышав про запись, несколько мужчин, пригибаясь, зигзагами побежали к управе, благо она была неподалёку, на углу Большой улицы. Остальные лишь проводили их взглядами.
– Вот они, истинные патриоты! – с пафосом сказал трезвомыслящий гражданин.
– А что ж вы сами не побежали? – послышался насмешливый голос.
– Я бегать не могу. У меня ноги больные и одышка. – Трезвомыслящий усиленно задышал, показывая всем, как ему трудно.
«Пойду-ка я в правление, – подумал Павел, – до него ж тоже рукой подать, там наверняка кто-то должон быть, можа, сразу и решат со мной».
Он не побежал, как другие, а спокойно пошёл, стараясь быть как бы в тени колонн Царских ворот, пули с того берега пролетали по сторонам тени, не попадая в неё. Прятавшиеся возле арки удивлённо проводили его взглядами, но последовать за ним никто не рискнул.
А в городской управе действительно шла запись добровольцев в ополчение. Несколько десятков уже записавшихся, выйдя на улицу, оказались на пути убегавших с набережной, однако не устремились вместе с ними в глубину города, а бросились обратно в управу, требуя немедленно выдать оружие. Его было так мало, что добровольцы вырывали ружья друг у друга, и дело доходило до крови. Неизвестно откуда появилось известие, что полсотни ружей есть в магазине купца Чурина. Он был тут же, на Торговой улице, его моментально вскрыли. Заодно взломали замки ещё у нескольких магазинов, но оружия всё-таки не хватало, и взять его было уже негде. К тому же нашлись ушлые обыватели, которые, захватив желанные стволы, понесли их домой с намерением применить для обороны собственных единоличных владений.
Зато другая часть вооружившихся устремилась на берег, чтобы дать отпор маньчжурскому десанту – слух пронёсся, что тот на подходе, – но там негде и нечем было укрыться, да и десанта не оказалось. Однако, словно в награду за их порыв, солдаты прикатили на берег конной тягой две пушки, имевшиеся в наличии, и, невзирая на огонь с китайской стороны, сделали несколько выстрелов по Сахаляну зажигательными бомбами. В городке вспыхнули пожары. Китайцы, видимо, в отместку, запустили по Благовещенску гранаты, но их разрывы не нанесли ощутимого вреда.
Паника в городе поутихла, да по-настоящему её, собственно, и не было: просто поначалу сработал эффект неожиданности. А потом горожане убедились, что противник стреляет плохо, попыток вторжения не наблюдается, и успокоились. Когда же через пару часов обстрел затих, на участках, определённых городской думой, развернулась работа по сооружению ложементов и траншей для укрытия ополченцев.
К тому времени июльские сумерки окутали дома и улицы. Увеличился поток телег и повозок из города на север: многие обыватели, опасаясь вторжения, предпочли выбраться в чистое поле и там переждать неопределённую и опасную ситуацию. У кого было оружие, берегли его как единственную в жизни опору, не продавали ни за какие деньги, а пытающихся отобрать грозили пристрелить на месте. За городом разбивались настоящие бивуаки, на кострах готовилась еда, и появились нищие – они ходили между кострами и выпрашивали еду ради Христа. Их не гнали, кормили и отводили душу в разговорах о будущих неприятностях и возможных бедах.
Военный губернатор, бывший за Зеей на посту № 1, узнал об обстреле поздним вечером и немедленно приказал вернуть в город две роты солдат, сотню казаков и четыре пушки с боеприпасами. А для восполнения уходящих сил велел создать крестьянское ополчение, что и было исполнено буквально на следующий день. Причём никто у крестьян согласия не спрашивал, всех здоровых записали поголовно. Кроме того, в Благовещенск были отправлены курсировавшие между постами пароходы «Газимур» и «Селенга». Их китайцы несколько раз подвергали ружейному и артиллерийскому обстрелу. К счастью, пока без жертв.
Генерал вернулся в город глубокой ночью и первым делом вызвал к себе подполковника Орфёнова и полицеймейстера Батаревича. Они явились полусонные, от усталости еле стояли на ногах. Заметив это, Константин Николаевич немедленно усадил их и попросил дежурного офицера приготовить чай.
Выпив свою чашку и подождав, пока офицеры придут в себя, требовательно сказал:
– Рассказывайте всё без малейшей утайки. Что произошло и что сделано. Начните вы, Леонид Феофилактович.
Рассказы Батаревича, а затем Орфёнова произвели на губернатора такое впечатление, что он не смог усидеть в кресле, вскочил и начал вышагивать по кабинету туда-сюда. Головы подполковника и полицеймейстера поворачивались, следуя за его движением. Они не знали, о чём думал при этом командующий войсками, но не сомневались, что о крайне важном на данный момент. Потому что сами думали о том же.
А генерал-лейтенант и наказной атаман Амурского войска размышлял о том, какой же он никудышний стратег – не сумел просчитать варианты поведения противника, двинул вверенные ему войска на самое простое, можно сказать, лежащее на поверхности направление и оставил Благовещенск без защиты. Китайцам ничего не стоило форсировать Амур, захватить город и устроить резню, подобную той, что была в Пекине. Не иначе как сам Господь спас русских.
Молчание затягивалось.
Наконец генерал остановился и глубоко вздохнул. Облегчённо вздохнули и офицеры, но, как оказалось, напрасно.
– Леонид Феофилактович, – негромко, но достаточно сурово произнёс Константин Николаевич, – вы ничего не сказали о наших городских китайцах. Мне сказывали, что они бегают с ножами по городу.
– Никак нет, ваше превосходительство, – вскочил полицеймейстер. – Это – безосновательные слухи. Когда начался обстрел, многие китайцы бежали из города и укрылись где-то по Марковой дороге, полагаю, в ложбине под горой, в перелесках. Завтра пошлю полицейских и казаков, чтобы вернули в город и всех переписали. И в городе проведём обыски. Всех соберём и отправим на ту сторону, чтоб не путались под ногами.
– Сколько предполагаете собрать?
– Да не меньше чем тысячи полторы-две.
– И где же вы их столько разместите?
– А во дворе лесопильни Мордина, – подал голос подполковник. – Места хватит.
– А как и где переправлять?
– Есть одно лишь место, где не стреляют, это – не доходя до Верхне-Благовещенского, – сказал Батаревич. – Но там нет лодок.
– На такую прорву лодок не найти, – снова вмешался Орфёнов. – Пусть уходят вплавь.
– Мы не знаем, умеют ли они плавать, –
