как уснуть, Хамза слышал чью-то пьяную песню и плач, кто-то звал кого-то по имени, словно снедаемый страстью. Проснулся Хамза до рассвета и лежал, размышляя, дожидаясь зари.
Каждый вечер, до наступления темноты, он устраивал себе ложе из джутовых мешков: накрывал их соломенным тюфяком, своей бусати [73]. Мешки пружинили, подавались под его телом, и бедро почти не болело, только если ему случалось повернуться во сне. Потом он шел в кафе поесть: брал карри из козлятины или рыбу, иногда просто хлеб с маслом. Потом направлялся в мечеть, совершал омовение, молился, после чего, уже в темноте, возвращался на склад. Зажигал масляную лампу, которую выпросил у купца, запирал дверь на засов и ложился спать. Если не спалось, доставал из мешка книгу и перелистывал Шиллера. В тусклом свете лампы читать выцветшие страницы старого издания было неудобно, и он просматривал знакомые отрывки. Он доставал книгу столько же из удовольствия подержать ее в руках, сколько для чтения.
Потом он лежал в золотистом мерцании лампы, пытаясь не обращать внимания на мышиное шебуршание среди ящиков и мешков. Порой он чувствовал себя первобытным человеком, который с наступлением темноты забивается в нору под землей, пещерным человеком, прячущимся от ночных страхов. Он не гасил лампу до рассвета, чтобы отогнать эти страхи, но бессилен был против шорохов, подкрадывавшихся к нему в бессонные ночи. Часто он засыпал без труда, но порой ему снились разорванные изувеченные тела; на него кричали чьи-то громкие голоса, полные ненависти, и со злобой таращились прозрачные студенистые глаза. Ночи на складе превратились в недели, он стал спать дольше, под конец даже до зари. Каждое утро просыпался с удивлением, что спал так долго, и пересчитывал часы безмятежного сна, как жадный лавочник пересчитывает монеты, скопившиеся в ящике кассы. Он был благодарен за отраду отдыха.
* * *
Почти через месяц механик, который устанавливал лодочные моторы, наконец занялся дау [74] Нассора Биашары: всё руки не доходили. Работу предстояло выполнить на песчаном мысу на краю бухты, за портом, где обычно чинили лодки. В отлив бухта мелела, вечером, в прилив, вода возвращалась. Выше всего уровень воды возле мыса был в полнолуние. О приходе механика сообщали четыре раза, но потом откладывали. За несколько дней до того, как он наконец объявился, лодку в прилив вытянули на сушу. На берегу положили мангровые бревна, дождались прилива, и тогда все присутствовавшие мужчины — и работники купца, и даже случайные зеваки — втащили лодку по бревнам как можно дальше на мыс и привязали к крепким опорам, чтобы не укатилась обратно в воду. Там лодка и дожидалась механика, раз за разом откладывавшего приход. Халифа никак не участвовал в этой затее, лишь язвительно спрашивал, когда же придет неуловимый механик. Купец тоже не обращал внимания, что дело движется медленно, бесконечные проволочки его вовсе не волновали, словно происходящее не имело к нему ни малейшего отношения. Хамза дивился спокойствию купца, но потом догадался, что, видимо, тот таким образом пытается сохранить достоинство, отказывая механику в удовлетворении почувствовать себя незаменимым. Лодка провела так несколько дней, точно жук, перевернутый на спину. В тот день, когда механик наконец объявился, фургон забрал со склада мотор и Хамзу, которому надлежало поехать со всеми и помочь. Даже Халифа не устоял, тоже отправился полюбоваться зрелищем, ведь механик пообещал наконец прийти и приладить мотор.
Находха, в отличие от купца, ничуть не боялся потерять лицо, и, когда механик все-таки появился, приехал на мотоцикле, эти двое битый час перебрасывались оскорблениями и угрозами, пока Хамза и Дубу сидели в скудной тени лодки, а Идрис с Халифой — в кабине фургона. Находха, невысокий, седеющий, лет пятидесяти с небольшим, с загорелой дочерна кожей, выдубленной солнцем и морем, назвал механика невеждою, идиотом, нахалом и дураком, который тратит чужое время. Механик, лет тридцати, с аккуратно подстриженной бородой, в остроконечной шапочке, знал себе цену: он посоветовал находхе следить за языком, он не один из тех красавчиков, с которыми тот любит забавляться. У него своих дел хватает, и, если находхе что-то не нравится, пусть поищет себе другого механика. А поскольку уверенности, что второй появится сколь-нибудь быстро, не было, угроза подействовала. Чуть погодя пыл поутих, и они принялись устанавливать мотор, время от времени переругиваясь. Едва начался прилив, спустили лодку на воду, и механик завершил установку. Идрис съездил на фургоне в мастерскую за купцом, чтобы тот поприсутствовал, когда механик заведет мотор, что он и проделал под восторженные крики собравшихся. К тому времени находха с механиком, довольные собой, болтали и смеялись так, словно знали друг друга всю жизнь — скорее всего, так и было.
Несмотря на радость от того, что драгоценный мотор наконец установили, купец улыбался тревожно — наверное, беспокоился за судьбу нового предприятия. Он отозвал Хамзу в сторонку и тут же, на песчаном мысу у бухты, сообщил: поскольку мотор установили, надобность в ночном стороже отпала, он может забрать свои вещи со склада и вернуться домой. Завтра утром Хамза отдаст купцу ключи, тот расплатится с ним и, быть может, придумает Хамзе новое занятие, но ничего не обещает.
Хамза не ожидал, что от него избавятся так быстро. Ему было жаль расставаться с обязанностями ночного сторожа. Несмотря на томившие его порой одиночество и тревогу, то была, в общем-то, безмятежная пора: днем он работал на складе, болтал с Халифой, но чаще слушал, если на того нападала охота поговорить, ночью тихо спал в золотистом мерцании масляной лампы, затхлости и странной жаре, исходившей от товаров… У него было время отдохнуть, подумать, наполнить жизнь покоем. Это время вынудило его вновь пережить многие сожаления и печали, но они и так таились в его душе и вряд ли когда уймутся.
Назавтра он сообщил Халифе, что больше не сторож.
— Он попросил меня вернуть ключи сегодня утром. Наверное, скажет, что для меня тут больше работы нет, но точно не знаю.
— Вот ведь проныра, вероломный и лживый спекулянт, — ответил Халифа, явно радуясь подлости купца. — Ты, наверное, полагал, что он выдаст тебе униформу, сделает тебя настоящим охранником и пристроит к складу умывальню, чтобы ты совершал омовения и молился. Сам дурак, что поверил такому человеку. — Потом что-то негромко проворчал и добавил: — Ладно, тогда лучше возвращайся в свою комнату. Может, еще подвернется какая-нибудь работенка.
Хамза нашел Нассора Биашару в мебельной мастерской. Он говорил с человеком, который несколько недель назад вышивал шапочку. Приходя на склад с поручениями, Хамза периодически заглядывал в мастерскую — посмотреть, что там происходит,