Судя по легкой запотелости, принесенный глиняный кувшин хранился, видимо, где-то в подвале. Я жадно осушил сразу две чашки, пока Павел возился с чашей и полотенцами, которые принес еще один слуга. Омыв и отерев себе лицо и руки, он дождался, когда это же проделаю и я, и лишь тогда посмотрел на меня, изъявляя взглядом готовность слушать.
– Погоди, дай угадаю, – сказал он вначале, сидя на краю кушетки с упертыми в колени руками. – Ты пришел сказать мне, что беневентинцы в конечном итоге вышли на связь.
– Девять дней назад. Нас с Беортриком отвезли из «Схолы» на ночную встречу, но только состоялась она не в Беневенто.
– Вот как? – Глаза Павла затеплились живым интересом. – А где же?
– В трех днях езды от Рима есть какой-то монастырь. Мы туда прибыли под вечер, а наутро после встречи поехали обратно. Так что о монастыре я ничего особо и не знаю.
– В путешествии ты ни к чему не присматривался? На тебя это не похоже!
Я облизнул губы, удерживая на языке кисленький привкус лимона.
– Извини. Только в монастыре мы не видели никого, кроме стражников-беневентинцев и людей, на встречу с которыми нас доставили. Все проходило в строгой секретности, – рассказал я.
– Так что же ты уяснил? – после терпеливой паузы спросил мой друг.
– Монастырь построен на краю горной кручи. Там мы поднялись по длинной лестнице, а затем прошли через широкий внутренний двор. Помню, там была колокольня и довольно-таки новая базилика.
– Негусто, – нахмурился мой собеседник.
– Была еще брошенная старая часовня. Там и проходила встреча. А в ней на дальней стене старая-престарая фреска, со сценой распятия…
– …и коленопреклоненным священником у креста, – упреждающе выставив руку, закончил за меня Павел.
– Тебе известно это место? – изумленно поглядел я.
– В противном случае я был бы просто невеждой. Ты рассказываешь о монастыре на горе Кассино. Там прошли последние годы жития святого Бенедикта.
– Я не сумел разобрать букв возле нимба, но вполне вероятно, что там действительно было начертано «Бенедикт».
Теперь Павел был весь внимание: столь увлеченным я его редко когда видел.
– А из монахов ты кого-нибудь встречал? – осведомился он.
– Всего одного. На вид лет пятидесяти, красноватое лицо с прожилками. Он сидел на той встрече.
– Должно быть, это Пелагий. Он пробст[21], выше него только Гизульф, настоятель. Пелагия я видел лет семь-восемь назад, когда он приезжал в Рим с делегацией от монастыря, желая получить подтверждение земельного отвода.
– Мне показалось, что остальные вызывали у него скрытое недовольство.
– А кто были эти остальные?
– Двое по виду беневентинцы. Один такой длинноволосый, с худым лицом. Он руководил встречей. Второй приземистый, полный, с седой бородкой. Мне показалось, что это какие-то вельможи, присланные принцем.
Павел покачал головой:
– Сказать затрудняюсь. В Беневенто я не был уже давно, а лица при дворе меняются. Кто там был еще?
– Еще один, намного старше. Волос седых всего ничего, и желчный такой. Думаю, наверняка из Рима. Над губой большая бородавка.
– А, ну с этим понятно! Сенатор Пасхалий из Алатри[22]. Близкий друг нынешнего герцога Непийского, он же глава городского ополчения.
Отставной номенклатор, слегка откинувшись на кушетке, помолчал в задумчивости.
– Значит, четверо. И что обсуждалось? – задал он следующий вопрос.
– Найм Беортрика в качестве убийцы Папы.
Мои слова Павел воспринял невозмутимо:
– Неудивительно, что Пелагий смотрелся неуютно. Его настоятель о происходящем или не знал, или же Гизульф сам послал Пелагия вместо себя, не желая выказывать своего прямого участия. Кстати, Гизульф тоже связан с принцами Беневенто.
Я повел под рубахой плечами. Пот высох, и кожа начинала немилосердно чесаться.
– Они настаивают, чтобы Беортрик совершил покушение в одиночку, – продолжал я рассказывать.
– Значит, в своем успехе они вполне уверены.
– Очевидно, к Папе, когда тот будет без охраны, он сможет подобраться совсем близко.
– А где это все должно произойти?
– Да вроде на Форуме Нервы.
С изумлением я увидел на лице Павла широкую торжествующую улыбку.
– Веришь, нет, я так и знал! – воскликнул он. – И вправду, где ж еще как не там!
Он грузновато поднялся с кушетки и кликнул слугу, который принес ему шляпу и уличные сандалии.
