Пожалуй, ни для какого другого народа немецкое вторжение не явилось такой неожиданностью, как для народов Советского Союза.
Для русских пограничных частей наступление немцев рано утром 22 июня 1941 года также было внезапным. Русские армии, расположенные в областях, прилегающих к границе, были окружены и подверглись разгрому в условиях сильнейшего замешательства. Офицеры и солдаты в ряде случаев сражались с исключительным упорством, до последнего патрона, но в течение ряда недель не было заметно ничего похожего на организованное противодействие. Боялись немецких парашютистов. Думали, [215] что в тылу кто-то подает подозрительные световые сигналы. Нередко распространялись слухи, что немцы или немецкие агенты, переодетые в русскую военную форму, одежду крестьян и даже женщин, действуют в нескольких десятках километров впереди наступающих немецких войск, перерезая линии связи, захватывая тактически важные объекты и поддерживая радиосвязь с основными силами противника.
Даже в Москве, прикрытой рядом оборонительных рубежей, вскоре стали опасаться парашютистов. Через полмесяца после начала немецкого вторжения Александр Верт, бывший в то время в Москве в качестве корреспондента лондонской газеты “Санди таймс” и Британской радиовещательной корпорации, слышал, как были задержаны три английских сержанта, ехавших на открытой грузовой машине с аэропорта в русскую столицу. Они прибыли для службы в качестве инструкторов.
“На уличном перекрестке их остановила милиция; вокруг собралась толпа, привлеченная видом необычной английской военной формы; кто-то произнес слово “парашютисты”. Тогда в толпе послышался негодующий ропот. Сержантов доставили в отделение милиции. В результате сотруднику английского посольства пришлось ехать туда и выручать задержанных”{248}.
На следующий день патруль задержал самого Верта, так как кто-то услышал, что он говорил на иностранном языке. Во время одной из вечерних прогулок, когда немцы были еще в 500 километрах от Москвы, у него спрашивали документы “через каждые две-три минуты”{249}.
Вряд ли можно удивляться тому, что отступление русских армий от западных границ до ворот Москвы, Ленинграда и Ростова, длившееся пять месяцев, породило чувство неуверенности, нервозности, а местами и паники; этому способствовали слухи о мощи противника, его успехах и изобретательности. Москва пережила подобную панику в середине октября 1941 года; люди ожидали, что немцы вот-вот ворвутся в город. Многие высокопоставленные лица в спешке эвакуировались на восток. Сталин [216] остался на месте и приказал беспощадно расстреливать всех, кто сеет панику. Возможно, что ее сеяли немецкие агенты.
Заслуживающей доверия документации, на основании которой можно было бы дать развернутую картину обстановки, в нашем распоряжении не имеется{250}.
Ко времени гитлеровского наступления на европейской территории России имелось несколько сот тысяч лиц немецкого происхождения; некоторая их часть проживала в обособленных поселениях. Эти люди говорили на немецком языке; их предки переселились в Россию во второй половине XVIII и первой половине XIX века по зову царей из династии Романовых, наделивших их землей и привилегиями. Немцы поселились на Волыни. (Западная Россия), на Украине, близ Черного моря, на Кавказе, а также в губерниях, расположенных по нижнему течению Волги. Многие из них стали богатыми фермерами. Другие предпочли заниматься ремеслом или торговлей в русских городах. Некоторые семьи в течение ряда поколений владели поместьями в прибалтийских провинциях.
Начиная с 1933 года русское правительство приняло суровые превентивные меры против значительной части немецкого национального меньшинства, проживавшего в сельских местностях. В городах немцев осталось очень мало; они не внушали доверия, а Сталин редко шел на риск, которого можно было избежать. Вскоре после 1933 года из России выслали миссионеров немецкой евангелической церкви. Утверждали, что в их религиозных трактатах содержалась нацистская пропаганда. Говорили также, что актеры передвижных театров, обслуживавших немецкое национальное меньшинство в Автономной республике немцев Поволжья, оказались шпионами. Самих жителей упомянутой выше республики оставили пока что в покое.
