Ознакомительная версия.
– Сережа, – останавливал он в коридоре встречных, – одолжи десятку.
– Десятку, перед получкой? Перекрестись.
– А я тебе анекдот.
– Давай анекдот сначала?
– Встретились три лягушки. У одной магнитофон, у другой бутылка водки, а у третьей совсем ничего…
– Ищи дурака, – говорил встречный. – За эту старую рухлядь он хочет десять новых рублей.
– Прошу. Выручи.
– Он ищет выручки, – смеялся встречный. – Давай я тебя лучше тебя наведу. Одолжи у Воронихина: одинок и получает прилично. Не пьет, не курит.
А Вася – Мешок Сказок сочувствовал:
– Говорят, у вас коляску стащили, – говорил Вася. – А я и не знал, что вы женаты. Когда успели?
– Побочный эффект. Уговаривали Зайцева, а уговорили меня. Я более сговорчив. Не одолжите ли до получки?
Денег ни у кого не было. Но на советы не скупились.
– Купи открытую, – советовали в архиве. – Дочь – невеста. Ей нужно видеть окружающий мир.
– Шагающую покупай, – говорили на модели.
– Это напоминает мне шагающий экскаватор, – возражал Тумаков.
Его позвали к телефону.
– Какому, внутреннему?
– Нет, к секретарю.
Звонила Капитолина.
– Ну, что? – спросил его Мешок Сказок, – нашлась коляска?
– Нашлась. И как это я забыл? В другое место переставил вечером.
– Смотри тебе график девочки построили.
Расчетчиц всегда называли девочками. На желтом в мелкую клетку фоне миллиметровки, проваливаясь и выпячиваясь на экстремумах, шла плавная кривая. Тумаков посмотрел на неё с одной и с другой стороны, почмокал губами и сказал: «Мистика».
График был из большой серии графиков, и чтобы в них разобраться Тумаков ввел трехзначную нумерацию. Однако этот он не стал нумеровать, а только разглядывал. Он был заключительным. Он подтверждал «случай Тумакова». Нет, «Тумакова-Зайцева», – поправился он, – вернее «Зайцева-Тумакова». И нет пока такого случая, а налицо только шаг к нему, но всё равно смотрится хорошо. Его прямо-таки распирало, но кому рассказать об этом?
– Не суетитесь, – скажет Вася, – небось, думаете, вы – первооткрыватель, а всё до вас было уже изобретено.
– Уже?
– Конечно, было.
– Было да не всё. Ну, скажем, был прежде, например, День космонавтики?
– Был.
– Двенадцатое апреля?
– Да, у шумеров четыре тысячи лет тому назад. Шумеры встречали новый год весной. Звался – вавилонские праздники. Они начинались с первого апреля и длились ровно двенадцать дней. Двенадцатый день считался заключительным.
Но где это Маэстро застрял? И чтобы он делал без Маэстро? Ковырялся бы в частном вопросе, отчёты писал: «по поводу…» или «к вопросу …» Сначала он показался ему чудаком, а теперь? Юра стал для него самым близким, нужным, простым, надежным, знающим. Словом, самым, самым.
Вчера, купая дочь, они заговорили о Маэстро.
– Юру нужно женить, – сказала Капитолина.
У женщин – практический склад ума. А что: тридцать лет, а шатается по столовкам, живет в общежитии, проводит свободные вечера в читалке.
– А ты вместо того, чтобы болтать попусту, – сказал он строго, – конкретно подумала. У тебя масса подруг. Но ему знаешь, какая жена нужна? Ведь он-то какой.
– Какой? – спросила она.
И он не знал, что ответить ей.
Ведущему Лосеву хотелось встретить ориентаторов прямо на взлетном поле. Ему не терпелось выдать им, как говорится, по первое число. В их дерганой жизни почти не встречалось положительных эмоций, но то, что теперь случилось, выходило за всякие рамки. Чёрт дернул его подписать извещение на ТП, меняющее экономический режим на форсированный.
По смыслу, вроде, всё было верно: у края Земли так легче было справиться. Но вот беда – пуск получился нерасчетным, изменились видимости, траектория получилась вытянутой и в радиотени. На крайнем дальневосточном НИПе режим не выключили. Объект так и ушел в форсированном, а вернулся с полупустыми баками, исключив серьезное продолжение. Что из этого следует? Уволят всех. Это как пить дать. К чёртовой матери, и в лучшем случае. А в худшем?
Он знал, что ответят ориентаторы:
– Это же нерасчетный режим: нештатная на нештатную. Толкуй теперь. Просто машина невезучая. И ещё нужно было не мариновать нас в Москве, а отправить сразу на пункт дальней радиосвязи. И вообще ты, Лосев, паникёр.
Но следовало договориться о совместных действиях.
