Вашвари предложил пятиминутный перерыв, во время которого Бела Сентпетери Кун отправился восвояси, а разбушевавшихся депутатов удалось утихомирить.
А дальше все пошло как по маслу. Предложили новую кандидатуру, и все проголосовали за Белу Жеденьи, преподавателя Мишкольцкой академии права, который стал председателем Временного Национального собрания, его заместителями выбрали Шандора Юхаса Надя и профессора Шанту (впоследствии лауреат премии имени Кошута, известный нейрохирург). Жеденьи вначале очень волновался, но потом успокоился, вошел в роль…
Священник Иштван Балог Покхашу предложил, чтобы Временное Национальное собрание приняло обращение, которое бы заканчивалось словами: «Да здравствует сильная, независимая, демократическая Венгрия!»
Потом начались прения. Были, разумеется, удачные выступления, были маловыразительные, большинство делегатов говорили о земельной реформе, о переделе земли. Бурными возгласами собравшиеся приветствовали победоносную Красную Армию. Многие депутаты упоенно требовали вздернуть Гитлера и Салаши, если такая возможность представится. Прозвучало предложение и об организации новой венгерской армии, которая должна принять участие в военных действиях против немцев (Бела Миклош)… Большинство выступавших поддержали идею об обращении к венгерскому народу, и оно было единогласно принято. На этом первый день работы Временного Национального собрания закончился. Завтра оно продолжит свою работу.
После ужина к нашему столику подошел доктор Эр-дёш, депутат от партии мелких хозяев. Эрнё рассказал ему о нашем путешествии в Москву и о миссии, которая тогда была на него возложена, о вновь создаваемом правительстве, высказал свои соображения по поводу его состава. Эрнё подчеркнул, что это правительство временное и что после освобождения Будапешта его следует реорганизовать или сформировать новое. Эрнё сказал, что согласен с мнением Тилди о том, что ни в коем случае нельзя препятствовать созданию Временного правительства, затягивать этот процесс, наоборот, надо всемерно поддерживать идею формирования Временного правительства. В результате этого разговора Эрдёш вскоре согласился принять пост государственного секретаря, от которого прежде отказывался…
22 ДЕКАБРЯ (пятница), город Сарваш. К сожалению, нам больше не суждено было наблюдать за работой Временного Национального собрания и формированием правительства. Утром к нам постучал небольшого роста младший лейтенант-переводчик и передал, что «господина майора хочет видеть генерал Сусайков». Он попросил нас побыстрее собраться и отправиться к генералу. Оказалось, что и Йошку Терека тоже подняли с постели. Я быстро оделась и отправилась в ресторан в надежде потом все-таки попасть на заседание парламента. Однако моим планам не суждено было осуществиться: за завтраком ко мне подошел младший лейтенант-переводчик и сказал, что звонил господин майор и предупредил, что будет отсутствовать несколько дней, и поэтому просил собрать самое необходимое и привезти ему. Я даже осмелилась спросить, нельзя ли это сделать после заседания Национального собрания, на которое мне так хотелось попасть, но он ответил отрицательно, начал торопить, «потому что господин майор и его друзья вскоре выезжают на фронт». Я собрала самые необходимые вещи для нас с Эрнё и для Йошки Терека, и тоже села в автомобиль. Через Хайдусобос-ло — Пюшпкладань — Кишуйсаллаш — Мезётур мы приехали в Сарваш. Здесь, вволю насидевшись, находившись по городку, после длительных расспросов я наконец набрела на двух грустных венгров. Они поначалу глазам своим не поверили, увидев меня с багажом. Между взрывами смеха мы еще ухитрялись обмениваться впечатлениями о происходящем, наш черный юмор основывался на том, что нас увезли из Дебрецена в самый неподходящий день, во время создания Временного правительства. На голову «железного папы» свалилась масса проклятий после того, как я сообщила мужчинам о том, что генерал знал о предполагаемой поездке еще вчера вечером от Григорьева…
Вечером за нами пришел капитан-переводчик, говоривший по-немецки, и какой-то майор с мрачным лицом. Меня тут же отправили в соседнюю комнату, где в это время ужинало пять новобранцев. Что и говорить, это были не самые веселые полтора часа в моей жизни, к тому же я плохо себя чувствовала; видно, меня сильно укачало в автомобиле. В это время у Эрнё почему-то выспрашивали, зачем он перешел линию фронта, что делал в это время, с кем из политических деятелей встречался он после возвращения на родину, где, когда и т. д. и т. п. Особенно подробно отца расспрашивали о Тилди и близких к нему людях. Вероятно, наша поездка носит политический характер.
