Ознакомительная версия.
И это тоже было унизительно! Она, всегда такая уверенная, блестящая, вынуждена собирать сочувствующие взгляды даже прислуги! Мария своими руками оттолкнула от себя брата, едва ли Джеймс пожелает вернуться после того, как она его так преследовала. Отстранился умница Мейтленд, едва терпит Мелвилл… переметнулся к англичанам ее доверенный секретарь Роле, которому было известно столько ее секретов… Как тут не плакать?
Ночевать король не явился, но, даже если бы и пришел, в спальню королевы его бы не допустили, это был приказ Марии! Было объявлено, что королева плохо себя чувствует.
Но она зря беспокоилась, Генри нашел себе другой приют. У этого придурка не хватило ума даже скрываться, он подчеркнуто стал посещать публичный дом! Возможно, будь в Эдинбурге сама Маргарита Леннокс, которую сын откровенно побаивался, он сумел бы удержаться и от пьянки (удерживала же его мамаша столько времени при дворе Елизаветы!), и от других глупостей. Но Маргариту в Англии посадили под замок, и мать могла лишь страдать издали, питаясь слухами и прекрасно понимая, что они справедливы и не приведут ни к чему хорошему.
Утром Давиду Риччи достаточно было только глянуть в лицо Марии, чтобы понять, что ночь она не спала, никаких документов не читала, а в Совет ее лучше не приглашать, чтобы не иметь удовольствия видеть рыдания прямо там.
– Ваше Величество, стоит ли так утруждать себя? Вам следует остаться дома, Вы слишком измучены…
– Но кто проведет Совет?
– Если Вы напишете записку, то я постараюсь сделать все необходимое. Вы позволите мне говорить от Вашего имени? А Совет проведет канцлер…
Глянув в черные глаза Риччи, Мария вдруг подумала, что это единственный оставшийся друг, и ничего, что он секретарь, а она королева. Лучше умный, понимающий секретарь, чем дурной король. Записка была написана, и Совет проведен…
От любви до ненависти действительно один шаг, и этот шаг был сделан. Только вчера обожавшая своего супруга и готовая ради него на любые унижения, Мария вдруг возненавидела его с той же страстью! И с той же скоростью, с какой получал, Дарнлей стал лишаться привилегий. Его снова именовали не королем, а супругом королевы, на новых монетах уже не стояло имя Генри, и на Совет его не звали. А все дела вместо короля решал теперь секретарь королевы Давид Риччи!
Что сделал бы умный человек в такой ситуации? Во-первых, умный в такую не попал бы! Во-вторых, постарался бы взять себя в руки, вернуть доверие супруги и власть себе. Что сделал Дарнлей? Он принялся плакаться всем и каждому на то, что его жена… отказывает ему в близости, в то время как развлекается с секретаришкой! Дарнлей даже бросился выяснять отношения с Давидом Риччи!
Из-за передряг последнего времени у Риччи накопилось много работы, вернее, не столько работы, сколько интересующих его материалов. Благословляя Давида на поездку вместе с савойским послом Меретти в Шотландию, папа Пий IV надеялся, что Риччи будет присылать сведения о передвижениях посла, но никак не ожидал, что некрасивый и не такой уж юный музыкант сумеет забраться в постель шотландской королевы и будет допущен к ее бумагам! Конечно, Риччи умен, изворотлив, музыкален, имеет неплохой голос и ловко сочиняет пошлые стишки, которые так нравятся дамам, но кто бы мог подумать, что Мария Стюарт настолько увлечется сначала его пением и умением скакать в танце, а потом и самим музыкантом! Когда от Давида пришли первые отчеты о деятельности подле королевы Шотландии, миланец не поверил своим глазам. Не преувеличивает ли свои заслуги этот хитрец? Потом Пию IV стало не до агента Риччи, он тяжело заболел, а сменивший его папа Пий V (Антонио Микеле Гислиере) принял успехи необычного агента как должное. Что удивительного, что ловкому молодому человеку удалось втереться в доверие сначала к одинокой молодой женщине, а потом и к ее мужу и даже залезть в постель?
Сначала в постель к мужу, а потом к жене? Ах, какой шалун этот Риччи! Вернется, надо будет с ним познакомиться… Никакого пятна на моральный облик Давида Риччи и даже Генри Дарнлея тот факт, что они некоторое время перед женитьбой Дарнлея действительно спали в одной постели, не поставил. Спали и спали… И судя по всему, агентом папы он тоже остался, во всяком случае, об этом упорно твердили все вокруг. Но работа на папу римского преступлением не считалась тем более.
