развалясь, откинувшись на спинку своего трона и обгладывая свиную ногу, кость от которой он бросил прямо на солому, покрывающую пол. Он с удовольствием заметил, что король Харальд, который был увлечён разговором со Стирбьёрном о женщинах, ест и пьёт больше других. Король Свейн тоже прислушивался к беседе за столом и вскоре присоединился к ней, заметив, что мудрый воин не забывает и о своей бороде, ибо если битва случается в ветреную погоду, борода может застлать ему глаза как раз в то время, когда он собирается отбить удар мечом или уклониться от летящего копья. Поэтому он всегда заботится о том, чтобы его борода была заплетена прежде, чем он вступает в битву. Но теперь ему бы хотелось послушать о том, как Сигурда Буисона спасли его длинные волосы, ибо людям, которые принимали участие в битве у Хьорундарфьорда, обычно есть что порассказать.
Епископ Поппо никак не мог справиться со всем, что ему было подано, а выпитое пиво вызвало у него икоту. Несмотря на это, он был способен изрекать что-то и присоединился к беседе, сказав, что был бы рад поведать историю о принце Авессаломе, чьи прекрасные длинные волосы послужили причиной его гибели. Это, пояснил он, хорошая и нравоучительная история записана в Святой Библии. Но король Свейн немедленно прервал его, сказав, что пусть он рассказывает подобные бредни женщинам и детям, если они его ещё слушают. По этому поводу у них возникла перепалка, но король Харальд промолвил:
— На таком празднике, как этот, который длится шесть дней, хватит времени каждому рассказать свою историю. Нет ничего лучше, чем слушать достойные рассказы, когда съедена первая доля и в кубке ещё осталось пиво. Ибо это помогает скоротать время, пока не сменились блюда, и препятствует ссорам за столом. Но я хотел бы сказать кое-что в защиту епископа. Он знает много достойных сказаний о святых, апостолах и королях, которые правили в восточных странах, ибо я сам слушал о них с удовольствием. Он рассказал мне много историй об одном из них, чьё имя было Соломон. Он был в большой милости у Господа и, кажется, был очень похож на меня, правда у него было больше женщин. Я думаю, что епископ должен сперва рассказать эту историю, пока он не осоловел от еды и питья, ибо праздничное пиво пьянит его не так, как нас, поскольку он ещё не привык к нему. Потом пусть и остальные люди расскажут, что приключилось у Хьорундарсфьорда, или Стирбьёрн расскажет о своём походе в Страну вендов. Кроме того, среди нас есть люди, которые умудрились побывать в Испании и привезли оттуда ко двору святой колокол, который сослужил мне хорошую службу. И я хотел бы услышать их историю, прежде чем праздник подойдёт к концу.
Все согласились, что король Харальд говорил мудро, и поступили так, как он предложил. Итак, вечером, когда внесли факелы, епископ рассказал историю о короле Давиде и его сыне Авессаломе. Он говорил громко, так что каждый мог его слышать, и так искусно, что всем, кроме короля Свейна, она понравилась. Когда епископ кончил, король Харальд заметил, что эта история очень поучительна и кое-кому следовало бы её запомнить, на что Стирбьёрн расхохотался и, подняв кубок, крикнул королю Свейну:
— Будь благоразумен, принц, обрати внимание на эту сагу и стриги свои волосы коротко, как это делают епископы. [15]
Это замечание пришлось по вкусу королю Харальду, который хлопнул себя по коленям и разразился таким хохотом, что сотрясалась вся скамья с его стороны стола. Когда его свита и люди Стирбьёрна увидели, что хозяин смеётся, все присоединились к нему, даже те, кто не знал повода для смеха, вскоре зал наполнился весельем. Но люди короля Свейна были недовольны. Сам он покраснел от гнева, закусил нижнюю губу, и взгляд его сделался настолько грозен, что казалось, он сейчас вскочит на ноги и бросится на обидчика. Стирбьёрн наклонился вперёд со своего места и, улыбаясь, пристально смотрел на него своими тусклыми, немигающими глазами. В зале возникло беспокойство, ибо казалось, что рождественский мир может быть нарушен. Епископ протянул руки и крикнул что-то, чего никто не услышал, все взгляды людей остановились на двух сидящих друг против друга воинах, в то время как их пальцы нащупывали ближайший предмет, который мог бы послужить оружием. Но тут шуты короля Харальда, два ирландца, знаменитые своим умением, вскочили на королевский стол в пёстрых рубахах, с перьями в волосах и принялись махать своими широкими рукавами, выпячивать грудь, топать ногами и вытягивать шеи. Затем они прокричали петухами друг на друга так искусно, что люди не могли вспомнить, когда они слышали что-либо подобное. Тут же все позабыли о распре и беспомощно развалились на своих местах, смеясь их проделкам. Так закончился первый день праздника.
На следующий день, когда трапеза закончилась и были внесены факелы, Сигурд Буисон поведал всем, что приключилось с ними в Хьорундарфьорде и как его длинные волосы спасли ему жизнь. Все знали об этом походе, когда йомсвикинги вместе с людьми из Борнхольма вышли в море могучей флотилией под предводительством сыновей Струтхаральда, Буи Толстого и Вагна Акисона, дабы отвоевать Норвегию у ярла Хакона, и лишь немногие вернулись оттуда. Поэтому Сигурд не тратил лишних слов и не упоминал о том, как Сигвальди обратился в бегство вместе со всеми своими кораблями. Ибо было бы неучтиво говорить о Сигвальди, когда среди слушателей находится Торкель Высокий, хотя всем было известно, что Торкель отважно сражался и был ранен в голову камнем, когда вражеские суда стали одерживать верх, и находился без сознания, когда его брат увёл свои корабли.
Сигурд был на отцовском корабле и принимал участие лишь в тех схватках, которые происходили на его борту. Он поведал им о смерти своего отца, о том, как Буи яростно бился, но в конце концов множество норвежцев оттеснили его и перепрыгнули к нему на корабль. Его ударили мечом в лицо и отрубили ему нос и большую часть челюсти, тогда Буи схватил два ларца со своим золотом и прыгнул с ними за борт. Он поведал и о том, как родич Буи, Аслак Лысый, сделался берсерком, что уже редко можно увидеть, и, отбросив щит и шлем, ибо его не брало железо, рубил обеими руками до тех пор, пока исландский скальд, дружинник Эйрика, сына ярла
