Этого друга звали Заганос. Он происходил из благородного албанского рода, но семья обеднела и жила подобно крестьянам. Зато теперь не без помощи Шехабеддина этот бедный албанец оказался почти на самой вершине власти в Турецком государстве. Заганос стал вторым визиром. Выше - только великий визир, Халил. А выше Халила только султан.
Разумеется, Шехабеддин не стремился поставить своего друга над султаном и даже не внушал мыслей о такой возможности. Мечта о том, чтобы сделаться выше султана, стала бы ошибкой. И эту ошибку уже совершил Халил. А вот Заганос ни в коем случае не должен был её совершать, зато благодаря ошибке Халила мог бы сам занять место великого визира. Так рассуждал Шехабеддин, а заодно вспоминал о тех временах, когда только подружился с Заганосом, и оба они были ещё молоды.
С годами Заганос не сильно изменился. В тёмной бороде (которую евнух считал очень красивой и тайно завидовал её владельцу) уже виднелись белые нити, но выглядел друг во многом так же, как в юности.
Помнится, Заганос всегда отличался крепким телосложением - как у зрелого мужчины, а не юноши. Крупные черты лица тоже делали его старше. Когда он был молод, мало кто мог угадать его возраст. Но стоило заговорить с этим "суровым воином", и истина проявлялась. Взгляд карих глаз - слишком открытый, а улыбка - слишком бесхитростная. Такого лица не бывает у людей, умудрённых жизненным опытом. И пусть со временем этот опыт появился, но даже теперь Заганос, если обращался к Шехабеддину, мог смотреть и улыбаться, как раньше.
Евнуху почти невозможно с кем-то подружиться. С евнухами не дружат - их используют как слуг или для развлечения, а Заганос, когда предложил дружбу, не знал, кому её предлагает. Шехабеддин честно объяснил, и Заганоса это поначалу смутило. Он спросил, одобряется ли турецким обычаем дружба мужчины с евнухом, но когда услышал, что она допустима, то успокоился и сказал, что не забирает предложение назад.
"Вот истинное благородство! - подумал тогда евнух. - Наверное, такое благородство теперь встретишь только у диких народов. А вот у народов, известных своей культурой, всё иначе. Людям, которые живут в центре мира, а не на дикой окраине, слишком хорошо известно, кто такие евнухи и как с ними обращаться. Но дикарь, который прежде никогда не видел евнуха, не станет следовать правилам, даже если ему о них рассказать".
Албанский "дикарь" Заганос обладал прекрасной способностью не обращать особого внимания на различие в статусах, даже если оно не в его пользу. К примеру, Заганоса нисколько не тяготило, что Шехабеддин, ничтожный евнух, в то же время занимал высокую должность начальника албанских земель, то есть имел право отдавать другу приказы. Временами албанец даже забывал об этом. Особенно, когда приезжал в гости в дом Шехабеддина, чтобы провести там вечер или даже пару дней.
В один из таких заездов Шехабеддин привёл друга на конюшню, показал красивую и дорогую сбрую, висевшую на ограждении денника, а затем сказал "дарю это тебе", но Заганос ответил так, как никогда не ответил бы подчинённый. Подчинённый, едва увидев вещи, быстро поклонился бы и произнёс, что очень ценит оказанную честь, а Заганос, не торопясь разглядев подарок, сказал:
- Мой друг, но ты ведь знаешь, что я беден. Мне нечем отдариться. А если всё же есть, то говори, чем.
Шехабеддин задумался на мгновение и с хитрой улыбкой ответил:
- А ведь сейчас весна. Я слышал, как соловьи поют...
- Ты хочешь соловья в клетке? - спросил друг.
- Да.
- Зачем? Ведь ты и так можешь слушать их пение.
- Хочу, чтобы соловей пел лишь для меня, - продолжал хитро улыбаться Шехабеддин.
Теперь Заганос тоже улыбнулся, но совсем бесхитростно, и ответил:
- Лучше я научу тебя ловить соловьёв. Мы поймаем их с десяток, а затем ты выберешь себе лучшего.
