— Посмотрите из окна на людей, как они спешат в казармы!
— Плевал я на них… Знаете, чего они хотят? Воровать! Хотят присвоить заводы, банки, имения… Это все большевики! И это знают Чемберлен и Бонне, знают Беран, Стоупал, Черны и Годжа! Убирайтесь домой! Радуйтесь там! Я не желаю больше видеть вашу праздничную физиономию! Гитлера на вас надо! И он придет… Дождетесь!
Ян не ответил. Он набрал номер телефона Мирека. Тот сразу узнал Яна по голосу.
— Маршируем! — воскликнул Мирек. — Я уже в форме. Отправляюсь на север. До свидания! Только бы ничего не случилось там с твоей Таней Поповой! — Он просвистел в трубку куплетик песни об Адольфе, который однажды тоже получит свою бомбу, и закончил серьезным тоном: — Оставайтесь все живы-здоровы. Пусть вам доведется дожить до тех времен, когда все это останется позади.
Вошел чиновник, сменяющий на дежурстве Регера.
— Нового ничего нет, — сообщил Регер. — Только старик (он имел в виду министра Крофту) все больше раздражается…
Он начал одеваться. Спросил Яна:
— Подождете меня?
— Нет, — ответил Ян, — я тороплюсь в редакцию.
— Только, ради бога, от недосыпания не напишите какой-нибудь ерунды! — крикнул ему вдогонку Регер и снова рассмеялся.
Прага была украшена флагами. Люди надели праздничные наряды. Мобилизация проходила успешно. Все сохраняли спокойствие и радостное настроение. Начиналось солнечное утро, за изгородями садов распускался жасмин.
Триста тысяч человек расположились в пограничных дотах и укреплениях, ожидая атаки гитлеровских танков. На дорогах, ведущих из Германии в Чехию и Моравию, лесорубы, как в былые гуситские времена, повалили старые ели и устроили завалы. С крыш и фасадов ратуш исчезли знамена судетонемецкой партии. Пропали из виду и сами генлейновцы. Перестали приветствовать друг друга вытянутой правой рукой. Они не спеша явились на избирательные участки и отдали голоса за судетонемецкую партию. Эта партия опять увеличила количество голосов на муниципальных выборах, тем не менее Генлейн после возвращения из Германии заявил, что он готов вести переговоры с председателем правительства Годжей. Убитые немцы были торжественно погребены, по случаю чего Гитлер прислал венок. Но мстить за них он не собирался… Лишь Геббельс разразился бранью, что «пражские карлики» провоцируют германского исполина и Гитлер не потерпит больше ничего подобного. «Карлики» провели мобилизацию! В этом повинна Англия, втянувшая их в авантюрную историю! Какое дело Англии до вопросов, затрагивающих только Берлин и Прагу? Что взбрело в голову британскому правительству, которое отзывает из Берлина своих людей, а английский посол целые дни проводит у господина Риббентропа? Болтают, будто бы и английской секретной службе было известно о сосредоточении германских войск на чешских границах. Это ложь и оскорбление фюрера великой германской империи! В действительности проходили лишь небольшие военные маневры! Фюрер не желает войны! Он желает только справедливости в отношении немцев в Чехословакии…
Вот об этой самой справедливости развернулись дискуссии в Праге, Берлине и Лондоне. Прага предлагала проекты, а Генлейн их отвергал. Мистер Чемберлен сообщил парламенту в Лондоне, что фюрер ничего плохого, собственно говоря, и не замышлял.
— Кризис уже перегорел, — заявил британский премьер под аплодисменты членов парламента.
Тем не менее и после этого в пражских отелях продолжали торчать корреспонденты английской и американской прессы. Понаехали военные корреспонденты, политические обозреватели и много других журналистов правого, левого и нейтрального толков. Прилетели целые кучи представителей из Англии и экспертов из Америки. Всем хотелось получить интервью у Конрада Генлейна. Сотни фотокорреспондентов разъехались по пограничным районам, надеясь сделать снимки дотов и завалов. Но командование армии не разрешило этого сделать. Тогда они удовлетворились снимками родственников Генлейна, дома в Аше, где жил Генлейн, и карловарских отелей, поскольку оттуда родом был Франк и оттуда ведут начало «карловарские пункты», предложенные генлейновцами чехословацкому правительству и тут же объявленные ими неудовлетворительными. Они фотографировали немецких девушек в национальных одеждах и резвых парней в кожанках. До самого утра в пражских барах были переполнены отдельные номера. Белокурые бар-дамы, танцуя и распивая вино с иностранными журналистами, восхваляли Конрада Генлейна.
