Воины его рассыпались по стене в дорогих одеждах как жемчужины из дворцовой сокровищницы. Лица придворных солдат были холодны, но не воинственны.
Император тревожно оторвал взгляд от трепетно улыбающегося Аркадия. Облака пыли плыли по земле, огибая зеленые сады и светлые пятна выбеленных построек. День был удивительно светел.
— Что это? — прошептал с тревогой префект столицы. Двое слуг в розовых одеждах поддерживали его по бокам. Холодное от белизны лицо чиновника печально выделялось на фоне грузного тела. Он был болен и поправлялся. Ходили слухи об отравлении.
— Конница? Что это? Авары на стороне скифов? — вторили ему голоса придворных. — Может, это наша армия прорвалась к столице?
— Объясните мне! — приказал Тиверий, нервно поглаживая мягкую ткань туники. Края красивых полноватых губ опустились.
Придворные зашептались, а военные чины гвардии предпочли отойти в тень.
— Это не могут быть авары. Они не сражаются на стороне склавин, — первым нашелся Аркадий, угодливо поклонившись повелителю.
— Гуннов у варваров не может быть столько, — уверенно заметил трибун одной из схол, весь сверкающий от позолоты доспехов.[85]
— Да-да, божественный! Это не гунны, — закивали головами и зазвенели золотыми украшениями придворные.
— Это мне ясно, — мягко развел прямые ладони Тиверий.
— Это твои табуны, император! — твердо произнес комес эскувитов Максим, сорокалетний широкоплечий мужчина с тонко завитой черной бородой.[86] — Похоже, варвары добрались до государственных конных заводов.
— Почему же их никто не остановит!? Где наша фракийская армия? Где этот Феодот, который мне клялся, что варварский король будет в цепях лежать у моих ног, — развел руками цезарь. Покачал изящной головой.
— Наши войска сейчас в Иллирии, — сказал Аркадий.
— Они измотаны. Часть армии истреблена в засадах, — добавил комес Максим. — Столько месяцев… Чудо, что мы еще имеем силы на западе. Низкий люд продался скифам. Плебс открывает им ворота городов, показывает тропы, вливается в варварские шайки. Феодот пополняет силы лангобардами, зачисленными в федераты. Но раньше осени он не пробьется к нам.
— Язычники по всюду грабят храмы, — сквозь косматую белую бороду процедил патриарх Константинополя.[87] — Бесчисленно убито служителей Христа. До осени так будет продолжаться?
— До осени, святой отец! И до зимы, — отрезал Максим, брови которого опустились как черные крылья. — И столько, сколько нужно.
— Монофизит! — возмутился патриарх.[88]
— Не горячитесь, — вмешался Аркадий. — Мы в безопасности. В столице много войск. В Константинополь варваров не пустим. Повсюду караулы. Стены в порядке. Их укрепили и отлично стерегут.
— Послушайте Аркадия, — добавил император. Округлые щеки его заиграли румянцем. — Не нужно споров. Все христиане братья, а мир меж них угоден богу. Не станем подрожать Диоклетиану, преследуя христиан.
— Господь спасет все верующие души! — важно произнес патриарх.
Придворные перекрестились. Страхи, а не слова внушали религиозность. Склавины были всюду. Владения Византии они уже считали собственной землей. Десятками шли вести о падении городов и крепостей. Войска империи терпели неудачи. Чиновники бежали. Богатые именья разорялись сотнями. Горели виллы уже у самих стен Константинополя. Длинные стены, оберегающие подступы к столице, не удалось удержать.[89] Их оставили в ужасе от внезапной ночной атаки.
— Все удалитесь, останься ты Максим и ты Аркадий, — мягко распорядился цезарь. — Савва, прикажи позвать племянника Иоанна из Амастрида…
— Андроника, — подсказал Максим.
— Андроника. Который… В каком он ранге? — попытался вспомнить император, но потом резко сменил тему. — Нет оставайтесь. Мы удалимся в башню. Найдется там, где сесть?
— Сейчас распоряжусь, — ответил молодой командир протекторов, в роскошных посеребренных доспехах и богато украшенном камнями шлеме.[90]
Тиверий поднялся в верхний этаж башни, внимательно осмотрев расставленные у стен дротики и заготовленные для метательных машин снаряды. У лестницы вытянувшись стояли на карауле протекторы. Им было поручено охранять этот участок стены во время визита цезаря. На грубом столе в глиняной вазе лежали зеленые яблоки.
— Как все просто, — сказал Тиверий, усаживаясь на раскладной стул. — Люблю простоту. Говори Максим, говори.
