Ознакомительная версия.
Якоб выплеснул мне в лицо воду из шлема, и вода эта тоже показалась мне теплой. Я чувствовал, мои волосы уже трещат от жара, а борода обгорела до подбородка.
Я вздрогнул и оторвался взглядом от горестного зрелища. Я наконец очнулся, вспомнил, что я воин и конунг. Оглядел тех немногих, что еще оставались со мной на горящем драккаре. Да, надо плыть! Да, мы еще живы! Горе воину, проигравшему сражение, но можно проиграть сражение и выиграть войну, учил меня старый Бьерн. Это наука конунгов.
– Мы поплывем, – сказал я всем воинам. – Только не к берегу. Поплывем по течению, по середине реки, и пусть помогут нам боги!
Скинув кольчугу, сбросив шлем и остальную броню, привязав за спину верную секиру Фьери, я прыгнул в воду.
После огня вода ударила меня холодом, приятно остужая обожженное тело. Все прыгали за мной, кто еще мог ходить.
Я забыл, что у поличей было много челнов…
* * *
Я не знаю, конечно, смертные могут только догадываться, как будет в день Рагнаради, когда рог Хеймдалля, златозубого стража богов, позовет героев на последнюю битву Когда вода смешается с воздухом, а огонь – с водой. Когда из Муспелля выплывет гигантский корабль Нагльфари, построенный из неостриженных ногтей мертвецов, где кормовое весло будет держать сам Локи Коварный, вырвавшийся из Утгарда.
Я знаю, сам Один должен умереть в день Рагнаради, и еще многие храбрые воины встретят смерть грудью. Так же, как встречали мы ее на реке Илень, когда поличи в своих челнах догоняли нас и топили, как ястребы уток. Рубили мечами, кололи копьями, доставали стрелами и дротиками героев, беззащитных в воде. Мы все ныряли, спасаясь от них, но все меньше нас выныривало на поверхность. Много крови текло в этот день по реке. Наверно, больше, чем самой воды.
Но я, Рагнар Большая Секира, ушел от врагов. Уплыл рыбой, убежал выдрой, ускользнул змеей в камыши.
Я – великий воин! Меня жгли огнем, но я не сгорел. Меня топили в воде, но я не тонул. В меня пускали стрелы, но они не втыкались. Поднырнув под челн, догнавший меня, я раскачал и опрокинул его. Воткнул нож в чье-то мягкое тело, оказавшееся рядом. Снова нырнул под воду, затаив дыхание так надолго, что перед глазами замелькали прозрачные червяки.
Так я и плыл, выныривая на мгновение, и снова плыл, оставаясь глубоко под водой…
* * *
Добравшись до берега, я не стал сразу выбираться на сушу. Еще долго прятался под водой, дыша через сухой камыш, как, я видел, делали это речные венды.
Я ушел. Хвала богам, что подарили мне крепкую спину, сильные руки и, главное, разум конунга, изворотливый, как коварство Локи! Сняв с перевязи со, спины секиру Фьери, я выбрался на берег из камышей ниже по течению, злой, мокрый и задохнувшийся, словно упавшая в воду собака.
Двое лохматых поличей заметили меня и напали. Они сильно махали мечами и громко кричали, подбадривая себя и созывая других. Но только мешали друг другу рубиться. Забежав сбоку, чтобы прикрыться первым воином от второго, я отбил обухом длинный удар меча. С удовольствием рубанул воина между шеей и шлемом. Моя Фьери обрадовалась его свежей крови. Второй, испугавшись, попятился от меня, бестолково размахивая перед собой мечом. Я рванулся, чтобы достать его, но вовремя остановился. Увидел, остальные дикие тоже заметили меня. Бегут ко мне кучей.
Я не стал сражаться один со всеми. Побежал в лес. Долго бежал, слыша спиной, как перекрикиваются сзади преследователи. Но где им было догнать меня, если я тоже умею бегать не хуже Харальда Резвого!
Дикий народ… Дикий лес, так непохожий на благодатную, чистую от лишней зелени землю фиордов. Их кусты и деревья цеплялись за меня ветками и тоже пытались остановить. Но со мной была Фьери, и я смеялся над их лесным колдовством!
Я даже встретил на бегу одного из тайных лесных колдунов. Догнал. Он был маленький, мне по пояс, но весь мохнатый, заросший шерстью, как зверь. Но не зверь. Бежал впереди на двух ногах, размахивал длинными руками, лопотал что-то неразборчивое.
Закипая яростью, я дотянулся до него лезвием секиры. Удар на бегу вышел слабым, смазанным, скользнул по спине, разрезая шерсть и оставляя багряную полосу. Колдун тонко, пронзительно, совсем по-детски завыл, шарахнулся от меня куда-то в сторону.
Вот так! Пусть они сильные, но со мною Один и другие ассы. Наши боги сильнее, как сильнее наши мечи!
Я пожалел, что не было времени догнать и снести ему голову. Я слышал, преследователи гнались по пятам.