Заменив Дарнлея везде – и в делах, и в постели, – Риччи оставил бывшего приятеля в дураках дважды. Дарнлей оказался обманутым и приятелем (а ведь спали вместе!), и супругой! Бешенство его было понятным, но мало кто верил, что ставший ненужным король выполнит свои угрозы.
Давид сидел за столом при свете нескольких свечей, долгая работа над бумагами плохо сказывалась на его зрении, но не разобрать приготовленную стопку он не мог, завтра ее следовало вернуть, а из левого угла стола в правый перекочевала всего половина листов. Вдруг его внимание привлек непонятный шум, шел явно кто-то раздраженный. Риччи никогда не отличался храбростью, потому испугался не на шутку. От волнения правый глаз задергался, его пришлось прижать рукой.
Дверь рывком распахнулась, и на пороге появился Его Величество Генри Дарнлей собственной персоной. Вопреки обычаю последних дней он не был пьян, зато был неимоверно зол. Маленький Давид был своему бывшему рослому приятелю по плечо, потому нависнуть над Риччи с высоты своего роста Дарнлею не представлялось трудным.
– Решил заменить меня в спальне королевы?!
– Нет, Генри, что ты!
Дарнлей взвился:
– Я тебе не Генри, а Ваше Величество! Я король!
– Конечно, Ваше Величество, конечно!
Прошло всего несколько месяцев после непонятной свадьбы, на которой невеста появилась вся в черном, а между ней и супругом уже были не просто натянутые отношения, а такие, которые чреваты трагедией. Дарнлей во всеуслышание объявил, что ребенок, которого носит под сердцем королева, не его!
А Мария жила снова как во сне. Она не замечала, не хотела замечать, что откровенной связи с секретарем не одобряет никто, что если ее мужа не жалеют из-за его дури, то и ее никто жалеть в случае беды не станет, слишком откровенно попирала королева все правила приличия, что придворные, что просто людские. Создавалось впечатление, что Марией двигают два чувства – звериная ненависть к сводному брату Меррею и желание вкусить радости жизни как перед ее концом! Невзирая на беременность, королева часто устраивала праздники, подолгу засиживалась за трапезой, танцевала, веселилась, музицировала…
И рядом всегда был Давид Риччи…
Настолько рядом, что по Эдинбургу поползли новые слухи. Постепенно они превратились в устойчивое убеждение: королева в постели заменила короля на итальянца!
Неизвестно, была ли в действительности эта связь, правда, король рассказывал, как однажды зашел в несколько неурочный час в спальню к супруге и…
Вернее, он попытался войти, но это не сразу удалось. После бдительных требований пустить наконец супруга на его законное место и угрозу собрать слуг и выбить дверь силой Дарнлей смог войти в комнату. Вопреки обычному состоянию король не был пьян, и от него не укрылась растерянность супруги. Конечно, в спальне она была одна, но, проверив сначала все портьеры, под кроватью, Генри сообразил заглянуть в туалетную комнату и там обнаружил того, кого искал, – Давид Риччи собственной персоной в полнейшем неглиже испуганно жался в угол!
Его бывший друг с его женой! Дважды преданный, Дарнлей был в бешенстве, он вышвырнул любовника Марии вон, но тут сказалась слабость характера. Вместо того чтобы отправить итальянца на эшафот, как это сделал раньше Джеймс, король принялся… жаловаться на свою жену! Он рассказывал всем и каждому об этом случае, но не столько возмущался, сколько гордился собой, – вот я какой, сообразил посмотреть в туалетной комнате! Авторитета Дарнлею это не добавило, но и Марию понять никто не мог. Давид Риччи не был красавцем, и уж так откровенно выражать ему свои чувства явно не стоило.
Закончилось все трагедией, наверное, иначе и не могло закончиться.
Обиженный Дарнлей шлялся по бабам вплоть до проституток и закономерно подцепил дурную болезнь. Французская болезнь – сифилис, завезенный из Нового Света, был сущим проклятьем Европы того времени. Лечить-то его лечили, но такими методами, что то, чем подхватывали эту заразу, от лечения приходило… как бы сказать… в полную негодность. И никакие дорогостоящие средства не могли вернуть ему прежнюю живость. Недаром племянник королевы Елизаветы фривольный поэт Джон Харрингтон немного позже в своем стихотворении «К старому развратнику» вздыхал, что «дорого сто€ит то, что не стои€т».
Судя по тому, как скоро проявления стали уж слишком явными, подцепил Дарнлей его у давно болевшей проститутки. С ужасом обнаружив у себя признаки болезни, король страшно испугался, ему бы бегом бежать к лекарям, пить любую дрянь и чем угодно прижигать, но… он продолжал разгульную жизнь.
Ознакомительная версия.