Комес эскувитов оторвался от бойницы, сказав:
— Цезарь, подарки для кагана готовы. Их уже сгрузили на корабль. Для наших войск в Иллирии отправлены все деньги, какие только удалось собрать. Теперь, надеюсь, до холодов мы сможем очистить Македонию от скифов.
— Аркадий?
— Божественный, мы говорили… Не стоит делать вылазку из города сейчас. Солдат достаточно, но если что-то пойдет не так, мы многое можем потерять. Народ ведь недоволен. В городе нет лишнего хлеба. Не следовало бы вооружать димы.[91] Ворота Константинополя закрыты. Мы в безопасности. Не будем рисковать напрасно. Префект столицы, хотя и болен, со мной согласен. Он только чудом медицины смог предстать сегодня ко двору.
— Как его здоровье? Это… не опасно?
— Поправляется, государь. Он слишком любит жареную птицу. На этот раз аппетит его подвел. Врачи говорят, что он вскоре твердо встанет, но просят его не поддаваться больше чревоугодию. Пороки ведь вредят не только духу.
— Стоит быть проще. Воздержанней. Однако я не согласен со всеми твоими аргументами, мой друг. Димы мы пока не станем вооружать, тут ты прав. Но для поднятия духа подданных вылазка нам сейчас необходима.
— Даже декоративная, — усмехнулся комес.
— Тогда я не спорю. Если все учтено, я не спорю. Ты, божественный, всегда идешь мудрой дорогой. Позвать нашего Андроника?
— Да, пусть поднимется.
На улице у стены Феодосия собрались зеваки. Все знали, что цезарь осматривает укрепления. Люди шептались, с любопытством поглядывая на рослых гвардейцев, всюду расставленных большими группами.
Молодой Роман с трудом проталкивался сквозь толпу, пробираясь по делам. В Тритоне, его ждала важная встреча.[92] Внезапно он услышал пронзительные вопли:
— Предсказатель! Вот кто знает, падет ли столица! Слышали? Туда, скорей туда!
Людской поток понес Романа к таверне, на ступенях которой стоял крепкий старик с длинными белыми косами и жидкой бородой. Морщинистое лицо его было в шрамах. Старик держал в руке дымящийся пучок травы и невнятно бормотал. Изредка он громко что-то выкрикивал. Толпа вздрагивала и начинала креститься.
— Это гуннский маг! Он знает будущее. — шепнул Роману некто резко пахнущий луком.
«Мать Иисуса, не дышал бы он так на меня», — подумал бывший слуга Валента. Поерзал, выбивая для себя пространство.
— Скажи, падет ли Константинополь? Длинные стены не удержали врага![93] Устоим ли мы? Долго ли будут варвары осаждать город? Не ждут ли нас страшные беды зимой?
— Бросайте сюда монеты! — скомандовал тонкий юноша с впалой грудью и в рваном плаще, стоявший недалеко от предсказателя.
Медная мелочь полетела со всех сторон к ногам старика.
— Я скажу! — произнес гунн.
Про него рассказывали, что секретные знания он приобрел на востоке в походах Велисария, будучи солдатом. Якобы их открыли ему служители тайного небесного храма затерянного в пустыне.
Дымящаяся трава опустилась вниз. Роман, которого толстая женщина вытолкнула вперед, увидел, что старик держит в руках горсть разноцветных бобов. Никто не дышал, и воздух очистился от чесночного смрада. Старый гунн запел и закружился. Внезапно он остановился. Издал пронзительный лай и бросил бобы на землю. Люди попятились назад. Закрестись. Зашептали молитвы.
— Опасность велика, — сказал на ужасной латыни старый колдун, рассмотрев сложившийся узор из упавших бобов. — Варвары, явившиеся издалека, проникли всюду. Зимой они хотят пировать в наших домах. Но… Город не падет. Имущество ваше останется нетронутым.
— Слава тебе, господи! — выдохнула толстуха все время толкавшая Романа вперед, чтобы самой взглянуть на чудовищного мага.
— Тихо! Небо говорит: цезарь в беде, но он думает о спасении народа. Тиверию нужны ваши молитвы. Тише! Он защитит город. Но зима будет тяжелой, будьте терпеливы. Молитесь люди города!
— Скажи, маг, не спасут ли варвары нас от жадности чиновников и знати? — прокричал хриплый голос.
— Да, скажи! Кто лучше скифы или ненасытная семья?
Гунн снова бросил бобы на землю и зашипел.
— Вижу горящие села и города! Вижу мертвые тела. Вижу ужас и смерть. Огонь. Горят мои руки. А-а-а! Нет. Небо говорит: скифы беспощадны, они не любят христиан. Они убивают христиан. Убивают даже тех, что предают им свои города.
