Она поняла, что битва проиграна.
— Да хранит вас Господь, ваше величество. Пусть он укажет вам верный путь. Могу ли я удалиться?
Женщины стояли друг против друга.
— Поцелуй меня, мой друг, — сказала королева. — Как бы мне хотелось быть такой же мужественной и отважной, как ты, и разделять твои убеждения. Я люблю тебя и всегда любила.
Тереза де Ламбаль прикоснулась к её щеке холодными губами. Обернувшись у двери, она бросила прощальный взгляд на свою королеву.
Разве мог знать кардинал, что его ждёт в Версале? Он прибыл туда, и в груди его теснились радостные чувства, которые не имели никакого отношения к церковным делам. Он был спокоен, сосредоточен, никто не мог предположить, что творится на самом деле в душе кардинала. Его приняли со всей почтительностью, и он тут же проследовал в галерею, а оттуда в зал «Бычий глаз», где его уже давно ожидала разодетая праздничная толпа. Все только ждали сигнала, чтобы приступить к торжественной службе, которая была второй ипостасью повседневной дворцовой жизни. Вот-вот должны были появиться король с королевой, и все были готовы к шествию.
До де Рогана доносились обрывки разговоров. Слухи, скандалы, вся эта болтовня была хоть и приглушённой, но надоедливой. Кардинал думал о своём и почти ничего не слышал. Неужели она скоро появится здесь, в этом зале? Улыбнётся ли она ему, одарит ли многозначительным взглядом, как тогда, когда он видел её в последний раз на галерее? Нет, сегодня всё будет иначе, более откровенно. Всё будет... В это мгновение гул стих, все замолчали. Вдруг появилась какая-то бумага. Она перелетала из рук в руки, словно птичка.
— Боже! Кардинала вызывает к себе его величество! Как бы мне хотелось оказаться на его месте! — послышались голоса.
— Ах, какое безобразие! — посетовала какая-то пышная дама. — Наверняка будет задержка, а у меня через полчаса важное свидание!
— Их величества могли бы иметь хотя бы показное уважение к своим несчастным подданным! — заметил кто-то в толпе. — Их поведение столь вызывающе, что нападки этого остроумца Бомарше вполне уместны!
Теперь никто не скупился на язвительные комментарии. Раздражение росло, росло и любопытство.
Кардинал вспыхнул от волнения. Он почувствовал, как бешено забилось сердце. Двое слуг проводили его в кабинет короля и, открыв двери, замерли. Кардинал был слишком смущён, слишком взволнован и сразу не мог разобрать, кто его ждёт. «Наконец-то, наконец! — пела его душа. — Наконец затмение кончится, и снова засияет солнце над головой. Ненастье позади, теперь впереди его ждёт тепло и свет. Это она сотворила чудо». Он готов предложить ей в знак благодарности свою вечную преданность до конца жизни.
Кардинала встретила ледяная настороженная тишина. Наконец он осмелился поднять глаза. Перед ним стоял король. Он стоял молча, не спуская с. де Рогана настороженного взгляда. Рядом сидела королева, в белом платье, собранная и напряжённая. Ни следа улыбки. Никаких приветствий. Кардинал попятился назад. Сердце было готово выпрыгнуть из груди. Король заговорил, и страх в одно мгновение сковал кардинала.
— Это вы купили бриллианты у Бёмера?
— Да, сир. — Его это голос или не его? Нет, не его. Он звучал непривычно гулко в этом громадном кабинете.
— Ну и что вы с ними сделали?
Пытаясь оставаться уравновешенным и сохранять самообладание, де Роган машинально ответил:
— Я считал, что они были переданы королеве.
— И кто вас на это уполномочил?
— Одна дама, графиня Ламотт-Валуа. Это она передала мне письмо, написанное королевой.
Кардинал, словно споткнувшись на ровном месте, осёкся. Король, вытаращив глаза, не мог скрыть своего изумления. Де Роган стал неловко оправдываться:
— Мне казалось, что я доставлю её величеству удовольствие тем, что лично займусь этим делом.
Королева напряглась ещё сильнее. Она заговорила таким тоном, что кардиналу показалось, будто льдинки слипшегося снега колотят по замерзшему оконному стеклу.
— Как же вы, монсеньор, могли поверить, что я выберу для такого дела именно вас, человека, с которым я не имела счастья переброситься и парой слов за целых восемь лет? Как вы посмели вообразить, что имеете право вести какие-то переговоры от моего имени за моей спиной, да ещё к тому же через посредничество дамы, которую я никогда в глаза не видела?
