Сидевший рядом с поэтом его старший друг, тридцатилетний хронист Акрит, воскликнул:
- Иоанн Геометр горазд писать сатиры! Попросим!
Геометр посмотрел на императора, и тот сказал:
- Мне нравятся сатиры, а ещё больше эпиграммы. Просим!
- Помилуйте, эпиграммы я пишу только на себя.
- Вот и отлично. Читай! - благословил Метафраст.
Геометр сделал грустную и смешную мину, все заулыбались. Поэт горестно развёл руки и прочитал:
О рог луны споткнулся мой Пегас,
И дар божественный навек во мне угас.
И потому поэтом мне не быть,
Элегию во сне не сочинить.
- Браво! Браво! - крикнул Акрит.
Но поднял руку Симеон Метафраст:
- Хронисты империи, сегодня у нас рабочий форум, а не вечер поэзии. - Он обратился к императору: - Божественный, мы готовы завтра выехать в Македонию.
У Григория уже был разговор с Багрянородным о том, когда лучше выехать, и он пояснил всем:
- Братья мои, завтра нужно совершить молебен и основательно собраться, и лишь послезавтра, ранним утром, мы отправимся в путь. И помните, что с нами вместе отбывает в путешествие императрица Елена, - вот тогда-то мы будем ждать гимнов и поэм в честь прекрасной Елены-факел.
- Боюсь я этого. В поэмах много похвалы, а я не люблю её, - смеясь, заметила Елена.
На другой день начались сборы в путешествие. В полдень во Влахернском храме был молебен. Перед вечерней трапезой встретились Багрянородный, Лакапин и казначей Василид. Он в это время чаще встречался с Лакапином, но сегодня нужен был императору в первую очередь. Речь должна была пойти о деньгах, которые потребуются для путешествия в Македонию. Но несколько дней назад как-то само собой получилось, что Багрянородный позволил Лакапину распорядиться казной империи, и великий доместик почувствовал к тому вкус. Когда личный казначей императора пришёл к Василиду получать деньги, тот сказал ему:
- Иди-ка ты, Икинф, к пресветлому Лакапину. Даст мне волю - и получишь деньги.
Золото и серебро понадобились и Зое-августе для обновления монастыря Святой Каллисты. Так они и собрались в Золотой палате, чтобы решить «пустяковое дело».
- Уведомляю тебя, великий доместик, что я уезжаю с группой учёных мужей в Македонию. Поездка займёт больше месяца. Тебе придётся вершить государственные дела. А пока я повелеваю Василиду выдать деньги Икинфу на поездку и Зое-августе на возведение монастыря.
Говоря это, молодой император пристально смотрел на Лакапина. Ему хотелось увидеть в Романе все душевные изменения и порывы. И Константин отметил, что Лакапину было приятно услышать столь щедрое повеление управлять державой. Но Константин знал о том, что сказанное им далее не отзовётся в душе Лакапина малиновым звоном.
- Но поскольку издавна в империи, - продолжал Багрянородный, - казна была в единоличной власти императора, я не снимаю эту власть с себя и главному казначею Василиду делаю предупреждение: если он и впредь позволит нарушить волю императора, то я отправлю его келарем в монастырь. Сейчас же повторяю тебе, Василид: зайди за Икинфом и выдай ему деньги на путешествие и Зое-августе для возведения монастыря.
Василид откланялся и молча ушёл.
Роман Лакапин выслушал последнее, склонив голову. Много разных мыслей прокатилось в его лобастой голове. В день венчания Константина и дочери он счёл, что легко взнуздает юного зятя и заставит его плясать под свой боевой рог. Но вот Лакапина первый шаг потерпел неудачу. Не распоряжаться отныне ему казной самовольно. И это было сказано зятем твёрдо, со взглядом тёмно-карих глаз, нацеленных на него, Лакапина. Знал же он, что деньги - это власть даже над монархами. Увы, этой власти у него нет, а что он добудет завтра, пока самому Богу неведомо. Но Лакапин не потерял присутствия духа. Кроме того, он не привык унывать при первых неудачах. А поторопился взять бразды правления в свои руки потому, что надеялся: добросердечный Багрянородный простит его. Он так и сказал:
- Божественный, я думал сделать как лучше. Ведь у тебя идут сладостные дни и ночи, и мне не хотелось нарушать их. Впредь так и будет, как повелеваешь, великий басилевс.
Константин ещё не привык к лести и оттого принял сказанное за истинное расположение тестя к нему.
- Слава Богу, что мы понимаем друг друга.
В разговор вмешалась Зоя-августа.
- Великий доместик, ты вот что скажи нашему молодому мужу. Должен он знать, что его ждёт с твоей доченькой в Македонии. Болгарам до Адрианополя всего два дня пути, и, даже несмотря на холода, они могут прихлынуть к городу. А ведь Константин, как я слышала, намерен взять с собой только полтысячи воинов.
И опять, прежде чем ответить Зое-августе, Лакапину потребовалось одолеть новое душевное смятение. Конечно, сказать, что в зимнюю пору с императором в Македонии ничего не случится, даже если он отправится туда с сотней гвардейцев, было бы легче всего.
Болгары не любили воевать в холодное время года. Но даже если и нахлынут, что с того? Византия без императора не останется. Вот он сидит, умный, мужественный, решительный. Лакапину было впору улыбнуться от столь приятного внутреннего откровения, но он сдержался и даже нахмурился: в путешествие уходила его дочь и он никому не позволит бросить её на произвол судьбы. И уже в самый последний миг, перед тем как ответить Зое-августе, он вспомнил, что совсем недавно поклялся на кресте и Евангелии не чинить Багрянородному никаких мерзостей до скончания века. После этого борения Лакапин ответил:
- Пресветлая Зоя-августа, мне, как великому доместику, хранителю мира в империи, ведомо, насколько коварен царь Симеон. Потому с Багрянородным пойдёт лучшая тагма конных гвардейцев плюс его императорского величества личная тысяча русов во главе с Никанором. Для воинов это будет полезный поход: засиделись в казармах, а для Симеона - поучение. Пусть знает, что мы готовы и способны защищать свои рубежи круглый год. Думаю, что ни у кого больше вопросов ко мне не имеется.
- Спасибо, великий доместик. Мы удовлетворены, - проговорила Зоя-августа.
- Что ж, нам пора идти к трапезе, - подвёл к концу беседу Роман. Он пока не сказал никому, и даже императору, что ждёт с часу на час возвращения из Болгарии служителей в секрете молодых купцов Диодора и Сфенкела. То, что они уже близко, донесли служители световых сигналов. Лакапин волновался. Сфенкел и Диодор возвращались раньше определённого времени. Лакапин ждал их в середине весны. Однако их неожиданный уход из Болгарии был вызван какими-то чрезвычайными обстоятельствами, побудившими разведчиков покинуть страну. Сейчас он строил догадки, и они были неутешительны.
В своё время царь Симеон считал, что Константин Багрянородный обязательно женится на его дочери: ведь был же сговор, - и это давало ему повод думать о будущем слиянии Болгарии и Византии. Симеон также считал, что две державы, слившиеся в одну, должны называться Болгаро-Византийской великой империей. И он крепко уверовал в то, что после женитьбы Багрянородного на его дочери Илоне ему, Симеону, быть императором этой державы. Будущему своему зятю он отводил при себе место соправителя, может быть, с титулом царя. Возбуждённое воображение Симеона толкнуло его на то, чтобы заказать лучшим мастерам Болгарии императорскую колесницу невиданного ранее величия. И она была сделана, ждала своего звёздного, триумфального часа.
Однако триумфу не суждено было проявиться в Софии. Царя Симеона ждало глубокое разочарование, граничащее с трагедией. Говорили потом очевидцы дворцовой службы, что когда царь узнал о венчании Константина Багрянородного с дочерью Романа Лакапина, то полдня бил посуду и всех, кто подворачивался ему под руку. Тут многое было приукрашено: бушевал он всего лишь с полчаса и посуду перебил ту, что была под руками, да серебряный кубок запустил в дворецкого, который принёс чёрную весть. Но в другом царь Симеон проявил последовательность.
Вскоре же царским повелением собрали войско, и было намечено после Масленицы двинуть его на Константинополь.
Подтверждения неопределённых слухов и ждал Лакапин. При этом он молил Бога, чтобы они не подтвердились. «Господи, не дай восторжествовать сумасбродству выживающего из ума Симеона!» - восклицал в душе Лакапин.
Купцы вернулись из Болгарии в ночь накануне отъезда из Константинополя Багрянородного, Елены и их спутников. Диодор и Сфенкел появились в Магнавре. У служителей в секрете было слово императора, которое всюду помогало им открывать двери. Так и Диодор с Сфенкелом добрались до покоя великого доместика. Стражи у его покоев позвали постельничего, а он уже отправился будить Лакапина.
Роман вышел из опочивальни очень быстро. Он будто и не спал.
- Ну что там, в Болгарии? - был первый его вопрос.
