class="p1">Хотя привал и был недолгим, однако сторожа выезд из ущелья перегородили срубленными колючими кустами. Конечно, это небольшая преграда, но Порусса вынуждена была остановиться и приказать, чтобы освободили дорогу.
К ней подошел десятник. Увидев, что перед ним княжна, поклонился.
Истер слышал, как десятник спросил княжну, почему та выезжает из лагеря одна. Порусса кивнула головой на охранницу и сказала, что она где-то неподалеку потеряла украшение и потому им теперь надо взглянуть на дорогу.
Уловка была примитивной, но десятник – человек еще молодой и неискушенный в общении с женщинами – поверил. Он даже предложил свою помощь в поиске украшения.
– Не надо, – отказалась от помощи княжна. – Мы только взглянем на дорогу, и назад.
– Хорошо. Только далеко не отъезжайте, – сказал десятник и приказал освободить проезд.
Дальше Истер не стал следить. Довольный и улыбающийся, он пошел докладывать Болгару, что их план удался.
Еще несколько дней Данав держал свою команду настороже. Однако, несмотря на тщательный осмотр долины и окружающих гор, он никого не нашел.
Посовещавшись с Трояном, он пришел к выводу, что злоумышленников, пытавшихся украсть скот, было мало, потому что если бы их было больше, то они не побоялись бы напасть на пастухов. А так как их было мало, то, убедившись, что сторожа бдительно охраняют стадо, ушли.
Одно только смущало Данава – он так и не понял, каким путем воры попали в долину. Ведь если воры один раз смогли незаметно проникнуть в охраняемую долину, то кто мог помешать им сделать это и в другой раз? А в другой раз они могли прийти большими силами. Так что Данаву было о чем задуматься!
Но держать людей долго в постоянном напряжении невозможно. Мальчишки-подпаски из-за бессонных ночей вымотались так, что засыпали на ходу. Да и сам Данав чувствовал невероятную усталость, а до возвращения домой было еще далеко. Так что пришлось Данаву переводить свою команду на более щадящий режим.
Для начала он позволил всем, кроме пары дежурных сторожей, спать в полдень.
Когда мальчишки угомонились, Данав и сам прилег на охапке сена в тени.
Было тихо. В побелевшем от жары небе не было ни облачка. Легкий сквозняк пах горячей полынью. Тонкой струной пела одинокая цикада.
Данаву не спалось. Едва он закрывал глаза, как приходили старые воспоминания. Данаву чудился шепот любимой, ее смех, жаркие объятья. Данав вздрагивал и просыпался, и снова впадал в дремоту, и снова все повторялось.
Так он лежал долгое время.
Неожиданно сквозь дремоту пробился женский голос. Но это был голос не Денепры.
Данав проснулся, но женский голос, далекий и тихий, не пропал.
Данав, приподнявшись на локте, настороженно прислушался – среди его пастушат женщин он пока не замечал. Ему в голову пришла мысль, что на пастбище могли прийти женщины из деревни – напрямик всего час пути. Но появление женщин на пастбище могло свидетельствовать только о том, что в деревне случилось какое-то происшествие.
Придя к такому выводу, Данав встревожился. Он встал и поспешно направился на звук голосов.
В сотне шагов от себя он увидел Трояна, который разговаривал с двумя женщинами. Чуть в стороне стояли оседланные лошади, на которых женщины, видимо, и приехали.
Из-за расстояния Данав не мог рассмотреть лиц женщин, но женщины явно были незнакомы ему и по одежде не деревенские. Правда, движения и жесты одной из них смутно показались ему чем-то знакомыми. Но чем – непонятно.
То, что женщины были не из деревни, ничуть не успокоило Данава. Появление чужих женщин на пастбище, находящемся в стороне от проезжей дороги, было еще более странным.
Чтобы не гадать о причинах появления посторонних людей на пастбище, Данав двинулся к гостям.
Троян с одной из женщин двинулись навстречу Данаву. Вторая женщина осталась у лошадей.
Когда они приблизились, Данав увидел, что женщина, которую сопровождал Троян, очень молода, почти девочка. Одежда на ней богатая. Еще больше впечатляли многочисленные золотые украшения – серьги, подвески, кольца, цепочки.
Сомневаться не приходилось – девушка была не из простой семьи, может быть, даже из княжеской семьи.
«Но девушки из княжеских семей в одиночестве по дорогам не ездят», – подумал Данав и машинально окинул взором окрестности: кроме второй девушки, которая держала лошадей под узды, никого не было видно.
«Что же княжна делает в этом диком месте одна?» – гадал Данав.
Его гадания прервал Троян, который сообщил, что девушка – княжна Порусса из рода Комана.
– С ней еще одна девица, – сказал, загадочно улыбаясь, Троян, но Данав не стал его дальше слушать.
– Прекрасно вижу! – коротко проговорил он и тяжело вздохнул: то, что девушка была княжной из семьи князя Комана, только запутывало ситуацию.
Но делать было нечего, и Данав учтиво поклонился и подчеркнуто вежливо поинтересовался, что делает княжна в этих местах.
Княжна покраснела и сказала, что она нечаянно отстала от отряда отца и заблудилась.
– А что в этих местах делает князь Коман? – сорвался с языка Данава логичный вопрос.
– Мы ехали с пира у князя Словена, – сказала Порусса.
– Понятно, – сказал Данав, хотя ему было совсем не понятно, каким образом княжна умудрилась заблудиться на прямой оживленной дороге.
«Э-э-э! Тут что-то совсем другое», – подумал Данав, а вслух сказал:
– Ничего страшного, я быстро выведу тебя на тракт, а там надо будет просто все время ехать прямо. Впрочем, я думаю, что там тебя уже разыскивают.
В глазах княжны мелькнула испуганная тень.
– Ты думаешь, что меня уже ищут?
– Обязательно! – сказал Данав. – Я не знаю обычаев твоей семьи, но уверен, что в ней княжескими дочками не разбрасываются, словно, горохом.
– Ой, – сказала Порусса, – и что же делать?
«Точно – нечисто!» – в конце концов уверился Данав.
Он еще раз окинул пытливым взглядом Поруссу. Что она была дочкой князя Комана, сомнений не было – в этом красноречиво убеждали ее дорогие украшения. Даже неопытным взглядом несложно было определить, что на них можно было купить с десяток деревень, подобных той, в которой жил Данав, вместе с их обитателями.
Данав был человек прямой. И если бы Порусса прямо ему сказала, что сбежала от отца, то он постарался бы ей помочь всем, чем мог. Но он видел, что девушка лгала, и потому не знал, как вести себя с ней.
Однако со стороны Поруссы ложь была оправданна, так как девушка не знала встретившихся ей людей и опасалась, что, узнав, что она сбежала, ее отвезут к отцу.
Таким образом, взаимные опасения только усиливали непонимание.
