Ознакомительная версия.
Ров вырыли достаточно глубоким, после чего Мономах дал людям немного отдохнуть и напиться воды. Меслим тем временем достал из телеги полосы дерна и осторожно раскатал их перед рвом, чтобы не было видно свеженарытой земли.
— На всякий случай, — пояснил он. — Чтоб какой глазастый коня не придержал.
— Толково, — согласился Мономах. — А что, друг мой, ты землю умеешь слышать?
— Умею, если надо что-то расслышать.
— Надо, Меслим, — вздохнул Мономах. — Свирид едет где-то позади вместе с конниками Тмутараканского князя Бориса. А мне оба здесь вскоре понадобятся, так лучше заранее их сюда провести.
— Сделаю, — сказал Меслим. — А ты, мой князь, волов моих перегони за Клянск.
— Павка! — крикнул Мономах своего слугу, друга и соратника. — Отведешь волов в Клянск и спрячешь. Соломы для них разыщи. Или камыша с речки.
— Понял, — с готовностью откликнулся Павка и тут же исчез выполнять приказание.
— Толковый, — кивнул в его сторону Меслим. — Ну, мой князь, я пошел землю слушать да конников искать. Если понадоблюсь вдруг, Павку пошли.
Слушать землю, которая все рассказывает, Меслим умел. Он чутко различал разницу между тупым топотом сапог и острым, как звон, стуком конских копыт. И вскоре уловил этот стук, и пошел на него, и увидел замыкающих шествие конников Тмутараканского князя Бориса и начальника тайной разведки Свирида.
— Единый воевода Мономах зовет вас к себе, — сказал он. — За мной, князья.
— Зачем же тебе пешим топать? — спросил Тмутараканский князь Борис. — Подсадите вестника на круп и велите за седло держаться.
Так и сделали.
Свирид и его разведчики нужны были Мономаху для скрытых ударов по врагу. Скорее даже не ударов — уколов, но ведь игла под седлом — заноза для всадника.
Коней с коноводами, которые должны были надеть на головы лошадей мешки, чтобы они не заржали, учуяв приближение конной массы, Мономах повелел тщательно спрятать во дворах и меж домов Клянска. Внезапное появление всадников с нашей стороны должно было стать в решающий момент для половцев полной неожиданностью.
К тому времени были вырыты еще два рва — по правую и левую руку от Клянска. Рвы могли если не полностью остановить конную лаву, то по крайней мере задержать ее и тем самым ослабить сабельный удар. Мономах стягивал в свой кулак любую мелочь, потому что противник имел почти двенадцатикратный перевес в силах, был юрок и подвижен.
Но!..
Противник был твердо убежден, что у Мономаха нет пусть малой, но все же конной группы.
Противник и ведать не ведал, что у Мономаха есть побратим со своими разведчиками.
Не знал, что мост через реку Клянку завален сушняком и ждет лишь стрелы с огнем. Стрелы Добрыни, который никогда не промахивается.
Не мог знать Китан и того, что князь Владимир Мономах утвержден в едином воеводстве над всеми вооруженными силами Земли Русской.
Наконец половецкий вождь не знал главного: русские воины решили умереть, но не допустить отныне, чтобы половцы убивали их жен и матерей и с гиканьем гнали в рабство их детей малых.
Русичам предстояло измотать половцев на валах, рвах, засеках, в редких и внезапных стычках, используя для того и разведчиков Свирида. Но самому Свириду Мономах категорически запретил участвовать в этих стремительных выпадах — побратим ему нужен здесь, рядом с ним, для разумных советов.
Лучникам Добрыни Мономах велел подстреливать половецких коней: спешенные воины наверняка станут метаться по полю, мешая собственным всадникам.
Надо было успеть и вовремя поджечь сушняк на мосту через Клянку. Мост должен вспыхнуть неожиданно. Это — главная задача Добрыне.
«Но сначала, — решил Мономах, — я должен убить хана Китана, я отмолю этот грех, потому что Китан первым поднял руку на моего сына».
Ну вот, кажется, и всё. Мономах еще раз оглядел место будущего сражения. Да, всё разложено по полочкам. Остается главное. Исполнить.
Через день вернулся Меслим.
— Что сказала земля? — первым делом спросил Мономах. — Услышал?..
— Скачут, мой князь, звонко скачут. Так, думаю, что дня три, а то и четыре у нас еще есть. Дружинникам отдохнуть надобно. Долго они по убитой земле топали, а потом ее еще и копали.
— А что, кроме сухарей, у нас есть?
— Сухари тоже неплохо. Только повели не грызть их, а горячей водой залить, мой князь. Пусть ложками похлебают.