Самолет задерживался. Такое раньше бывало и пока не особенно беспокоило. Пока. Но что действительно там, в тумане, в таежной глуши: погода или техника? И пугал выработанный ресурс.
Вторую половину дня Тумаков непрерывно улыбался. Снова взглянув на кривую, он прошептал: «Мечта». В обед, проходя территорией по асфальтированной дорожке, он неожиданно остановился, посмотрел в сторону, где поднимались над проходной белые строящиеся дома, и произнёс: «Сказка».
Не выдержав, показал Васе график, но Вася не понял, спросил:
– Всё изобретаете?
– Тыр-пыр, восемь дыр, – отвечал Тумаков, занимаясь своим делом, но желание показывать пропало. – У старевшее нам не пример. Мы сделаем хуже.
И снова залюбовался графиком, что-то бормоча себе под нос.
– Василь Васильевич, – заглянул в комнату завхоз с пышными кавалерийскими усами в украинской расшитой рубахе под пиджаком. – Вы за Вадима Палыча?
– А что? – осторожно ответил Мешок Сказок вопросом на вопрос.
– Говорят, у вас лишние стулья?
– У нас на столах сидят.
– Да, у нас, – горячился Тумаков, – многим и неизвестно, что такое стул. Я попрошу в число отдельских техзанятий включить тематическое занятие «стул».
– Выходит, у вас нет лишних стульев? – спросил завхоз, напирая на слово «нет».
– Если вы о тех, что мы позаимствовали у начальства, – говорил Мешок Сказок, – так мы их вернули.
– Да, мы… – начал было снова Тумаков.
– Если стульев нет, – размеренно продолжал завхоз, – можете их взять. Отделу выделили стулья.
Секунду в комнате висела тишина, затем волнами заходил смех.
– Ну, что, Вася? – спрашивал еще завхоз. – Кто за начальника?
– Согласно приказу Главного, – вмешался Тумаков, – в отсутствие начальника его заменяет вышестоящий.
– А если премию распределять?
– Какая премия?
– Нет, Вася, – продолжал завхоз, – готовься выговор получить… За сотрудников.
– Я протестую, – возразил Тумаков.
– Дежурства в журнале не отмечаются. От комнат не берете ключи. Дверь открываете расчёской.
– Давайте мы выйдем, – предложил Тумаков, – а вас запрём, и вы откроете расчёской.
– Кроме того, на уборку в воскресение от вас три человека.
– В воскресение День космонавтики.
– Я Борису Викторовичу тоже сказал: «Борис Викторович, как быть с субботником в воскресение?». «Вот, черт, – говорит, – почему в воскресение? Субботник должен быть в субботу». «Решили так. Но в воскресение – День космонавтики». «Это нас не касается, – ответил он. – Мы же не космонавты». Так что в четыре часа трех человек на инструктаж.
– А нас всего трое.
Потом зашел Воронихин.
– Кто у вас по «гибриду»?
– Никого, – ответил Вася.
– Никого из гибридных, – подтвердил Тумаков.
– Я вас тогда попрошу связаться с ведущим. Выяснить насчет передачи документации.
– Вася, – сказал Тумаков, когда Воронихин вышел, – а ведь в результате не трудно и на воскресение загреметь.
И он опять углубился в графики, а потом к девочкам пошел. Расчетчицы напряженно работали, но приподнятое настроение его не покидало. Он считал и пел дребезжащим неверным голосом, не замечая этого, пока его не попросили прекратить. Он замолчал, потом засвистел, получая удовольствие. Потому что выпал такой день.
Перед концом работы зашел к нему Сашка Воронин, невысокий, лысеющий блондин.
– У тебя отец военный? – спросил он Тумакова, и тот распрямил, наконец, затекшую спину.
– Нет, – ответил он, зевая.
– А мать военная?
– Нет, – опять ответил Тумаков. – У меня товарищ военный.
– Тогда тебе обязательно нужно, – сказал Воронин, – вступить в ДОСААФ.
– Хорошо, я подумаю, – отвечал Тумаков. – В понедельник приходи.
Но Воронин по обыкновению не уходил.
– Чудак, – сказал он, обводя взглядом комнату, – всего за тридцать копеек тебе дается полное право утверждать, что именно на твои личные сбережения строится оборонное могущество страны.
– Я подумаю, – повторил Тумаков. Он начал собирать портфель, потому что прозвенел звонок, а оставаться в такой день ему не хотелось.
– Отбой, – появился Вася, – до понедельника с документацией подождут. А в понедельник и остальные появятся.
И Тумаков пошёл, сдал портфель и дальше по лестнице, по территории до проходной.
– Отчего они не приехали? – подумал он. – Прилетели поздно?
И ещё подумал: здорово, и теперь даже после работы не заходит солнце, и всё время с приближением лета будет удлиняться день.
Ознакомительная версия.
