Одним словом, непосредственной опасности для Рима из Малой Азии пока не исходило — и это дало Августу возможность охарактеризовать в сенате тамошнюю обстановку как спокойную и, не теряя достоинства, объявить об отзыве Гая с поста наместника по состоянию здоровья. Получив долгожданное извещение, Гай велел погрузить себя на корабль и тронулся в путь. Вместе с Гаем отплыли многие из его приближенных, пожелавших быть рядом с ним до самого конца. Среди них были и Марк Лоллий, и начальник личной охраны Гая — Элий Сеян. Сенатор Гней Пизон был отправлен в Малую Азию на место Гая.
К сожалению, отставного наместника постигла та же участь, что и его родного брата Луция, два года назад, когда тот возвращался из Галлии. Несчастный Гай во время пути потерял сознание и скончался, едва его корабль подошел к критской гавани. Так что в Рим было привезено лишь бездыханное тело — и всей Италии пришлось надеть траур. Смерть Гая была чем-то гораздо большим, нежели просто печальным событием. Все понимали, что император Август, не имевший теперь сыновей, потерял и наследника, в руки которого обязан был передать власть.
В те дни не было ни одного места — от Рима до последней глухой деревушки, — куда не докатилось бы горестное известие и где бы не обсуждался ход дальнейших событий. Все уже привыкли к тому, что Гай — будущий император, и теперь общественное мнение пыталось искать ему замену.
И разумеется, всем хотелось, чтобы преемник оказался достойным человеком. Надвигались нелегкие времена — как бы от народа ни скрывалось, что в провинциях дела обстоят неблагополучно, это уже ни для кого не являлось секретом. На Августа, хоть он и величайший из властителей, надежд было мало: все видели, как постарел император, лишившись обоих сыновей. Общественному мнению требовалась фигура, способная защитить и утвердить величие Рима.
О, были времена, когда Рим не испытывал недостатка в героях и талантливых полководцах! Те времена прошли, оставив лишь воспоминания. Герои и полководцы перебили друг друга в многочисленных гражданских войнах. Многие знаменитые римские роды были поголовно истреблены в проскрипциях, следовавших за гражданскими войнами. А когда в Риме окончательно воцарился порядок, смерть все же не успокоилась и продолжала забирать таких славных граждан, как Марк Агриппа или Друз Старший. Благородные сословия, обеспечивавшие Рим выдающимися государственными мужами, понемногу вырождались, разбавляемые потоком торговцев и землевладельцев, порой даже — вольноотпущенников, способных заплатить вступительный юное. Кто был тот человек, которого призовет Август в трудную для отечества минуту?
Ответ мог быть только один — таким человеком был Тиберий Клавдий, проживавший в Риме частным образом, в единственном качестве — как сын Ливии. Вдруг всем стало ясно, что более достойного и законного преемника Августу не найти. Тиберий, еще недавно всеми забытый и представлявшийся общественному мнению лишь как предмет для насмешек, неожиданно превратился в главного кандидата на императорский престол.
Он имел на это неоспоримое право по рождению, потому что, как ни крути, являлся сейчас самым старшим мужчиной в роду Юлиев — Клавдиев. И уж если принимать во внимание заслуги перед отечеством — то тут уж не было ему равных. Как-то сразу вдруг вспомнились его военные победы и гражданские подвиги. Вспомнились и те незаслуженные обиды и оскорбления, которым Тиберий подвергался со стороны своих пасынков — Гая и Луция. И бегство такого заслуженного человека на Родос теперь воспринималось всеми как вынужденный и благородный шаг. В конце концов разговоры о необходимости возвращения Тиберия во власть приобрели такой размах, что сенат был вынужден поставить перед Августом вопрос о Тиберии как о самом желательном преемнике. В Германии вновь подняли мятеж бруктеры, маркоманы и лангобарды, и нужно было спешить с восстановлением Тиберия в утраченных правах, чтобы ему можно было поручить привычную работу — усмирение германцев, которые от одного упоминания имени Тиберия потеряли бы весь свой воинский задор.
С одной стороны на Августа давил сенат, с другой — Ливия. Она чувствовала, что наступила пора пользоваться плодами своих трудов. Август, не успевший еще отойти от горя после торжественных похорон Гая Цезаря, подвергся мощной атаке. О, Ливия умела убеждать своего мужа! И особенно ей это удавалось теперь, когда престарелый Август, терзаемый тревогами и сомнениями, сам уже хотел поскорее убедиться в том, что Тиберий заменит ему потерянных сыновей и станет надежной опорой и защитой Риму.
