— Я, конечно, не премину это сделать, — ответил воин.
— Бросьте, бросьте! — воскликнул Олдбок. — Что все это значит? Затесалась меж нами Хайрен? Прошу вас, юноши, не обижать друг друга. Неужели вы явились с театра войны для того, чтобы затевать междоусобицы в нашей мирной стране? Вы что, щенки-бульдоги, которые, как только беднягу быка уберут с арены, вцепляются друг в друга и хватают за икры ни в чем не повинных зрителей?
Сэр Артур выразил надежду на то, что молодые джентльмены не забудутся настолько, чтобы горячиться из-за такого пустяка, как конверт от письма.
Оба противника отрицали такое намерение и, с краской в лице и сверкающими глазами, заявили, что ни разу в жизни не были более хладнокровны. Все же на собравшихся явно повеяло холодком. После этой сцены все говорили только ради того, чтобы поддержать настроение, и Ловел, воображая себя предметом неприязненных и подозрительных взглядов остальных участников компании и чувствуя, что его уклончивые ответы дают им право относиться к нему с затаенным сомнением, принял геройское решение пожертвовать удовольствием провести день в Нокуинноке.
Поэтому он пожаловался на сильную головную боль, якобы вызванную зноем, от которого он отвык за время своей болезни, и по всей форме принес извинение сэру Артуру, а последний, прислушиваясь более к подозрению, заглушавшему голос благодарности за прежние услуги, отговаривал его лишь в той мере, какой требовали правила благовоспитанности.
Когда Ловел прощался с дамами, мисс Уордор показалась ему более встревоженной, чем раньше. Быстрым, заметным только для Ловела взглядом в сторону капитана Мак-Интайра она указала на причину своего беспокойства и, сильно понизив голос, выразила надежду, что мистер Ловел лишает их своего приятного общества не ради какого-либо менее приятного свидания.
— Нет, тут причина совсем иная, — заверил он ее. — Все дело в недомогании, которое в последнее время иногда преследует меня.
— Лучшее средство в таких случаях осторожность, и я… как и все друзья мистера Ловела, надеюсь, что он не станет им пренебрегать.
Ловел низко поклонился и густо покраснел, а мисс Уордор, словно чувствуя, что сказала лишнее, повернулась и села в коляску. После этого Ловелу предстояло проститься с Олдбоком, который с помощью Кексона уже приводил в порядок свой парик и чистил сюртук, носивший следы ходьбы по крутой и узкой троте.
— Что такое? — воскликнул Олдбок. — Неужели вы покинете нас из-за нескромного любопытства и горячности Гектора? Да ведь это просто пустоголовый мальчишка. Он был избалованным ребенком еще на руках у няньки и швырял мне в голову погремушки, если я отказывался дать ему кусок сахара. Вы слишком разумный человек, чтобы считаться с таким задирой. Aequam servare mentem[116] — гласит девиз нашего друга Горация. Я дам Гектору взбучку и все это улажу.
Но Ловел настаивал на своем решении возвратиться в Фейрпорт.
Тогда антикварий сказал более серьезным тоном:
— Остерегайтесь, молодой человек, тех чувств, что сейчас владеют вами. Жизнь дана вам для полезных и высоких целей, она должна быть сохранена, чтобы прославить литературу вашей родины, если только вас не призовет необходимость защищать ее или спасать невинных. Междоусобная война — явление, неизвестное цивилизованному античному миру, и самая мерзкая, нечестивая и жестокая из нелепостей, принесенных ордами древних германцев. Я не хочу больше и слышать о подобных бессмысленных ссорах и покажу вам трактат о дуэлях, который я написал, когда наш городской писец и мэр Маклхейм, присвоив себе права джентльменов, вызвали друг друга. Я подумывал о том, чтобы напечатать свой трактат, подписанный «Pacificator»[117], но надобность в этом отпала, так как рассмотрением дела занялся городской совет.
— Уверяю вас, дорогой сэр, что между капитаном Мак-Интайром и мною нет ничего, что могло бы потребовать вмешательства столь почтенного учреждения.
— Смотрите, чтобы это было так, иначе я выступлю секундантом от обеих сторон.
С этими словами старый джентльмен уселся в карету, подле которой мисс Мак-Интайр удерживала брата, руководствуясь при этом теми же соображениями, что и владелец задиристого пса, когда опасается, что тот набросится на другого. Но Гектор умудрился обойти все принятые ею меры предосторожности. Вскочив в седло, он медленно ехал за экипажами, пока те не свернули на нокуиннокскую дорогу, а затем повернул коня и, пришпорив его, помчался в обратном направлении.
Через несколько минут он уже поравнялся с Ловелом, который, быть может, предугадав его намерение, ехал шагом. Молодой воин, вспыльчивый от природы и еще разгоряченный стремительной скачкой, внезапно и резко осадил лошадь рядом с Ловелом и, чуть прикоснувшись к шляпе, чрезвычайно высокомерным тоном спросил:
— Как мне понимать, сэр, ваши слова, что ваш адрес в моем распоряжении?