Дни и ночи над Прагой летали самолеты. На лужайках за Кбелями зенитчики тренировались в стрельбе по воздушным целям. Зенитные орудия были установлены на Мариятерезианском валу за Пражским Градом. Офицеры в касках осматривали в бинокль горизонт. Пулеметы торчали стволами к небу над плоскими крышами торговых магазинов в центре города. На окраинах по ночам ходили военные патрули. Жители обучались правилам противовоздушной обороны, рыли землю, строили укрытия. В некоторых магазинах продавались противогазы.
Никто не знал, продолжается мобилизация или отменена. Только тот, кто попадал на границу, мог встретить в лесу группы таможенников, четников и солдат, прятавшихся за деревьями и наблюдавших за пограничной полосой. Завалы не убирали, а просто установили их таким образом, чтобы по дороге могли проехать машины из Германии.
Несмотря на все это, Прага готовилась к слету организации «Сокол». Улицы украсились флагами республики, а также Франции, Англии, Советского Союза, стран Малой Антанты, звездными флагами Америки. Прибывшие из Югославии гости здоровались с пражанами словами: «Верность за верность!». Пили и гуляли как в простых трактирах, так и в роскошных ресторанах. На Баррандове каждый вечер проводились банкеты для иностранцев. Прожекторы освещали пражские башни и каменное кружево Града. В сквере Чернинского дворца шумели цветные фонтаны.
«Венский конгресс танцует», — выразилась по поводу царившего веселья старая пани Мартину.
Flo танцевал не конгресс, плясал весь город. Грандиозные представления на новом стадионе на Страгове очаровали на целые две недели четверть миллиона зрителей, вызвав у них восторженные овации. Смотря на тысячи обнаженных рук, колыхающихся подобно полю зрелой пшеницы, на быстрые танцы девушек, на порхание маленьких девочек в красных юбочках и с венками на головах, — смотря на это, люди забывали обо всем на свете. Под волшебным действием солнца, тепла и красочности движений тысяч людей под ритмичную музыку зрители радовались и ликовали с наивностью детей.
«Военный день» был не столь красочным, однако воодушевление возросло еще более, когда полки пехоты, с винтовками и голубовато поблескивающими штыками, в новых касках гуситского образца, в новом обмундировании цвета хаки, прошли торжественным маршем перед правительственной ложей. Но особый восторг и ликование публики вызвал тот момент, когда над стадионом с ревом пронеслись эскадрильи истребителей и бомбардировщиков. Все это было народным оружием. Народ оплатил его и создал своими руками. Народ верил в техническое совершенство и боевые возможности этого оружия. От восторга и радости у людей выступали на глазах слезы…
«Мы не сдадимся! — произносили хором десятки тысяч голосов. — Слава армии!»
Военные атташе иностранных посольств с изумлением смотрели не только на солдат и их новое оружие, но и на народ, приветствующий с такой любовью свою армию.
Ян Мартину подошел к вдове французского историка Дени, который много лет назад описал историю Чехии периода Белой горы. Ему хотелось услышать от старушки несколько слов для своей газеты.
Она растерянно задвигала беззубым ртом. На седых волосах сидел черный чепчик, на высохших руках были надеты вязаные черные перчатки. Старушка стояла, сгорбившись и прикрыв от солнца глаза веером.
Разобрав, что от нее хотят, она неуверенно заговорила:
— Я ведь вдова. Что мне сказать вам? Приехала я в Прагу, которую так любил мой покойный муж, чтобы собственными глазами увидеть, как вы ведете себя в это время, когда у нас в Париже многие трясутся от страха. Вы ведете себя мужественно. То, о чем я скажу дальше, я прошу вас не писать! — И, положив указательный палец на сухой рот, она зашептала: — Я никогда не представляла, что меня, старую женщину, постигнет такая тяжелая судьба: ведь я смотрю… со слезами смотрю… на конец чешской независимости. — Она прикрыла лицо старинным веером.
В этот момент музыка заиграла марш «Как же нам не веселиться» из «Проданной невесты».
Иностранные гости и представители правительства уже направлялись к своим машинам. А народ, переполнивший стадион, встав со своих мест, продолжал рукоплескать, смеяться, махать руками и фуражками, петь песни…
Нет, конгресс не занимался легкомысленными танцами. Чешский народ веселился потому, что верил в свое бессмертие!