Шехабеддин удивился:
- Ты умеешь ловить соловьёв? Я думал, ты его мне купишь.
- Нет, я тебе его поймаю, - албанец говорил серьёзно. - Когда я был мальчишкой, то часто этим забавлялся. Ловить соловьёв - это не трудно, но нужно много терпения.
- Значит, ты часто ловил соловьёв? И поймал многих? Но зачем тебе было нужно столько птиц? Что ты с ними делал? - продолжал удивляться Шехабеддин.
- Я ловил их, затем выбирал лучшего, а остальных отпускал, - рассказывал Заганос. - Но даже когда лучший выбран, это только полдела. Чтобы он пел, его надо правильно кормить и ни в коем случае не перекармливать. Разжиревший соловей не поёт.
- О! Вот как! - Шехабеддину стало интересно и, наверное, поэтому друг повторил своё предложение:
- Так что же? Хочешь научиться ловить? У меня где-то лежит сеть для ловли. Если ты согласен, то я приглашу тебя поохотиться сразу же, как найду её и починю.
- Хорошо, научи меня, - согласился евнух. - И скажи, как правильно кормить.
- Хитрости с кормёжкой я объясню тебе позже.
Шехабеддин снова улыбнулся.
- Мой друг будет учить меня хитростям? Обычно я учу этому тебя, а не наоборот.
- Ну-ну. Я не так прост, как ты думаешь, - засмеялся Заганос, а через несколько дней Шехабеддин отправился туда, где никогда прежде не бывал - в усадьбу Заганоса, жившего почти в полном уединении.
После того, как албанские земли стали частью турецких владений, половина местной знати добровольно обратилась в ислам, и Заганос - среди них. Именно тогда он и стал зваться Заганосом, однако родня полагала, что обращение в новую веру - поспешное решение. Родители Заганоса к тому времени уже умерли, поэтому они ничего не сказали, но дядя был недоволен, да и остальные родичи - тоже. Вот почему Заганос словно остался без родни, и лишь жена, тоже приняв новую веру, была с ним.
Находясь в гостях, Шехабеддин не видел эту женщину, поскольку та спряталась, но евнух мог бы поспорить, что она издалека наблюдала за гостем, а затем сказала своему мужу:
- Так вот, из-за кого ты так часто бросаешь меня здесь одну! Ненавижу его.
Даже если так, Шехабеддина не особенно заботило женское недовольство, а вот Заганосу он постарался доставить как можно меньше хлопот своим приездом, поэтому взял с собой достаточно еды, чтобы другу не пришлось тратиться, в течение двух дней угощая гостя, его охрану и челядинцев.
Заганос был беден, но не скуп и потому, приглашая Шехабеддина, совсем не подумал о том, насколько серьёзными расходами это может обернуться - такими, что покупной соловей обошёлся бы гораздо дешевле, чем пойманный совместными усилиями.
Да, Заганос не подумал, и значит, его друг должен был подумать. А чтобы совсем избавить приглашающую сторону от хлопот, Шехабеддин отказался от предложения, чтобы друг лично привёз гостя к себе:
- Доеду, не заблужусь, - с улыбкой заверил евнух, тем более что путь был несложный: полдня езды по речной долине, окружённой горами. На пологом склоне одной из гор стояло селение, а возле селения, на том же склоне - усадьба.
Заганос жил в совсем не большом доме с белёными стенами и черепичной крышей, а само строение пряталось в глубине сада, обнесённого невысокой каменной оградой, чтобы не забредал деревенский скот.
О бедности хозяина можно было судить хотя бы по тому, что в доме находилось всего двое слуг, старик и старуха - служившие ещё родителям Заганоса. Эти слуги остались в прежней вере, турок не любили, поэтому старуха в отличие от жены Заганоса не пряталась, а недовольно покрикивала на челядинцев и охрану гостя, указывая, где им разместиться.
