Одиннадцать криминальных секретарей пражского гестапо: Шламм, Мюллер, Обергаузер, Кагло, Ковальчик, Эвердинг, Крегер, Галл, Грошуп, Кер и Винтер (все получат вместе с «Ja!» Франка внеочередное повышение — чин старшего секретаря) — преодолевают семнадцать ступенек лестницы.
В это время другая группа гестаповцев занимает канцелярию духовного управления православной церкви. Она находится по соседству, на противоположном конце квартала.
Этой группой, цель которой прикрывать вход из канцелярии в ризницу, командует криминальный инспектор Флейшнер.
(«При обнаружении парашютистской организации он особенно проявил себя и храбро действовал тогда, когда осуществлялась операция в церкви, — докладывает на следующий день Франку Бёме. — Так как Оскар Флейшер достиг уже 50-летнего возраста, и поэтому его нельзя повышать в чине, мы внесли предложение отметить его, по крайней мере, в форме письменного признания его заслуг рейхсфюрером Гиммлером». Франк: «Ja!».)
Нарядные ворота с кованой решеткой, преграждающие вход в маленький садик перед церковью, распахнуты настежь. Нацеленные пистолеты безмолвно приказывают священнику отпереть главный вход в церковь.
Два поворота ключа освобождают со скрежетом щеколду. Но священник Чикл уже не сумеет придержать ее, чтоб войти в храм, осенив себя крестным знамением. Гестаповцы оттолкнут его в сторону, зажмут ему рот, свяжут...
Пригнувшись, Гершельман вваливается внутрь и, обернувшись, кивком приказывает остальным следовать за ним.
Для каждого из одиннадцати криминальных секретарей и одного до сих пор засидевшегося в кандидатах-ассистентах теперь каждый миг может обернуться удачей — до нее рукой подать. Собственноручно схватить участников покушения на Рейнгарда Гейдриха!
«Любой ценой добыть живыми!» — звучит приказ.
Храм, погруженный в полумрак, безмолвствует.
...Самолет из Англии тайно приземлится в определенном месте, возьмет на борт и увезет прежде всего Кубиша и Габчика. Они будут дожидаться его прибытия в Оубеницах. Командир Опалка останется в Праге. Четверо остальных будут переправлены в Кладно, где смогут укрываться до того времени, пока не переберутся в Моравию.
Пет, конечно, это не реальный план. Его передал обитателям церковного подземелья руководитель со- кольской подпольной организации «Йиндра». Но понимают ли это командир Опалка и оба ротмистра — Кубиш и Габчик — и остальные четверо? А кто они, эти четверо?
Ротмистр Валчик из «Сильвер А», так и не получивший возможности вступить в бой 27 мая на Либненском перекрестке.
Парашютисты Ярослав Шварц, Йозеф Бублик и Ян Грубы. Они высадились в конце апреля в районе Крживоклатских лесов в качестве резервной группы, добрались до Праги и установили связь. Однако взрыв бомбы Кубиша положил конец их свободному передвижению. И они, спасаясь от облав гестапо, вынуждены были укрыться в склепе Кирилло-Мефодиевской церкви, который им открыло мужественное греко-православное духовенство.
Но как долго они будут здесь в безопасности?
Семь человек должны ежедневно есть и пить. А это связано с регулярной доставкой самого необходимого провианта, который вдобавок еще надо добывать, что само по себе в протекторате при карточной системе нелегко. Связано это также и с доставкой чемоданов и свертков с едой в канцелярию православного духовного управления, находящуюся по соседству с церковью на Рессловой улице. Само собой разумеется, доставка возможна только в течение дня, так как ночью жителям Праги запрещено выходить из дому. Как долго останутся те, кто доставляет все это, незамеченными?
Сознание всех семерых, и в первую очередь Кубиша и Габчика, все эти дни было угнетено тягостными сообщениями о массовом терроре, вызванном взрывом бомбы. Весьма неблагоприятно сказывалось на состоянии десантников трехнедельное пребывание в холодном и мрачном склепе, куда свет едва проникал узким лучиком сквозь крохотную щель отдушины. Спиртовка и бутылка коньяку, посланные хозяином пардубицкого ресторана Кошталем, не могли избавить ни от зябкой дрожи, ни от мрачного настроения семерых молодых людей, которые проводили июньские дни в церковном подземелье, натянув на себя лыжные костюмы да еще закутавшись в одеяла.
