Увидев идущую троицу, мясник подтолкнул своего собеседника и, ухмыльнувшись, сказал:
– Смотри-ка, какая милашка в середке шагает! Спорим, мясцо у нее понежнее, чем у молочного поросеночка?! Не то, что моя дражайшая засохшая подметка! И вторая ничего, аппетитные окорочка!..
Закончить гастрономические сравнения ему помешал кулак Ришара. Молча накинувшись на мясника, Ришар принялся молотить его с такой лютой яростью, что со стороны казалось, будто мясник сам превратился в окорок, истекающий от страха жиром.
На вопль помощника выскочили дюжие подмастерья и кинулись скопом спасать хозяина.
Жаккетта, вручив Аньес корзинку, которую ей сунул на ходу Ришар, воодушевлено кинулась на помощь приятелю и принялась колотить парней по спинам метелкой, подхваченной у входа в лавку.
В разгар битвы подоспела и «засохшая подметка».
Встав на пороге руки в боки, она внесла большое разнообразие в потасовку, на все лады обзывая своего супруга и повелителя, и подбадривая Ришара.
– Так его, молодец, так! Проучи его, борова жирного! Небось, опять на чужих баб зарился, а законную жену стороной обходит, морда толстомясая! Ну что это за мужик, прости Господи, люди добрые, коли у него с женой любиться то грех, то пост, то еще какая лихоманка! Врежь ему милок так, чтобы он и думать забыл на сторону бегать, кобель клочкастый! Убавь ему, козлу вонючему, пыла, только спасибо скажу! Люди добрые, посмотрите на этого прохиндея: как за соседками таскаться, он жеребец здоровый, а как супругу уважить – сразу мерин сивый!
Распалившись своими воплями, супруга мясника перешла от слов к делу и кинулась помогать Жаккетте, дубася сковородой всех, кого ни попадя!
Наконец, в основном благодаря ее усилиям, враждующие стороны разбежались, кто куда.
Жаккетта и Аньес увели с поля боя клокочущего гневом Ришара и, немного отойдя от лавки, принялись врачевать его раны.
Аньес своим платочком вытирала ему лицо, и Ришар млел под ее ласковыми руками. Было видно, что теперь ему от жизни ничего не надо.
Жаккетта выбрала среди синяков самый заметный и приложила оставшийся медяк.
– Сковородка бы лучше помогла! – вздохнула она.
– Нет уж, отходили меня сковородкой, хватит! – отказался Ришар. – А что вы там про Большого Пьера чирикали?
– Большого Пьера спасать надо от ведьминых чар. Завтра и пойдем. Аньес – главнокомандующий! – пояснила Жаккетта.
– Да, дела… – пробурчал Ришар.
Поморщившись, он ощупал сбитую скулу.
– Тогда соблаговолите, непобедимые воины, принять меня в ваши ряды скромным младшим оруженосцем!
– Принимаем! – величественно кивнула Аньес.
* * *
Вечером следующего дня только человек с сильнейшим насморком, проходя по соседней с Аквитанским отелем улице, не обнаружил бы засаду на Большого Пьера: такая сшибающая с ног волна чесночного аромата неслась от заросших кустами развалин.
Борцы с ведьмой притаились в очень удобном месте: как раз напротив жилища колдуньи, у ограды заброшенного дома.
Аньес шепотом пояснила, что это дом того самого парня, который из-за навороженной любви чуть не сжег пол улицы.
После смерти его родителей селиться здесь, можно сказать, перед самым носом ведьмы, никто из родственников не захотел, покупателей, тем более, не было, вот дом и стоял пустой, ветшая и разрушаясь год от года.
Заросли лопухов, бурьяна и крапивы, и разросшиеся кусты позволили Аньес, Ришару и Жаккетте расположиться очень удобно, коротая ожидание в тихой беседе.
Чесноком от них благоухало недаром.
Аньес применила все известные ей средства против колдовства.
Первейшим наинадежнейшим был, как раз, чеснок. Так как его дух ни один дьявол и на дух не переносил.
Чесноком с хлебом наелись от души. Так, что во рту горело.
Кроме того, целые головки висели у каждого на поясе, отгоняя всякую нечисть своим видом и чесноком же были натерты подошвы башмаков.
Вторым важнейшим средством был, естественно, святой крест.
Помимо обычного нагрудного, Аньес велела повесить все еще по кресту на спину, чтобы и грудь, и спина были надежно защищены.
Жаккетта ежеминутно поправляла врезающийся в шею шнурок, основательно перекрывавший ей дыхание. Грубый массивный крест, который удалось раздобыть у посудомойки Марго, оказался страшно тяжелым. А поменять кресты местами Жаккетта боялась.
Кроме этого, Ришар утром углем исчеркал крестообразно подолы подкладок их плащей.
