— Кого укажет Бог, того и выберет Верховный тайный совет, — уклончиво ответил хитрый дипломат.
— А ты о ком думаешь, Андрей Иванович?
— Все мои думы, князь, в Боге.
— Однако, всё же, кого хотелось бы тебе выбрать на престол всероссийский?
— Того хочу я, кого выберут члены Верховного совета. Об этом я, кажется, уже сказал вам, князь!
— А мою дочь Екатерину…
— Батюшка, оставь, пожалуйста! — прерывая отца, с беспокойством проговорил князь Иван.
— Молчи, молчи, Иван, тебя не спрашивают, ты и не суйся! Так что же ты скажешь, Андрей Иванович, насчёт княжны Екатерины? Ведь она — обручённая невеста государя.
— То же, князь Алексей Григорьевич, скажу, что и другие вам о том сказали: если бы княжна Екатерина была венчана с государем, тогда, пожалуй, она могла бы занять престол всероссийский.
— Но ведь она обручена… её по церквам поминают «великой княжной»? Послушай, Андрей Иванович, тебе неплохо будет, когда Екатерину, мою дочь, выберут на царство; ведь ты чуть ли не первым министром будешь в государстве.
— Спасибо, князь, я доволен и тем постом, который занимаю по милости императора Петра, моего благодетеля.
— А тогда, говорю, ты будешь первым министром в государстве.
— Об этом, князь Алексей Григорьевич, преждевременно говорить… Государь ещё жив.
— А если государь подписал духовную? — дрожащим голосом проговорил князь Алексей, беря Остермана за руку.
— Отец… я… я уйду, — бледнея, промолвил князь Иван и направился к двери.
— Ступай, ступай! Ты только мешаешь.
— Отец, попридержись немного, не то будет плохо, — уже в дверях тихо произнёс молодой Долгоруков и вышел.
— Про какую духовную, подписанную государем, вы говорите, князь? — значительно посматривая на Алексея Долгорукова, спросил Остерман.
— А про ту духовную, в которой император Пётр Алексеевич после себя соизволил престол оставить своей обручённой невесте Екатерине.
— Про это, князь, я ничего не знаю.
— Ещё вчера его величество соизволил приложить к духовной свою руку, — нисколько не смущаясь, солгал князь Алексей.
— Как? Государь даже подписал? — притворно удивляясь, воскликнул Остерман.
Ему нетрудно было догадаться, что Алексей Григорьевич говорит про подложную духовную; он знал, что государь никакой духовной не подписывал.
— Как же, как же!.. Государь соизволил свою руку под духовной приложить.
— Я ничего не знаю… мне государь ничего не говорил про духовную. А она у вас, князь?
— У меня…
— Вы мне покажете? Мне хотелось бы взглянуть.
— Время придёт — увидишь, Андрей Иванович.
— Знаете ли, князь?.. Я вам дам добрый совет, — несколько подумав, проговорил Остерман. — Разорвите духовную…
— Что такое? — меняясь в лице, воскликнул князь Алексей. — Разорвать духовную государя? Зачем?
— А затем, князь, что эта духовная подложна, — спокойно ответил хитрый царедворец.
— Как… как ты смеешь! — багровея от злости, крикнул Алексей Григорьевич.
— Тише, князь! Вы, кажется, забыли, что находитесь у ложа умирающего государя. Вы вольны принять мой совет или нет, это — ваше дело. Я только говорю, князь, из жалости к вам; разорвите, сожгите подложную духовную, иначе она погубит вас! — и, не сказав более ни слова, Остерман не спеша вышел из спальни умирающего императора-отрока.
— А, хитрая лисица, пронюхал, про всё пронюхал! Ишь, каналья!.. Теперь наше дело пропало… духовную придётся уничтожить. И хитёр же Остерман, хитрее дьявола, его не скоро проведёшь, — вслух проговорил князь Алексей.
Наступила роковая ночь с восемнадцатого на девятнадцатое января 1730 года. В Лефортовском дворце, в царской опочивальне три архиерея совершили обряд соборования над императором-отроком, который уже находился в предсмертной агонии. Высшее духовенство, члены Верховного совета, а также сенаторы и генералитет собрались в соседней с опочивальней комнате и в грустном безмолвии ожидали роковой минуты.
Вице-канцлер Остерман, князья Алексей и Иван Долгоруковы находились около ложа умирающего государя. Умирающий державный отрок в беспамятстве стонал и бредил: он звал свою умершую сестру, царевну Наталью, говорил с нею. Вельможи, окружавшие умирающего царя, делали вид, что едва сдерживают рыдания, но главным образом следили за Долгоруковым.