— Очень просто, сэр; мое имя — Ловел, а место жительства в настоящее время — Фейрпорт, как вы можете усмотреть из этой карточки.
— И это все сведения, которые вы намерены мне дать?
— Я не вижу, чтобы вы имели право требовать большего.
— Я нашел вас, сэр, в обществе моей сестры, — произнес молодой капитан, — и я имею право знать, кто допущен в общество мисс Мак-Интайр.
— Я позволю себе оспаривать это право, — таким же высокомерным тоном возразил Ловел. — Вы нашли меня в обществе, которое удовлетворено теми сведениями обо мне, какие я счел нужным сообщить, и вы, посторонний для меня человек, не имеете права на дальнейшие расспросы.
— Мистер Ловел, если вы служили, как говорите…
— Если? — перебил его Ловел. — Если я служил, как говорю?
— Да, сэр, я так выразился. И если вы служили, то должны знать, что обязаны дать мне удовлетворение тем или иным способом.
— Если такова ваша точка зрения, я почту за честь дать вам его, капитан Мак-Интайр, тем способом, как обычно принято между джентльменами.
— Отлично, сэр, — ответил Гектор и, повернув коня, ускакал, чтобы догнать остальное общество.
Отсутствие молодого офицера уже встревожило других, и его сестра, остановив карету, высунулась из окна, недоумевая, куда он запропастился.
— Что с тобой опять? — спросил антикварий. — Носишься сломя голову взад и вперед. Почему ты не едешь рядом с каретой?
— Я забыл перчатку, сэр, — сказал Гектор.
— Забыл перчатку! Вероятно, ты хотел сказать, что отправился бросить ее. Но я примусь за тебя, молодчик! Сегодня ты вернешься со мной в Монкбарнс.
Сказав это, он приказал вознице ехать дальше.
Коль погрешишь ты ныне против чести,
Ей даже в мыслях не дерзай служить.
Простись теперь с оружьем благородным,
Навеки имя честное солдата
Утратив, как венок лавровый, сбитый
Грозою с недостойного чела.
«Добрая ссора»
На следующий день к мистеру Ловелу рано утром явился с визитом какой-то джентльмен. Мистер Ловел уже встал и был готов принять его. Джентльмен был военный, приятель капитана Мак-Интайра, временно находившийся в Фейрпорте для вербовки солдат. Он и Ловел немного знали друг друга.
— Я полагаю, сэр, — сказал мистер Лесли (так звали посетителя), — что вы догадываетесь, почему мне пришлось так рано вас потревожить.
— Вы, вероятно, с поручением от капитана Мак-Интайра?
— Так точно. Он считает себя оскорбленным тоном вашего вчерашнего отказа отвечать на вопросы, которые он считал себя вправе задавать в отношении некоего джентльмена, близко знакомого с его семьей.
— Разрешите вас спросить, мистер Лесли, были бы вы склонны отвечать на вопросы, заданные так высокомерно и бесцеремонно?
— Пожалуй, нет. И поэтому, зная горячность моего друга Мак-Интайра в подобных случаях, я очень хотел бы выступить в роли примирителя. Зная, что мистер Ловел — настоящий джентльмен, каждый должен искренне желать, чтобы он опроверг всякую клевету, какую возводят на того, чье положение не вполне ясно. Если он позволит мне, в целях дружеского примирения, сообщить капитану Мак-Интайру свое настоящее имя, — ибо мы должны заключить, что имя Ловел вымышленное…
— Простите, сэр, но я не могу согласиться с таким выводом.
— … или по крайней мере, — продолжал Лесли, — указать, что это не то имя, под которым мистер Ловел был всегда известен, — если мистер Ловел будет так добр объяснить это обстоятельство, как, по моему разумению, ему велит долг перед собственной репутацией, то я ручаюсь, что это неприятное дело будет мирно улажено.
— Другими словами, мистер Лесли, если я соглашусь ответить на вопросы, которые никто не имеет права мне задавать и которые теперь заданы мне по требованию капитана Мак-Интайра, то капитан Мак-Интайр согласится считать себя удовлетворенным? Мистер Лесли, по этому вопросу мне остается сказать лишь два слова. Конечно, если бы у меня была тайна, я спокойно мог бы вверить ее вашей чести. Но я не считаю себя обязанным удовлетворять чье бы то ни было любопытство. Капитан Мак-Интайр встретил меня в обществе, которое само по себе для всех, а для него в особенности, может служить порукой тому, что я джентльмен. По моему мнению, он не имеет права идти дальше и допытываться о родословной, ранге и делах незнакомого человека, который, не стремясь к близкому общению с ним или его близкими, случайно пообедал у его дяди или отправился на прогулку с его сестрой.