Когда наконец голоса поличей замолкли, потерялись вдали, я упал на ковер из прошлогодней листвы и хвои и долго лежал, дыша, как кузнечный мех: студил раскаленное тело влажной, земляной прохладой. Смеялся беззвучно, вспоминая, как они гнались, а я убегал.
Давно так быстро не бегал. Может быть, никогда… Да, бежал. Умереть в битве нехитрое дело, говорил мне когда-то Бьерн. Но умирать пора, когда нет другого исхода. Иногда лучше уйти через щель, чтобы потом вернуться через главный вход и победить. Это – наука конунгов.
Я поднял голову, когда почувствовал, что на меня кто-то смотрит. Увидел его. Сначала даже подумал, что это медведь. Но нет, не медведь, еще больше… Настоящий лесной великан!
Схватившись за Фьери, я гаркнул погромче, подбадривая себя и пугая его…
– Ты, коваль, луком дергаешь, словно молотом машешь, – сказал Опеня. – Того гляди тетиву порвешь…
Творя, сердито фыркая от досады, молча наложил на лук новую стрелу, рывком натянул тетиву, долго целился, прищурив левый глаз. Пустил стрелу и даже затопал от волнения, глядя ей вслед. Впрочем, гляди не гляди, и так было видно – мимо пошла.
Шагах в ста к берегу, где притаились ратники-родичи, плыли двое свеев. Две головы, совсем светлая и потемнее, болтались в воде. Старший, что потемнее, держал в зубах меч и плыл молча, только глазами сверкал над водой. Родичи знали, в крепости его звали Туни Большеротый. Веселый воин, смешливый, хотя сейчас ему не до веселья. Второй, из молодых, Хальфдан Бледный, громко, визгливо кричал на своем языке, отплевываясь от воды. Ругается и грозится, понимали родичи.
Стрела легла на воду как раз между ними. Булькнула тяжелым, металлическим наконечником, ушла в воду. Хальфдан закричал еще громче и насмешливее. Хлебнул воды через открытый рот, угомонился на время. Теперь оба свея молча, устало плыли к берегу. Родичи видели издалека, они уже пытались вылезти на берег выше по течению. Но там толпа ратников была плотной, испугались, наверное. Решили – здесь никого. А тут как раз подоспели Опеня, Творя и Весеня с Коштырем. Бегом – куда быстрее получается. Хитрый князь Кутря оба берега обложил ратниками, как небо тучами.
– Ну вот, коваль, опять стрелу потерял. Четвертую уже, – посчитал бережливый Опеня. – Этак железных наконечников не напасешься, если их в воду как зерно сеять.
– Сам ковал, сам и теряю, – недовольно пробурчал Творя.
– Я же тебе говорю, держи лук нежнее. Нежно и твердо, как за девку берешься. Или забыл уже, в своей кузне, как за них браться? – поучал бывалый охотник Опеня, известный среди родичей метким глазом. – И не дергай ты его так, лук-то! Не клещи, чай! Тетиву отпускай без рывка, плавно, бережно, словно бабу промеж ног гладишь…
Творя только раздраженно сопел, раздувая ноздри:
– Заучил совсем…
– А ты сам, дядька Опеня, взял бы да показал, как надо, – влез Весеня.
Он с удовольствием слушал, когда при нем поучали самого Творю. Но, как положено бывалому воину обязательно должен был вставить слово. Третьего свея, что плыл к берегу впереди остальных, бойкий малый уже отправил на дно стрелой, поразив цель не меньше чем с полутораста шагов. Сам понимал, что попал случайно. А кто это знает? Целился и попал… Теперь гордая похвальба была видна на разрумянившемся лице.
– Я покажу, паря. Вот приблизятся еще, и покажу, – спокойно сказал Опеня, не отрывая взгляд от реки. Решив, наконец, что достаточно, он вскинул лук, спокойно натянул тетиву до звенящего напряжения. Долго не целился, неожиданно быстро пустил стрелу.
Родичи видели, как мелькнула она по небу. Спускаясь с высоты, ударила Большеротого прямо в лицо. Вода рядом с ним тут же окрасилась красным, меч выпал из приоткрывшегося рта, камнем ушел на дно. Темно-красная голова с торчащим из нее древком еще несколько раз выныривала на поверхность, потом окончательно пропала в воде.
– Хороший выстрел! – шумно одобрил мохнатый Коштырь.
– Вот как надо! – сказал Опеня. – Одна стрела – один свей!
– Гляди, гляди, мужики! Этот ныряет! – истошно закричал Весеня.
Хальфдан Бледный, видимо, сообразив, что дело плохо, сейчас его достанут луками, действительно начал нырять часто и быстро. Голову высовывал из воды только на миг, чтобы глотнуть воздуха. Откуда только сила взялась? Казалось, устал уже плыть…
Родичи кинули еще по стреле, но тут даже Опеня промазал, только оцарапал свею плечо.
– Ничего, ничего… Сейчас подплывет поближе, так я его на рогатину возьму! Как зверя возьму! – несколько раз повторил Творя, возбужденно перекидывая в руках длинную, как копье, рогатину с окованными концами, с какой ходят на крупного зверя.
Ознакомительная версия.