— И отдохнут, и похлебают, — вздохнул Мономах. — Тяжкое испытание Господь на Русь возложил. Надеюсь, каждый это понимает.
— Каждый, — вздохнул и Меслим.
— Скажи Павке, пусть хлёбово дружинникам сотворит, воеводы и князья и так обойдутся. Кстати, собери их, друг, на совет. Подумаем сообща, что каждый должен в одиночку совершить.
Военный совет удельных князей и воевод открыл, естественно, единый воевода. Начал он для многих неожиданно:
— Мы много говорили об обороне. Надоело, в ушах навязло. А потому сегодня поговорим о наступлении. Да, о наступлении, ибо без наступления невозможно разгромить врага.
По гостевой палате, где собрались князья и воеводы, прошелестел легкий, как дыхание, шепоток.
— Да, да, о наступлении!.. — громко повторил князь Мономах. — Только о наступлении. О полном разгроме объединенной единым знаменем половецкой орды. Таком разгроме, который они запомнят на всю жизнь и навсегда закажут сынам и внукам своим посягать на границы Святой Руси!
Опять прошелестел говорок.
— На этом совете каждый удельный князь и каждый воевода получат повеления, куда и как именно им наступать во мгновение, которое определю я, лично, как ваш единый воевода.
Мономах замолчал. Трудно давались ему сегодня речи. Хотелось объяснить каждому, что означает это сражение не только для Руси в целом, но и для него лично. Для его жены, для его детей…
— Хан Китан не понимает самой души нашей. Он видит в каждом из нас врага, который упорно, уж много лет не пропускает его орды к сказочно сочным лугам междуречья Днестра и Днепра. Укрепившись там и откормив коней, Китан сможет грабить не только Русь, но и Польшу, и Чехию, и все соседние малые страны… В этом году Русь постигло злое солнце, с апреля на нашу землю не упало ни капли дождя, погиб скот, пали почти все кони, а у половцев шли дожди. Китан учел нашу беду, понял, что его конные лавы некому будет остановить, и объединил половецкие улусы и коши под единое знамя.
Мономах говорил с таким жаром, что у него перехватило горло. Верный Павка это учуял и тотчас подал ему в ковшике воды. Единый воевода жадно осушил ковшик, потрепал Павку по голове и продолжал:
— Половцы исстари атакуют крыльями, и именно эти крылья провалятся в яму. Сам Китан успеет остановить коня. Дружинам удельных князей повелеваю тотчас добить половцев в этой яме. Добить беспощадно, пленных не брать! Жестоко? Да, но цена слишком велика. На кону стоит само существование Руси.
Все молчали.
— Это — первое. Второе. Держать оба наших крыла — удар будет нанесен по ним. Телами держать, жизнями своими держать! За это отвечает самый опытный воевода. Воевода Железян.
— Понял, — угрюмо сказал воевода Отдельной дружины. — Зубами вгрызусь.
— Добрыня поможет тебе, воевода. Он побьет коней, спешенным всадникам все равно с поля живыми не выбраться.
— Ясно, — сказал Добрыня.
И опять все помолчали.
— Подумаем, как поведет себя хан Китан, — продолжал Мономах. — По всей вероятности, он решит ударить через мост на реке Клянке, чтобы выйти нам в тыл. Тогда ты, Добрыня, подожжешь мост — он завален сухим хворостом. Но — жди моей команды.
— И это ясно, — улыбнулся Добрыня. — Неожиданный огонь пугает лошадей и отвлекает всадников.
— Наконец последнее и, надеюсь, решающее, — сказал Мономах. — Я сделаю все возможное, чтобы убить хана Китана. Нет, не в схватке один на один, потому что нельзя сегодня, в решающей битве, доверяться случайностям, а потому лишь, что имею на это моральное право. Хан Китан подло, из укрытия тяжело ранил стрелой моего старшего сына Мстислава. Его чудом спас знахарь Меслим, за что ему вечная благодарность. — Мономах опять замолчал. И все угрюмо молчали.
— Китан не выйдет на длину полета стрелы, — вздохнул Меслим.
— Мой лук из рогов тура, — усмехнулся Мономах. — Натянуть его вряд ли кто может, кроме меня, так что я достану его издалека. Как только Китан упадет с коня, князь Борис Тмутараканский со своими конниками должен будет, пока половцы не опомнились, домчаться до него и захватить знамя.
— Благодарю тебя, князь Мономах, — улыбнулся Тмутараканский князь Борис. — Я это сделаю.
— Потеря знамени в битве означает потерю чести, — сказал Мономах Меслиму, когда они вышли вдвоем на околицу Клянска.
Ознакомительная версия.
