В каких выражениях Распутин передал Витте нежелание царя назначить его премьером, истории пока не известно. По Симановичу — это была округлая такая фраза со ссылкой на боязнь царя, что с ним сделают то, что сделали с сербским королем Александром, — просто убьют. Поэтому он боится назначать Витте.
По Валентину Пикулю, Распутин сказал Витте со свойственной ему манерой переиначивать слова и понятия: «Нет, Витя, не быть тебе премьером».
Сам же горделивый, самовлюбленный, нахрапистый граф Витте, заслуженный еврейский ходатай, не любил распространяться на этот счет. В своем двухтомнике, где он неутомимо расхваливает самого себя и свои заслуги на посту премьер — министра и великого замирителя в войне между Россией и Японией, скромно упоминает о том, что, мол, была встреча с Распутиным, где шла речь о моем возвращении на пост премьер — министра. В какой форме происходил разговор Распутина с царем относительно этого его «возвращения», можно только гадать. Одно известно доподлинно, что главным мотивом ходатайства Распутина было то, что Матильда старательно помогает людям по его запискам и что он, Распутин, встречается с Витте, и что царь может на него положиться. О самом же главном мотиве — о том, что Витте за мир с Германией, Симанович не упоминает. Можно предположить, что прямодушный Распутин сказал все же царю о приверженности Витте миру с Германией. И царь усмехнулся себе в усы и отверг предложение старца. И старец остался доволен таким его решением, потому что — видит Бог! — он выполнил свое обещание, но не в его воле всегда проводить назначение. Кроме того, он уже понимал, что из себя представляет прощелыга Витте. И стоящие за ним.
Как ни парадоксально, он был весьма и весьма неглуп, этот темный мужик. И был переполнен «брожением ума». Жизнь не дала ему образования, но природа наделила необыкновенной силой духа, воли, здоровьем, умом, талантами, бесстрашием, человеколюбием и удивительной, даже уникальной хитростью и ловкостью одновременно с детской доверительностью, непосредственностью и даже наивностью. Вместе с тем это было адское вместилище всех пороков. Это был христолюбивый до слез, порочный до безобразия, наивный до смешного, сверхъестественно везучий, могучий до небес, плаксивый до соплей, бездонный чревоугодник, бесконечно преданный царепоклонник. В нем было столько всего намешано, столько всего заквашено, нагромождено Природой. И все это так буйно перло из него, что и в самом деле он казался необыкновенным, сверхъестественным человеком. Этот природный хаос чувств и дарований в нем четко просматривается в его литературном сочинении. Да! Кроме его знаменитых записок министрам, завещания и прочего эпистолярного творчества до нас дошли некоторые его «перлы» литературного плана. Один из них — небезызвестное сочинение по случаю торжеств в Киеве в связи с открытием памятника царю — освободителю Александру II в 1911 году. Брошюра эта распространялась в Киеве и начинается так:
«Григорий Ефимович Распутин — Новый.
Великие дни торжества в Киеве!
Посвященные высочайшей Семьи!
Ангельский привет!
С. — Петербург.
Типография М. П. Фроловой, Галерная, 6.
1911.
Дни торжества киевлян…»
В общем и целом это полурелигиозный — полуобывательский бред косолапого мужика по поводу безграничной преданности и любви к царским особам. Бессвязный лепет, «брожение ума», пересыпанный бесчисленными восклицаниями умильного святоши: «О, Боже!» и «О, Господи!»
Но среди этого нагромождения эмоциональных всплесков темной души вдруг идет этакий пассаж более — менее вразумительных рассуждений о том, что наболело: «Ведь как же! Посмотрите на Союзников, как они подходят, как величайшие святые! Да где ж они будут врать? О, Господи! Все‑таки не так они вылили свое горе дорогому Отцу; они воистину слуги Церкви и Батюшки, Великого Царя. И собрались в Киев тысячами; идут они, как сокровища, всех названий партий и сплотились единым духом. Вот для них-то и нужно посещать Россию по разным городам. Когда они видят Царя, у них единый дух; а в них громадная сила, то евреям и деться некуда, — это оплот — кружки Михаила Архангела — у них сила и друг другу покориться не могут. Эти кружки нужны для евреев: они очень боятся. Когда они идут по Киеву, то жиды шушукаются и трепещут; армии меньше боятся, потому у них дисциплина не позволяет, а у «Союза русского народа» нет дисциплины. Теперь, как можно основывать кружки и не ссориться; то евреи и не подумают просить равноправия. Только надо, чтобы посреди них был пастырь — хороший батюшка. Так это Киев дал понять приезд Батюшки — Царя. Необходимы кружки, и начинать с водки, и чтобы не было ее; а кто пьет, тех нужно: от нее вред».