Приступив к последнему штурму супруга, Ливия одновременно следила за тем, чтобы Тиберий находился в готовности. По ее указанию самым частым гостем Тиберия вновь стал Фрасилл, которому опять были явлены божественные знаки. И говорили эти знаки о том, что подопечному суждено возвыситься, испытать труды и битвы и в конце концов получить на голову царский венец. Для Тиберия все это было слишком, но он, помня об обещании подчиняться во всем Ливии, послушно верил предсказаниям астролога.
Наконец — свершилось. Август в сенате официально назвал Тиберия своим преемником и объявил, что усыновляет его. Решение императора было одобрено сенаторами единогласно.
Перед тем как войти в сенат, Август пригласил Тиберия во дворец. Надо же было хоть увидеть человека, которого ты хочешь усыновить. По сути дела, в последний раз Тиберий и Август виделись почти десять лет назад, в тот самый день, когда Тиберий попросил императора об отставке, получил отказ и навсегда потерял доброе отношение Августа к себе. Перед этим визитом Тиберий был тщательно проинструктирован Ливией — она объяснила сыну, каких именно слов ждет от него Август, о чем он собирается спрашивать и как надо отвечать. Собственно говоря, весь смысл инструктажа сводился к тому, что Тиберий должен был не заикаться о своих обидах, всячески уверять императора в личной преданности, благодарить за оказанную честь и выражать готовность хоть сейчас вступить в бой со всеми врагами, вместе взятыми. Ничего такого, чего послушный Тиберий не смог бы сказать и сам.
Ливия тоже присутствовала при этой встрече — как же могла мать не быть рядом с сыном в столь ответственный момент его жизни? Август, судя по всему, тоже был ею проинструктирован — он не сказал ни единого слова, которое обидело бы Тиберия. Больше того, Тиберий был просто поражен, когда увидел, что Август и в самом деле растроган этим примирением настолько, что порой казалось — вот-вот прослезится. Август был искренне рад, что все недоразумения, вынуждавшие его испытывать к Тиберию ложное чувство неприязни, рассеялись, и оставалось только сожалеть, что этого не случилось раньше. Тиберию было обещано, кроме усыновления, еще и то, что он снова получит трибунскую власть, на необычайно долгий срок — десять лет. Все почести, которых он был незаслуженно лишен, будут ему оказаны, все разбитые (по недосмотру) статуи в общественных местах восстановлены. Было очевидно, что Август, преодолев свое упрямство, как все слабохарактерные люди, настолько доволен собой, что готов кинуться от радости в другую крайность — и засыпать Тиберия благодарностью по самые уши.
Единственное условие, которое Август поставил перед Тиберием, и то с оговоркой, было — усыновить Германика, сына своего покойного брата. Оговорка заключалась в том, что необходимо было создать вертикальную линию преемственности: Август — Тиберий — Германик и Друз Младший — их будущие дети. Это условие было слишком легким, чтобы отказаться его принять.
Разумеется, становясь усыновленным, Тиберий терял некоторые из своих прав. Попадая под власть нового отца, он не мог освобождать рабов и приобретать их в личное пользование, не мог принимать наследства и подарков, и даже сам делать подарки не мог, иначе как с разрешения Августа. Но разве Август станет ему в этом препятствовать? Конечно нет.
По поводу усыновления Тиберия в Риме был устроен праздник — со всем, что полагалось в таких торжественных случаях: гладиаторскими боями, состязаниями атлетов и гонками колесниц, театральными представлениями и раздачей подарков по жетонам. Август не поскупился на расходы, ибо он представлял Риму нового наследника. И Рим, как всегда, большую часть благодарности Августу за его щедрость переносил на Тиберия, которого никогда в общем-то раньше не любил. Приветствуя собравшуюся на Форуме толпу, Тиберий бросал ей монеты горстями, и все, кому они доставались, с этого дня могли с полным правом называть себя его искренними поклонниками и приверженцами. Императоры будут вечно сменять друг друга, а Рим остается Римом, и жители его всегда будут отдавать свою любовь тому, кто им больше заплатит.
Через неделю после окончания торжеств, изрядно опустошивших городскую казну, Тиберий получил звание народного трибуна и должность главнокомандующего над всеми войсками, кроме преторианской гвардии, которая приказом Августа получала статус его личного войска. (На преторианцев, кроме этого, возлагалась обязанность по надзору за общественным порядком и пресечению возможных проявлений государственной измены.)