– Пойдем-ка прогуляемся, Зигвульф, – с лукаво-довольным видом сказал мой друг. – Теперь снаружи уже не так жарко, а мне хочется кое-что тебе показать.
* * *
Заинтригованный, я вышел вслед за Павлом из виллы и двинулся по пологому спуску disabitato. Путь наш лежал в направлении исполинского щербатого барабана Колизея, а вокруг из зарослей трав и кустов тут и там ребрами невиданных зверей выглядывали остовы древних строений. Среди них, словно невпопад, были раскиданы сельские дома и постройки с крышами, крытыми заплесневелой соломой, под которыми нашли себе приют оставшиеся жители этого квартала. В недвижном воздухе стоял дымный запах очагов, слышались звонкие выкрики и смех детей, играющих в запущенных садах или среди стен развалившихся вилл. Там, где земля у подножия холма выравнивалась, почва из-за плохого осушения обрела характер болота и даже сухим летом была сырой и мягкой. Здесь мы повернули направо и миновали колоннаду античного храма, переделанного в христианскую церковь. В этом месте дорога расширялась и выводила нас к еще более скученному средоточию крупных и ветхих зданий, о предназначении которых сложно было и догадываться, если б не пояснения Павла о том, что это бывшие святилища, театры, общественные бани или здания судов.
– Не все здесь было столь грандиозно, как намекают эти руины, – широким вольным жестом обвел мой друг полуразрушенную, но не утратившую своего былого величия окрестность. – Вон то заболоченное место, которое мы только что миновали, некогда занимал квартал красных фонарей, а вот здесь, где мы стоим сейчас, в былые времена была улица книготорговцев – до тех пор, пока одному самовлюбленному императору не пришла мысль увековечить себя, перестроив ее в форум и назвав его своим именем[23].
Я оглядел то, что когда-то в былые времена являлось, вероятно, грандиозным местом общего пользования. По обе стороны форума во всю его длину тянулась двухэтажная аркада с колоннами, возвышаясь над местом, где была когда-то площадь, кипящая многолюдством: тут тебе и зазывалы, и торговцы, и покупатели, и зеваки, и всевозможные чиновники, тут и граждане бывшей республики, и ее заезжие гости. Некоторые из колонн уже утратили свои кудрявые капители, другие сломились пополам, и все они были изъедены непогодой и многовековой грязью. Тем не менее им был по-прежнему присущ дух величавости, а льнущие к ним домишки, сараи и лавчонки нынешней постройки смотрелись невзрачно и убого, словно это были пиявки, присосавшиеся к телу своего изнемогшего в силу возраста исполина-хозяина. Мне подумалось, что пустое величие форума является своеобразным отражением выгоревших руин аварского Хринга с его устремленными в небо обугленными столпами палисада.
Павел остановился возле какого-то крепкого двухэтажного жилища из камня и дерева, припертого к основанию древней аркады. Из всех домов новой постройки этот был, пожалуй, самым добротным. Вдоль его фасада шла крытая дорожка, с одного бока к нему примыкала небольшая пристройка-конюшня, а с другого – обнесенный стеною сад. Зеленое покрытие крыши я поначалу принял за дернину, но потом увидел, что это листы меди, содранные с античных зданий.
– Кто же здесь живет? – полюбопытствовал я, так как мой спутник, по всей видимости, привел показать мне именно это место.
– Одна из ветвей семейства Синьорелли, – ответил бывший номенклатор. – Их дед в свое время разбогател на торговле тканями, и теперь его потомки продолжают выгодное семейное дело. Кое-кто из них служит в городском совете.
Видя несколько растерянное выражение моего лица, Павел туманно улыбнулся и добавил:
– Проживает здесь и некая Сесилия Синьорелли, предмет доподлинного интереса Его святейшества.
С плутоватыми глазами он ждал от меня реакции на свои слова.
Постепенно я понял, что он имеет в виду. Как-то давно, еще во время первого нашего разговора в Падерборне, архиепископ Арн упомянул мне о письмах с жалобами на поведение Папы Льва. Среди порицаний, коих было множество, имелись и обвинения Папы в прелюбодеянии. Я тогда хотел пошутить на эту тему, но получил нагоняй.
– Она любовница Папы? – коротко спросил я.
Павел хмыкнул:
– Ну а с какой еще целью Его святейшество навещает ее столь часто и тайно – исповедовать, что ли?
– А у нее что, нет мужа? И как на это смотрят слуги?
– Паоло Синьорелли – человек на редкость уживчивый. К тому же это может только льстить – иметь столь близкие и добрые отношения с главой Церкви. А слуг, если надо, можно и приструнить.