Немцев высылали с Кавказа. В период с 1935 по 1938 год значительное количество немецких колонистов [217] переселили из западных районов Советского Союза в северные районы и Сибирь. Немецкие колонии, расположенные в стокилометровой полосе вдоль западной границы Советского Союза, обезлюдели. Судя по немецким источникам издания 1941 года{251}, многие немцы, проживавшие до этого в указанных колониях, бежали в украинские города и там скрывались. В период 1937 - 1938 годов значительное количество мужчин призывного возраста из расположенных на Украине и по берегам Черного моря немецких колоний переселили на восток.
Осенью 1939 и летом 1940 года Москва согласилась на переселение немцев, еще остававшихся в прибалтийских республиках и на Волыни, в оккупированную немцами часть Польши.
Немецкому национальному меньшинству, проживавшему в других частях страны, после начала войны, летом 1941 года, пришлось пережить трудные времена.
На Украине был издан приказ о выселении на восток всех немцев мужского пола в возрасте от 16 до 60 лет. То же самое можно сказать о немецких колониях, располагавшихся в Крыму или поблизости от него, а также дальше к востоку, на побережье Черного моря. В общей сложности в перечисленных районах проживало примерно 600 000 немцев, а, заняв эти районы, немецкие войска насчитали там только 250 000{252}. В Крыму не было обнаружено “ни одного местного немца”{253}.
28 августа 1941 года, то есть через два с лишним месяца после начала гитлеровской агрессии, Верховный Совет СССР издал указ, который был опубликован 8 сентября в газетах. Он касался немецкого национального меньшинства, проживавшего в республике немцев Поволжья, насчитывавшего около 400 000 человек. [219]
В указе говорилось:
“По достоверным данным, полученным военными властями, среди немецкого населения, проживающего в районах Поволжья, имеются тысячи и десятки тысяч диверсантов и шпионов, которые по сигналу, данному из Германии, должны произвести взрывы в районах, населенных немцами Поволжья.
О наличии такого большого количества диверсантов и шпионов среди немцев Поволжья никто из немцев, проживающих в районах Поволжья, советским властям не сообщал - следовательно, немецкое население районов Поволжья скрывает в своей среде врагов Советского Народа и Советской Власти.
В случае, если произойдут диверсионные акты, затеянные по указке из Германии немецкими диверсантами и шпионами в республике немцев Поволжья или в прилегающих районах, и случится кровопролитие, Советское Правительство по законам военного времени будет вынуждено принять карательные меры против всего немецкого населения Поволжья.
Во избежание таких нежелательных явлений и для предупреждения серьезных кровопролитий Президиум Верховного Совета СССР признал необходимым переселить все немецкое население, проживающее в районах Поволжья, в другие районы с тем, чтобы переселяемые были наделены землей и чтобы им была оказана государственная помощь по устройству в новых районах.
Для расселения выделены изобилующие пахотной землей районы Новосибирской и Омской областей, Алтайского края, Казахстана и другие соседние местности.
В связи с этим Государственному Комитету Обороны предписано срочно произвести переселение всех немцев Поволжья и наделить переселяемых немцев Поволжья землей и угодьями в новых районах”.
*
К моменту опубликования указа переселение было почти полностью завершено. Общественные здания в городах республики немцев Поволжья заняли органы государственной безопасности. Перед этим населению не разрешалось покидать места своего жительства; линии связи были выключены, многие руководящие работники [220] учреждений арестованы. Затем немецкому населению сообщили, что оно должно готовиться к переезду. Немцы должны были сдать скот, запасы зерна и сельскохозяйственные машины. Постепенно порядок нарушался: приближались немецкие армии. Когда в начале августа на места прибыли русские комиссии для организации надзора за еще уцелевшим, но брошенным на произвол судьбы скотом, они увидели неприглядную картину: значительная часть урожая гнила в поле, лошади и свиньи исчезли, коровы без присмотра бродили по лугам.
Немцев, живших в Нижнем Поволжье компактной группой в течение многих лет, переселили в Сибирь. Верт считал это “довольно суровой мерой”{254}. Морис Эдельман видел переселяемых в пути следования:
