Сатмоз вспоминает проповеди Фомы. Что бы стало с племенем гуун, если бы все его люди проповедовали "не убий"? Нет, такой соперник, как Ольдамур-Давид, не страшен.
Но рядом со старейшими стоит молодой Альпар. Его хотят видеть ханом белобородые пастухи и юные воины. Сатмоз подозревает, что и Ольдамур-Давид со своими христианами может присоединиться к Альпару, если убедится, что его самого не выберут. И старик Аазам готов сказать слово в пользу бывшего пастуха.
Перед законом племени Альпар равен кмету Сатмозу. Алкоран требует одного:новый хан должен быть сыном брата, или сыном сестры, или сыном сына брата, или каким-либо другим родственником умершего. В законе предков сказано, что не следует отдавать предпочтения богатому перед бедным. А так как почти все воины племени находятся друг с другом в каком-нибудь родстве, то ханом может стать любой.
Все надежды Сатмоза основаны лишь на хитроумном замысле, на "отравленной стреле"…
Совет начался. Торжественно выступил старейший из людей племени, старик Аазам. Он говорил долго. Рассказывал о памятных событиях, вспоминал ханов, которые при его жизни правили племенем, перечислял их достоинства и недостатки.
Воины терпеливо слушали. И только по тому, как они переминались с ноги на ногу, да по взглядам, которые они переводили с рассказчика на своих врагов и союзников, было заметно, что они ждут не дождутся, когда же наступит решающий момент.
Медленно, словно уставший пловец, старик Аазам переходил от прошлого к настоящему. Он снова и снова вспоминал поучительные события и перечислял добродетели, которыми должен обладать новый правитель.
– …И да возьмете вы хана быстрого в решениях и непреклонного на тропе выполнения их. И да будет он осторожен, да вынашивает все свои замыслы, подобно оплодотворенной верблюдице, оберегающей плод. И да почитает свято все обычаи племени…
Старик посмотрел в сторону кмета Сатмоза и возвысил голос:
– Бойтесь, дети мои, человека коварного и лживого, опьяненного гордостью, почитающего безделушки превыше всего. Бойтесь опьяненного властолюбием. Ибо хоть мы и возносим хана на белом войлоке, власть всегда черна, подобно черному войлоку смерти. Нужно обладать холодной головой и острым зрением, чтобы разглядеть и отличить в этой черноте правду от лжи и зло от добродетели.
Старик опустил голову, показывая, что он окончил свое напутствие. Потом медленно поднял ее, взял у одного из шаманов свернутый кусок белого войлока и, разворачивая его, сказал:
– Да не запятнает этот войлок возносимый на нем!
И сразу же словно раскололась стена молчания и ударил гром голосов:
– Хотим смелого Альпара!
– Да будет ханом мудрый Давид!
– Слава Сатмозу Справедливому!
Воины рвали друг у друга из рук белый войлок, на котором надлежало вознести хана. Кое-кто уже пустил в ход ножи. Ольдамур-Давид, увидев, что у него мало сторонников, что-то сказал своим людям и сам первый закричал:
– Пусть станет ханом Альпар!
Теперь народное собрание разделилось на две группы:одна – за Альпара, другая – за Сатмоза. Сторонники кмета были в меньшинстве. Как умело ни подогревал их Сатмоз, белый войлок оказался в руках Альпара. Сатмоз понял:пришел решающий момент, надо выпускать стрелу. Он юркнул за спины своих сторонников, и через секунду в узкий проход, который за ним еще не успел сомкнуться, вошел богатырь Огус. Он подскочил к Альпару, рванул белый войлок из его рук.
Тяжело дыша, смотрели на Альпара его воины. А он разжал пальцы, и войлок остался у богатыря. Отравленная стрела попала в цель.
Когда-то Огус спас в битве жизнь Альпару, и они стали побратимами. Теперь благородный Альпар отдал свой долг. Сторонники Альпара увидели, что их предводитель сам отдал белый войлок, и растерялись. Это решило выбор людей.
Сатмоз был вознесен на белом войлоке. Он возвышался над головами собрания и говорил громко и торжественно, рисуя заманчивые картины:
– Я поведу вас в землю Рус, и жаждущий еды наестся, и жаждущий вина напьется, и жаждущий женщин возьмет их сколько пожелает. И бедняк станет богатым, и племя прославится. И в нашу землю придет процветание! А если не выполню свои обещания, пусть от всех моих богатств останется только этот войлок, а из всех моих друзей и рабов – только собственная тень!
Весь день раздавались песни в юртах хана Сатмоза. Хан купил себе новую жену, молоденькую Оголех. Он решил как следует отпраздновать аина день любви.
Утром начались игры. Юноши-воины стреляли из лука в птицу, подброшенную в небо рукой хана, потом на расстоянии тридцати локтей пробивали стрелой верхушки остроконечных колпаков на головах друг у друга. Так проверялась меткость одних и бесстрашие других.
Вслед за стрельбой из лука начались конные состязания и укрощение диких лошадей. В круг вошел пастух Арбуц. Он был худ и гибок, как тонкий зеленый прут.
В том месте, где у сытых людей бывает живот, у пастуха была впадина.
Четверо дюжих воинов отпустили поводья необъезженного жеребца, на его спину вскочил Арбуц. Гордый конь, впервые почувствовавший всадника, вздыбился. Пастух вцепился в гриву, ударил коня пятками. Этого жеребец никак не мог перенести. Он изогнул шею, пытаясь укусить наглеца, потом стал лягаться. Ощутив, что седока не доймешь и этим, конь бросился на землю, несколько раз перекатился через спину, чтобы раздавить его. Но в то мгновение, когда жеребец переворачивался на спину, Арбуц уже прижимался к животу, а когда дикий конь касался земли животом и согнутыми ногами, пастух, держась за гриву, перебрасывал свое гибкое тело на его спину.
Между тем в юрты Сатмоза рабы вносили кожаные мешки с кумысом, уставляли кошмы различными блюдами:просом и рисом, сваренными в молоке, кусками баранины и конины, заплывшими жиром. Звуками флейт созывали в юрты гостей. Начался пир. Когда глаза мужчин осоловели, а лица заблестели от жира, раздались крики:
– Покажи жену! Покажи хатунь!
Хан Сатмоз хлопнул в ладоши.
Рабы ввели Оголех. Девушка была одета в расшитые разноцветными блестящими нитками кожаные штаны, сходящиеся на щиколотках, и пестрый халат. На ее шее переливались драгоценные камни, а на голове возвышалась кожаная шапка с двумя разветвлениями наподобие рогов оленя. Хан кивнул Елаку:
– Мой ирци, спой нам о красоте этой женщины!
И Елак, прикусив губу, чтоб было не так больно сердцу, запел:
Она подобна козочке пугливой,
ее глаза – глаза любви прекрасной…
Елак видит, как загораются глаза хана от его песни. Ирци хорошо знает, что поет правду. Ему хочется крикнуть:будь проклято чрево матери, выносившее тебя, Сатмоз! Будь проклят день, в который ты родился! Но вместо этого он поет:
Она достойна стать твоей женой, мудрый хан,
ты, что шевелишь дыханием далекие реки,
я славлю твои руки, Сатмоз, что будут обнимать
нежный стан, сильные руки и могучее тело!
Кое-как ирци допел свою песню и незаметно пробрался к выходу из юрты. Ночь была теплой, легкий ветерок шевелил его волосы. В сухих глазах не было слез, и теперь, когда можно было застонать, он молчал…
В юрте что-то кричали, пели хриплыми голосами, Елак побрел куда глаза глядят. На холме остановился, прислушался. Где-то плакали шакалы. Звезды блестели холодным безразличным светом, как блестят льдинки. И Елак впервые ощутил, как он мал и как ничтожен под этим высоким небом и бескрайней степью. Он впервые понял, что его жизнь и судьба кажутся важными и нужными лишь ему одному… А этим мерцающим звездам, и густым травам, и даже тем орущим людям он так же безразличен, как кузнечик или капля воды…
Хан не спешил с выполнением своих обещаний. Прежде чем совершить набег на землю Рус, он снарядил послов к соседним племенам – договориться о союзе против русичей.
Послы должны были сказать половецким ханам:
"Время для большого похода в землю Рус созрело. Русичи, словно волки, грызутся между собой. Киевский князь разбил князя полоцкого и сжег его города. Русичи устали от убийства своих сородичей, им будет не до нас. Чьи руки жаждут добычи, пусть идут с могучим ханом Сатмозом. Да будет славен Аллах! Да будет доволен обилием жертв грозный тягри!"
Послы привезли радостные вести. Соседние ханы ответили:"Да продлит тягри твою жизнь, многомудрый хан! Мы идем с тобой, и наши лучшие воины идут с нами".
В середине мая орда Сатмоза двинулась в землю Рус, обрастая по пути новыми тысячами воинов. Орда растянулась настолько, что задние не видели передних, а ведь половцы различали предметы, если позволяла местность, на расстоянии дня пути, за десятки верст.
В центре колонны ехал сам Сатмоз с сотней телохранителей. Среди них был и певец хана Елак. Ему хотелось забыться в бою. Он мечтал захватить богатую добычу и стать равным Сатмозу. Пусть Оголех услышит о его славе, пусть ее сердце замрет от гордости за него и заболит от терзаний.