Трудно что‑либо понять в этом кружеве слов, в этом словоблудии, но все‑таки здесь проступают какие‑то оттенки мысли. Например, мне кажется, что Распутин своим иносказанием дает понять царю, всячески его превознося и расхваливая, что нельзя пренебрегать евреями, потому как «в них громадная сила» (он это понимает!), и они рады бы ходить под Царем — Батюшкой, только бы дали им равноправие. А националистические кружки «Михаила Архангела» и «Союза русского народа» сами не мирятся между собой и настраивают царя против евреев. Мол, возьми евреев в союзники, и ты будешь на коне.
Это весьма и весьма интересное место в литературном «шедевре» Распутина. Оно свидетельствует не столько о его миролюбии и великодушии, сколько выдает его, умудренного опытом в общении с евреями. Будучи купленным с потрохами евреями и пользуясь своекорыстно дружбой с ними, он и царю рекомендует подружиться с ними, потому что от этого «союза» будет ему великая выгода и польза.
Без всякого сомнения, что этот свой «шедевр» он показал Симановичу, от которого зависел во всем, а тот, совершенно естественно, показал своим единоверцам из золотой преисподней, и те, выдерживая стиль Распутина, подредактировали, закрутили ему этот великомудрый абзац,
обращенный к царю так, чтобы было им выгодно. Мало того!..
Памятуя о слабости царя, его любви к детям, о его повышенной чувствительности к ним в связи с болезнью Цесаревича, они помогли ему сочинить еще один абзац: «И как в виду всех перерождаются все учебные заведения при посещении Великого Монарха. Когда при проводах все классы на панелях, провожали с кротостью и радостью, а маленький класс девочек — пример и сравнение, как вели во храм Иоаким и Анна Святую Отроковицу, так и эти девочки готовы служить и Богу, и видеть Батюшку — Царя; это в них говорила чистота и ласка действия и отражалась на Святом Семействе. Дивная картина малюток — их святость.
Очень радуют все детские выходки, как они бросали цветочки по пути и намеревались бросить Их Величествам. Это смотришь — не видишь, что бросают они ручками, а будто хотят вместе с букетом упасть к ним в экипаж, на колени».
Этим своим сочинением Распутин страшно гордился. Как же — и мы, дескать, не лыком шиты! Интеллектуалы! Подвигнуть его на этот труд могли только друзья — благодетели из еврейской общины. Рассчитывая, с одной стороны, потешить и потешиться над самолюбием старца, с другой, подольститься к августейшему семейству. Чувствуется по тексту сочинения — они потрудились на славу. Не пожалели ни сил, ни денег. Не зря Распутин, когда был в Москве и уламывал упрямую «дусеньку», «московскую барыньку» Джанумову, хвастался ей: «Скоро у меня выйдет одно большое дело. Я получу шибко много денег».
Где по наивности, где по расчету, а где из тщеславия Распутин хорошо помогал евреям на деле осуществлять иудейский принцип: «Что можно нам по отношению к другим, того нельзя другим по отношению к нам».
АМБИЦИИ, ИЗМЕНА, ПРОВОКАЦИИ
Борьба между Старым и Новым дворами, а точнее между Николаем Вторым и Великими Князьями, искусно подпитывалась и направлялась неприязнью государыни Александры Федоровны, с одной стороны, и матерью Николая (Гневной, как называли в своих кругах вдовствующую императрицу — мать), с другой стороны, была застарелой болячкой, которую не гнушались бередить грязными руками как царедворцы — интриганы, так и еврейская камарилья.
Семейные недоразумения между молодой императрицей и ее свекровью начались еще до восшествия на престол Николая II. Еще при жизни великого князя Николая Николаевича (старшего), бывшего генерал — фельдмаршалом, которому приписывают авторство раздела России на четыре части. «Кавказ, по этому проекту, предполагалось отдать Николаю Николаевичу (младшему), Малороссию — Михаилу Александровичу, Сибирь — Константину Константиновичу, а Центральную Россию — Папе (Николаю II. — В. Р.)».
Знакомые штучки — разделяй и властвуй.
Те, кто спал и видел во сне развал Российской империи, всюду носились с идеей раздела, тайком настраивали великих князей. Это был извечный, много раз апробированный на практике прием еврейской общиНы, веками собиравшей обильные объедки со столов раздора. Даже людям, мало сведущим в политике, было ясно уже тогда, что разделение России на части приведет впоследствии к конфронтации «княжеств», что уже было в истории Руси. Конфронтация приведет к войне. А следовательно, к полному краху «Единой и Неделимой». Архитекторы разделения отлично понимали, что это «справедливое», как они говорили, разделение даст один желанный для них результат — развал могучей империи. А кусками ее легче будет заглотить. Это было понятно всем, кроме закусившей удила в своей ненависти Гневной. Да и великие князья не понимали, что травлей Императора роют себе могилу.