Кардинал лишился дара речи. Слова застревали у него в горле. Прошло не менее минуты, пока он, наконец, сумел взять себя в руки. Он не мог прийти в себя после такого коварного удара. Карточный домик развалился, а карты разлетелись в разные стороны, как осенние жёлтые листья под порывом сильного ветра.
— Теперь мне всё ясно, — с трудом, задыхаясь, произнёс кардинал. — Я вижу, что меня нагло обманули. Я готов заплатить за ожерелье.
Воцарилась мёртвая тишина.
— Моё громадное желание доставить удовольствие её величеству ослепило меня. Но я никак не ожидал обмана.
Опять тишина.
— Мне очень жаль, что всё так получилось.
Тишина.
Он не видел кабинета. Перед глазами кружились какие-то ярко-красные пятна. Неужели они так и будут молчать?
Кардинал лихорадочно порылся в карманах, вытащил письмо и молча протянул королю. Это было письмо от королевы, то самое, которое ему передала Жанна с поручением приобрести бриллиантовое ожерелье. Король молча взял письмо в руки. Королева сидела на своём стуле не шелохнувшись. Король прочитал письмо, держа его за край, брезгливо, словно боясь заразиться, и холодно вымолвил:
— Это письмо написано не королевой. И подпись тоже не её. Как мог принц де Роган, главный жалователь милостыни в моём государстве, считать, что королева так подписывается — «Мария-Антуанетта, французская королева»? Вы же прекрасно знаете, что королевы подписываются под документами лишь своим полученным при крещении именем. А это ваше письмо?
Король протянул де Рогану копию письма, написанного им Бёмеру. Чувствуя, что с каждой секундой он утрачивает ясность рассудка, кардинал, заикаясь, произнёс:
— Не помню, писал ли я его когда-нибудь.
— Но если мы покажем вам оригинал, с вашей подписью, вы дадите нам утвердительный ответ?
— Если письмо подписано мной, тогда оно настоящее, не подложное.
Что-то стряслось у него с головой. Он чувствовал, что больше не способен думать, только повторял одно и то же:
— Меня обманули, сир. Я готов заплатить за ожерелье. Меня самым наглым образом обманули. Я прошу прощения у ваших величеств.
Его жалкое бормотание смягчило короля.
— В таком случае разъясните мне, прошу вас, всю эту тайну. У меня нет ни малейшего желания обвинять вас в позорном поведении. И я не теряю надежды, что вы ещё сумеете оправдаться. Расскажите нам всё об этих интригах с Бёмером. Что означают эти заверения и письма?
Кардинал, смертельно бледный, в изнеможении оперся о стол рукой, чтобы не упасть. Королева с омерзением разглядывала его, словно перед ней был не человек, а грязное животное. Ему удалось вымолвить лишь несколько слов:
— Сир, я слишком удручён, и испытываемое мной сильнейшее волнение не позволяет мне объяснить...
Король попытался сохранить добродушный тон, несмотря на то, что приступ гнева охватил его.
— Да соберитесь вы, наконец, с силами. Ступайте в мой рабочий кабинет. Там найдёте всё что нужно — бумагу, перо, чернила. Напишите подробно обо всём.
В то время, как король ещё пытался быть справедливым, королева словно впилась своими голубыми глазами в де Рогана. Боже, как она сейчас ненавидела этого человека, который стал причиной всех её нынешних бед.
Когда де Роган, пошатываясь, вышел, король повернулся к жене и, взяв её руку, нежно поцеловал.
— Да не молчи ты всё время, Антуанетта. Теперь ты в полной безопасности. Кардинал поможет нам распутать этот заговор. Мне кажется, он просто глупец, но никак не мошенник.
— Прошу тебя, ради бога, будь к нему беспощаден, — воскликнула королева, едва не плача. — Если тебе хоть чуточку меня жаль, то не давай спуску этому человеку. Неужели ты веришь письмам? Ведь он — де Роган. И по-моему самый подлый из всех заговорщиков. Вели его арестовать...
.Через четверть часа де Роган вернулся. Внешне он по-прежнему выглядел великолепно в своих кардинальских роскошных одеждах, но лицо под малиновым беретом было белым от страха. Дрожащей рукой он подал листок бумаги королю.
Это было трудно назвать объяснением. Кляксы, зачёркнутые слова, незаконченные фразы...
Король долго изучал листок, но так ничего и не понял. Он положил записку на стол, подошёл к двери и что-то крикнул в прихожую. Через секунду в кабинет вошёл злейший враг де Рогана, барон де Бретейль, министр двора его величества. По его виду легко можно было догадаться, как он радуется падению своего противника.
