поисковых отрядов, тащивший за собой пулемет «максим» на колесах, наткнулся на псарню, стоявшую в стороне от дворцовых построек, в глубине парка, переходившего в лес. Ворота были закрыты, заложены брусом изнутри. В веселом кураже искатели очередной забавы начали стучать в ворота кулаками и стрелять в воздух. Приотворилась щель в заборе, и в проеме появился Яков, псарь.
– Тут для вас ничего нет, – сказал Яков, дороги не уступая. – Одни собаки.
– Твои, что ль, собаки? – спросили у него.
– Михаила Александровича, – ответил Яков и губы поджал. – Царева брата.
– А ну отходи, пес царский! – потребовали красногвардейцы. – Мы проверим! – И отпихнули Якова прикладами, и добавили кулаками.
И веселым глазом моргнуть не успели, как из сумрака псарни серыми молниями обрушилась на них стая меделянов. Один красногвардеец упал на лежавшего ничком Якова, другой кровью залился – меделян одним прикусом вырвал ему горло. Началась паника. Застучали выстрелы. Пулеметчик направил свой «максим» в глубь псарни и открыл стрельбу. Собаки шли на незваных, как на приступ, и ложились замертво под огнем. Отступая, красногвардейцы добили Якова штыками и бросились кто куда. Сильные раненые собаки еще хрипели в лужах крови на полу псарни, уцелевшие вырвались на волю и разбегались по лесу. Одичание ждало их, как и всю Россию вместе с ними.
Последние меделяны
На том завершилась жизнь псаря Якова, а вместе с ним и история породы меделянов в России.
Судьба царя – для устойчивости власти этот вопрос большевикам надо было решить раз и навсегда. Сидя в эмиграции, в мирной обстановке, большевистские вожаки почитывали книжки, и поучительную историю Французской революции многие из них знали назубок. Свергнутый царь, гражданин Николай Романов, разгуливая на свободе, самим своим присутствием представлял угрозу для «власти рабочих и крестьян» – Ленина и его разбойного окружения. Уцелевшие сторонники прежней российской власти видели бы в царе притягательную для реставрации монархии фигуру. Стало быть, свергнутый монарх должен навсегда исчезнуть с горизонта.
Как это сделать – казалось бы, что тут может быть неясно! Об убийстве Николая задолго до октябрьского переворота грезили большевики из женевской «Каружки» и бомбисты из эсеровских боевых групп, анархисты и даже кое-кто в армии. Под революционными лозунгами захватив власть в Петрограде и не укрепившись пока в своем новом положении, Ленин всеми силами и способами стремился не допустить роковых ошибок вождей Французской революции. Решение о дальнейшей судьбе «гражданина Романова» было одной из первоочередных задач «гражданина Ульянова», и это решение он тщательно продумывал и взвешивал. То, что царя следовало ликвидировать, не допустив его выезда за границу, не вызывало у него сомнений: в Лондоне он станет белым знаменем реставрации и будет представлять реальную опасность для новой власти. Бывший царь – потенциальный враг, а врагов надо уничтожить, чтоб не смогли они помешать победе революции. Это – единственный верный ход, в другом нет нужды. На освобожденный народ надо нагнать смертный страх, и тогда он будет послушен. Страх правит людьми, а не любовь, запреты, а не разрешения – это должно быть ясно профессиональным революционерам, ломающим саму Историю через колено! А жалостливые либеральные интеллигентишки пусть не путаются под ногами и убираются вон. Этих слюнтяев надо будет выпустить за границу, пусть себе едут, и априори объявить их врагами – народ любит бороться с врагами из своих, такая освежающая борьба способствует идеологическому укреплению общества.
Итак, царь Николай… Нет царя – нет проблемы. «Почти нет», надо прибавить, чтоб не ошибиться. Остаются: властолюбивая жена, пятеро детей, брат, числившийся русским императором один-единственный день, две сестры и вдовствующая мать. Ближний круг монарха, императорская фамилия, каждый из членов которой может претендовать на престол. От них надо избавиться, всю семью извести под корень – это разумный прием самообороны, обеспечение безопасности пролетарского государства, не более того. Самообороны и устрашения… История не простит нам колебаний в этом вопросе. Всех – под корень! И начать надо, на пробу, с последнего царя, бывшего великого князя Михаила.
Хорошо было бы поставить на Дворцовой площади гильотину и обезглавить всю компанию – с воспитательными целями, учитывая французский бесценный опыт. Или, на худой конец, просто повесить. Но последствия такого публичного действа непредсказуемы – у мировой буржуазии свои представления о справедливости и морали, и она не собирается от них отказываться: народная казнь у всех на виду будет воспринята на Западе как проявление средневекового варварства, следовательно, не вызовет симпатии к нам у европейцев и таким образом помешает осуществлению всемирной пролетарской революции. А поэтому надо действовать целенаправленно, но скрытно. И не брать на себя лично ответственность за принятое решение: разгневанный народ сам расправляется со своими тиранами – это куда верней!
Такую точку зрения охотно разделяли с Лениным его приближенные – Свердлов, Зиновьев, Урицкий; они ничуть не сомневались в том, что всех до единого потенциальных претендентов на власть следует устранить как можно скорей. Такова тяжелая поступь Истории, и горе многим, кто оказывается на ее пути… Троцкого к «царскому делу» решили не привлекать – он был склонен к драматическим эффектам, и намечаемая казнь царя могла опасно воспламенить «демона революции».
Теперь надо было спланировать операцию, найти исполнителей, дать сигнал – и концы в воду… А в мутной воде русского бунта, «бессмысленного и беспощадного», среди охваченных кровавой вседозволенностью недоумков подыскать действующих лиц, с открытой душой готовых на цареубийство, было нехитрой задачей.
17
Июнь 1918-го
Угроза тюрьмы, а то и бессудной уличной расправы от рук пьяных победителей нависала над Михаилом – вплоть до марта 1918-го, когда его арестовали гатчинские чекисты.
«Гражданин Михаил Романов» оставался, начиная с октября, под прицелом победившей пролетарской власти. Что уж тут говорить о его брате: экс-царя с родней новые красные верхи и не думали оставлять в покое. И если в первые дни после февральского переворота Временное правительство не препятствовали Николаю и его семье уехать в Англию, в эмиграцию, то и из этого ничего не вышло: король Георг, опасаясь негативной реакции британской общественности, поостерегся посылать за кузеном крейсер. А потом было поздно: несчастного Николая поместили под домашний арест в Царском Селе, а оттуда, уже при большевиках, депортировали с женой и детьми в Сибирь, в ссылку.
После захвата власти в октябре 1917-го большевики, засучив рукава, принялись свинцом наводить порядок в стране; всякое проявление милосердия или слабости считалось у них преступлением. Члены царской семьи были им как бельмо на глазу: всякий недовольный жестокостью пролетарской диктатуры мог возложить надежду на спасение от нее на Романовых. Следовательно, с Романовыми надо кончать: такое решение было продиктовано большевикам пролетарским самосознанием и отеческой заботой о светлом будущем своей страны и всего человечества.
7 марта 1918 года великий князь Михаил Александрович, а вместе с ним и личный секретарь Джонсон с верным командиру ординарцем