Попытки найти другое убежище окончились безуспешно. Прелат монастыря премонстратов в Страгове чуть не упал в обморок, едва ему один из посредников лишь отдаленно намекнул, какую помощь пришел он просить у него «от имени Сопротивления».
Безрезультатными остались и переговоры с болгарскими виноторговцами, отказавшимися от слишком рискованной операции: экспортировать из протектората в пустых винных бочках живой груз.
Подумывали даже о том, чтобы достать похоронный катафалк и вывезти парашютистов из города в гробах. Но опыт уже показал, что полицейский патруль не выпускает из Праги без проверки даже похоронные катафалки.
Тщетные попытки устроить побег — не единственная причина мрачного настроения парашютистов.
Окруженный со всех сторон гестаповцами храм Кирилла и Мефодия на Рессловой улице. В момент, когда был сделан этот снимок, парашютисты еще сражались в подземном склепе
Значительно хуже действует на них сознание того, что приказ, выполненный ими, уже вогнал в могилу сотни людей, а на ее краю стоят еще многие сотни. И потому-то их сознание не дает им возможности скрыться, даже мысленно, в воображаемом английском самолете.
Дежурство в ночь на 18 июня выпало на долю командира Опалки вместе с Кубишем и Шварцем. Караульным пунктом служили церковные хоры с галереей вдоль окон. Сюда парашютисты пробирались по узкой лесенке возле главного входа в церковь. Отсюда можно было наблюдать за частью улицы На Здеразе и за Рессловой улицей, названной так в честь изобретателя судового винта. Караульная служба — это, вероятно, единственное, что могло еще в создавшемся положении как-то отвлекать узников. По крайней мере они хоть на какое-то время сбрасывают с себя теплые свитера и одеяла. Июньская ночь, даже за стеклами сводчатых окон, заставляет вернуться к восприятию жизни на земле. Время сразу же ускоряет свой бег, движется значительно быстрей, чем там внизу, в склепе. Туда, в тьму и вечный покой, ведет ход, скрытый прямоугольной каменной плитой с железным кольцом.
Время приближается к четырем. Светает.
Надпоручик Опалка готовится к обходу постов. Скорее от потребности перемолвиться несколькими словами, нежели для проверки. Он и так хорошо знает, что никто из товарищей не спит. Даже те, кто остался внизу, хотя их сон охраняют дозорные.
Кубиш бодрствует, опершись о балюстраду, Шварц наблюдает через окно галереи за лежащей напротив Вацлавской улицей. Она безлюдна, и в полусвете рождающегося дня кажется пейзажем на открытке. Стоит ли заговаривать с человеком в такую минуту?
Скоро проедет по кругу первый утренний трамвай. О чем будут думать люди в трамвае?
Опалка возвращается с обхода, это скорее порочный круг, все думы вертятся вокруг трагического неизвестного в уравнении, которое должен и мог заранее решить кто-то другой. Тот, кто отдал приказ. Подчиненный в армии обязан в соответствии с обстановкой на месте наилучшим образом выполнить приказ. Так они и сделали. А последствия?..
Безмолвная пустота церкви неожиданно вздрагивает. Отдаленный гул мотора? Кажется, он усиливается. Четверть пятого. Это еще не может быть трамвай, привычный для здешних обитателей будильник.
Вдруг гул стихает.
Случайность?
Теперь внезапно гул возникает с противоположной стороны, от Карловой площади. Напряженный слух различает движение нескольких тяжелых машин. Грузовики. Гул не прекращается, машины не проехали, они остановились, они стоят!
Это уже не похоже на случайность. Вблизи церкви что-то происходит.
Улица вдали, до сих пор застывшая и неподвижная, как на открытке, вдруг оживает, наполняется движением. Серо-зеленые мундиры, железные каски.
— Немцы! — кричит со своего наблюдательного пункта Шварц.
Что остается делать людям, укрывшимся в церкви? Судя по тому, что последовало, вот что: командир Опалка взмахнул рукой, подзывая к себе обоих товарищей.
— Не стрелять, пока не начну я. Если войдут — беру на себя вход... Опасайтесь огня из окон!
Таков, вероятно, был последний приказ командира группы.
...Криминальный секретарь Обергаузер, ворвавшийся в церковь следом за Гершельманом, заметил за остекленной дверью паперти, что по левой стороне, сразу же за входом, есть ниша, а в ней — лесенка. Не раздумывая, он сделал прыжок, другой.
Дальше он так и не пробрался. Выстрел из пистолета Опалки разорвал тишину храма, а с нею и кольцо сомнений: что будет, что станет с семерыми людьми, укрывшимися здесь?