Третьим, тоже достаточно надежным средством, были браслеты и ожерелья из гальки, набранной в ближайшем ручье: против окатанной водой камней ни одна ведьма устоять не могла.
Жаккетта с Аньес долго ломали голову, как, не просверливая дыр, сделать из галек подобия бус и, в результате, так обмотали веревками, что за переплетениями узлов камней не видно было.
Для страховки, место засады Аньес окружила веревочным кольцом. Веревка, конечно же, тоже была натерта чесноком!
Вот так, грозно вооруженные против всей преисподней, они сидели в веревочном круге и ждали появления Большого Пьера.
– Хорошо еще, что ты его весной надумала спасать, а не зимой! – поежился Ришар, продрогший в еще по-зимнему холодном вечернем воздухе.
– Отогревай теперь, в наказание! – прижал он к себе Аньес. – Иди к нам, – по-дружески пригласил Ришар и Жаккетту. – Костер все равно жечь нельзя. Окоченеешь, сидя.
– Нет уж! – наотрез отказалась и Жаккетта. – Я не вы, ледышки, мне так, жарко даже – от страха!
Несмотря на хорошее покровительство святой Анны, Жаккетта не собиралась искушать судьбу и доставлять ненужные проблемы Ришару, лишая его верного счастья с Аньес.
Луна поднялась высоко и светила вовсю.
В ее мертвом свете дом колдуньи Мефрэ казался еще безлюдней, чем заброшенная хижина, возле которой притаилась засада.
– Только он у дома ведьмы появится, – объясняла план операции Аньес. – Мы его, взявшись за руки, окружим кольцом, ну, как в бранле, и начнем читать «Ave Maria», только сначала надо семь раз сказать «amen». Тогда чары с него падут… И ни в коем случае нельзя рук разжимать, чтобы зло не прорвалось. После этого отведем его на церковную паперть, там она помолится, а утром на мессу. Вот тогда ему бояться нечего!
– А почему мы сейчас за руки не беремся? – опять на всякий случай, спросила Жаккетта.
– Сейчас нас веревочный круг ограждает! – успокоила ее страхи Аньес. – Мы вообще для нечистой силы не видны.
* * *
За разговором они и не заметили, когда на улице появилась крепко сбитая, высокая фигура.
– Ой, вот он! – первой опомнилась Аньес. – Шляпу-то как низко на лоб надвинул, идет, наверное, ничего не видя. Как во сне!
От ее неожиданного возгласа Ришар испуганно дернулся и свалился с камня, на котором сидел, держа Аньес на коленях. Упав спиной в колючий куст не то боярышника, не то еще чего, ощутимо придавленный сверху подругой, он сдавленно зашипел, борясь с желанием заорать во все горло.
Пока Жаккетта поднимала Аньес, а потом они вдвоем выпутывали бедолагу из колючек, Большой Пьер успел войти в калитку.
– Хорошо еще, что нас не заметил! – облегченно прошептала Жаккетта. – Ты чего дергаешься, как полоумный?
– Орите больше! – огрызнулся Ришар, выдирая шипы из штанов. – «Вот он, вот он!» От неожиданности всякий свалится! Черт! Мне крест так в спину вдавился, что теперь неделю синяк не сойдет!
– Совсем с ума сошел?! – накинулась на него Аньес. – Кто же в таком месте черта поминает?! Накличешь на нашу голову!
Но потом ее мягкое сердце взяло верх, и она сменила гнев на милость:
– Подождем, может скоро выйдет!
И опять пристроилась под крылышко Ришара.
Большой Пьер, действительно, задержался у колдуньи совсем недолго.
Не успела Жаккетта хорошенько замерзнуть, а дверь в колдуньином доме опять открылась.
– Сейчас выйдет, бежим! – подала сигнал Аньес, и они дружно кинулись к калитке.
Как только высокий человек в надвинутой низко шляпе шагнул на улицу, три благовоняющие на всю округу фигуры в плащах с поднятыми капюшонами и крестами поверх плащей на груди и спине, окружили его и принялись водить хоровод, как вокруг майского дерева.
«Амэн, амэн, амэн, амэн…» – громко при этом шептали они.
В первую секунду человек ошарашено застыл, но потом прорычал:
– Это еще что за шуты?!!! – и потянулся к клинку у пояса.
Аньес испуганно взвизгнула: это был голос не Большого Пьера!
Круг распался, фигуры замерли.
Ришар схватил человека за руку, не давая выхватить кинжал, и быстро сбил с него шляпу.
Под шляпой оказалась круглая, абсолютно лысая голова со злющими глазами и крючковатым носом.
Совершив сей героический поступок, конюх тоже замер, не зная, что же делать дальше и как объяснить незнакомцу, что они ошиблись.
В этот трагический момент на крыше колдуньиного дома дико взвыли коты, повинуясь древнему весеннему инстинкту, наступающему у них в этом месяце.