23 ДЕКАБРЯ (суббота). Утром ко мне из соседнего дома пришел Йошка, и мы целый день проскучали. На завтрак, обед и ужин ели курятину.
После обеда мы пошли осмотреть жилище Йошки, и я решила, что мы тоже туда переселимся. Ведь в доме, где нам пришлось до сих пор ютиться, была ветхая, готовая вот-вот развалиться кровать без подушек, одеяла и простынь.
В доме, в котором поселился Йошка, жили супруги-железнодорожники, пенсионеры. Эти добрые старики были счастливы, что мы остановились у них в доме, они старались предвосхитить каждое наше желание и были рады, что им представился случай ухаживать за венгерскими военными.
24 ДЕКАБРЯ (воскресенье). На сегодня мы запланировали «бунт». Мы потребовали у переводчика, чтобы нас немедленно отправили к генералу Сусайкову, ведь Эрнё не отдыхать сюда приехал, ведь ему сказали, что он нужен генералу. Ему бы хотелось знать, что хочет генерал Сусайков.
Вскоре к нам пришел, но, разумеется, не генерал, а мрачный майор и капитан-переводчик, говоривший по-немецки.
Итак, рождественский вечер мы провели в Сарваше. Мы вспоминали близких, родных, отчий дом, пили водку, привезенную из Москвы, выпили за то, чтобы провести следующее рождество в мирных, более спокойных условиях.
25 ДЕКАБРЯ (понедельник, рождество). Сегодня была моя очередь бунтовать, я вызвала переводчика и попросила его организовать автомобиль, чтобы вернуться в Дебрецен. Мол, хочу поехать туда за своими вещами, которые мне просто необходимы, ведь я не знала, что мы так долго пробудем здесь, и я, между прочим, не готова… И еще я добавила, что, если не будет автомобиля, я пойду пешком…
Автомобиль мне, конечно, не дали, но снова появился тот самый майор, который вместе с переводчиком допрашивал отца. Нас с Йошкой опять попросили из комнаты. Эрнё снова задавали многочисленные вопросы, потом капитан с майором удалились, сообщив, что еще сегодня произойдут важные события…
Действительно, вскоре они вернулись и попросили нас упаковать вещи… Нас усадили в два автомобиля, и мы помчались в Кунсентмартон. Пока в нашем новом «жилище» топили печку, мы нанесли визит на соседний венгерский «хутор», где встретили Миклоша Дайку и старшего лейтенанта Хомоннаи. Обнялись, обменялись новостями, впечатлениями, выпили по бокалу вина, потом настала пора прощаться, чтобы как следует подготовиться к завтрашнему дню. Мы уже знали: завтра или послезавтра нас перебросят поближе к Будапешту, и после освобождения венгерской столицы мы попадем туда одними из первых.
31 ДЕКАБРЯ (воскресенье, Новый год). Как видно, Будапешту все-таки придется вынести всю тяжесть напряженных уличных боев. Немцы убили двух советских парламентеров. Ближайшие дни для фашистов будут страшными, и я не хотела бы быть в шкуре гнусного подлеца Салаши…»
Глава одиннадцатая
НАСТОРОЖЕННАЯ ВЕСНА
ОТЕЦ ВСПОМИНАЕТ: — Нас повезли из Дебрецена и доставили вначале в Ясапати, а потом — в Ракошсентмихай. Тут размещались органы спецпропаганды фронта. Я чувствовал себя ангажированным бойцом Венгерского фронта, представителем движения Сопротивления военных. Я ставил перед собой две задачи: внести посильный вклад в то, чтобы Будапешт как можно меньше пострадал от затяжных уличных боев, попытаться добиться перехода максимально большего количества венгерских солдат на нашу сторону. Мы бы переправляли их в Дебрецен, чтобы там начать формирование новой венгерской армии.
Для понимания последовавших за этим событий необходимо подчеркнуть, что 31 декабря 1944 года стало своего рода поворотной датой во взаимоотношениях, или, точнее говоря, в истории взаимоотношений советского командования с представителями венгерской армии. Жестокое убийство немцами советских парламентеров — капитанов Остапенко и Штеймеца — вызвало среди советских офицеров вполне законное возмущение. Этот подлый, отвратительный поступок свидетельствовал о том, что немцы и нилашисты, окруженные в Будапеште, будут сражаться до последнего, что пример Сталинграда их ничему не научил. Этот акт невиданного вандализма говорил: немцы готовы обречь на гибель десятки тысяч людей, лишь бы на несколько недель задержать продвижение Красной Армии.