Вот медленно отворились двери царского спального покоя, и в них вошла старица-инокиня, царица Евдокия Фёдоровна; опираясь на посох, ни на кого не смотря, она подошла к своему умирающему внуку-государю, дрожащей рукой перекрестила его и тихо промолвила:
— И ты, государь-внучек, в дальнюю дорогу собрался? Прощай, прости!.. Не чаяла я, не гадала, что переживу тебя. Думала — ты меня, старуху, похоронишь. Да, видно, не судил Бог. Голубчик, сердечный мой Петрушенька, милый внучек мой, на кого ты Русь святую оставляешь? — и царица-инокиня залилась слезами.
Но державный страдалец не узнал своей бабки; он метался в предсмертной агонии и со словами, обращёнными к князю Ивану Долгорукову: «Скорее запрягите сани, хочу к сестре ехать!» — скончался.
Остерман непритворными слезами оплакал юную пресёкшуюся жизнь своего державного питомца. Громко рыдал князь Алексей Григорьевич Долгоруков, но его слёзы были совсем другие: он плакал о потере своей власти, своего могущества. Несчастного князя Ивана без памяти вынесли из опочивальни умершего государя.
Спустя несколько времени, среди глубокой ночи, на колокольне Ивана Великого гулко прозвучал удар в большой колокол. То был вестник печали. Императора-отрока Петра II не стало: он скончался на пятнадцатом году своей жизни.
Царство русское осиротело.
ДМИТРИЕВ ДМИТРИЙ САВВАТЕЕВИЧ (1848–1915) — прозаик, драматург. Купеческий сын, занимался самообразованием. После разорения и смерти отца (1870) поступил писцом в библиотеку Московского университета, где прослужил более пятнадцати лет. Первая публикация — в 1874 году. Писал юморески, рассказы, сценки, очерки. В 80-е годы подрабатывал билетёром в театре А. Ф. Корша, писал мелодрамы из крестьянской и провинциальной жизни. С конца 80-х годов работает в жанре исторического романа. Не обладая яркими литературными достоинствами, его произведения увлекали обилием фактологического материала, разнообразными картинами из жизни исторических личностей. К историческим произведениям Дмитриева относятся: «Зачало Москвы и боярин Кучка» (1886), «Два императора» (1896), «Государева невеста» (1899), «Боярыня Морозова» (1901), «Золотой век» (1902), «Полудержавный властелин» (1905), «Осиротевшее царство» (1913) и проч.
Роман «Осиротевшее царство» печатается по изданию А. А. Каспари. СПб., 1913.
1715 год
12 октября — рождение Петра Алексеевича.
1727 год
6 мая — смерть императрицы Екатерины I.
7 мая — избрание на русский престол Петра Алексеевича Верховным тайным советом, Сенатом и Синодом.
20 июля — указ об отмене поворотного сбора и замена его налогом на питейную продажу.
22 июля — указ о восстановлении гетманства в Малороссии.
18 августа — указ о подчинении магистратов губернаторам.
6 сентября — Пётр даёт указ Верховному тайному совету о своём вступлении в самодержавие «со всеми правами и полномочиями».
9 сентября — указ о ссылке Меншикова.
1728 год
4 февраля — торжественный въезд царя в Москву.
1729 год
Май — уничтожение Преображенского приказа.
30 ноября — торжественное обручение царя с Екатериной Долгоруковой.
1730 год
18 января — смерть Петра II.
Остерман Андрей Иванович (Генрих Иоганн) (1686–1747) — видный дипломат, в то время вице-президент Коллегии иностранных дел, член Верховного тайного совета.
Происхождение императрицы Екатерины I до сих пор не очень ясно, как и её первоначальная фамилия (обычно пишут: Марта Скавронская), и история её службы у пастора Глюка. Её родня была найдена в Курляндии «после долгих поисков».
Меншикова (Арсеньева) Дарья Михайловна (1682–1728) — дочь якутского воеводы, обвенчана с Меншиковым в 1706 г.
По другим сведениям, в 1673-м или даже в 1670 г.
В. Л. Долгоруков никогда не был женат, и, по-видимому, описанная в тексте сюжетная линия — плод фантазии автора.
Долгоруков Василий Владимирович (1667–1746) — известный победитель Булавина, генерал-майор, дипломат. Попал в опалу из-за сочувствия к царевичу Алексею. Возвращён из ссылки Екатериной I, сделан генерал-аншефом, фельдмаршалом. С 1731 г. вновь в опале, в ссылке в Ивангороде, на Соловках. Снова восстановлен в правах Елизаветой: стал президентом Военной коллегии.
