Так говорил Алкмеон. В торжественной тишине его голос звучал столь тихо и столь явственно, что еще тише казалась тишина и еще торжественнее становилась торжественность. Много приятного слышали уши Перикла. Но столь лестного и столь правдивого не было еще высказано. И если бы все это слышал сейчас великий вождь, то жизнь его продлилась бы по меньшей мере еще на десять лет. Но Перикл, казалось, лежал бездыханный, и только слабый отсвет былого румянца догорал на щеке его, обращенной к свету.
– Все сказанное здесь – сущая правда, – сказал архонт Сокл, человек молодой годами и весьма отважный в морских схватках. – Девять трофеев воздвиг великий Перикл в память своих побед. Он добыл эти победы, вынужденный воевать, принуждаемый к тому действиями врагов наших. Нехотя брался он за меч, но, однажды взявшись, доводил начатое до конца. О мужи многомудрые, Афины не видели и не скоро увидят государственного деятеля, подобного Периклу. Только во времена благословенные Гомера и в те поседевшие времена, когда герои рождались от богов, жили люди, равные Периклу. Но с тех пор не носила земля наша мужа более достойного, чем Перикл.
– Это истинно так, – сказал Алкивиад.
Сокл продолжал, глядя на заострившийся нос Перикла:
– Нет, я не могу думать о том, что нет его меж нами. Афины осиротели, и, кажется, осмелеют наши враги и ринутся на нас. И вот тогда-то мы почувствуем, что нет его, что ушел от нас воитель славнейший. Его военную доблесть едва ли возместим мы все, едва ли мы найдем ему достойную замену. Вот какого потеряли мы стратега и человека.
Здесь, у смертного одра великого Перикла, стратеги и архонты говорили чистосердечно. Они дали волю своим чувствам, и слова их шли из глубины сердец. Так всегда: человека особенно ценят после его смерти.
Алкивиад сказал:
– О мужи афинские, вспомните то, как великий вождь наш, приняв рулевое весло из рук Эфиальта, повел вперед наше государство. Вспомните одно из величайших благодеяний его, которое заключено в замечательнейшем акте передачи всей полноты власти Народному собранию. Перикл мог бы сделаться всевластным тираном, мог бы ни с кем не делить своей власти. Он мог бы заставить всех нас склонить головы перед ним, и нам бы ничего не досталось. Народ стал бы послушным орудием в его руках. Но нет, мужи афинские, не пошел он по столь привлекательному на первый взгляд пути.
Молчаливый архонт Протид вставил и свое слово. Он сказал:
– Это он, наш вождь, облегчил избрание архонтов из народа, отменив преимущество богатых над бедными. Не это ли великое благодеяние, оказанное Периклом согражданам своим?
– Верно, – согласился Алкивиад, – и это будет записано на золотой таблице, которую народ, несомненно, выставит у стратегиона.
– А деньги неимущим? – продолжал Протид. – Деньги на посещение Одеона? Разве теорикон не является плодом удивительных раздумий величайшего из наших сограждан, который – увы! – бездыханный возлежит на смертном одре?
Сокл сказал:
– Он, этот великий человек, сделал все для того, чтобы облегчить участие народа в управлении государством. Это и есть величайшее деяние Перикла, которое не забудется, доколе светит солнце и сверкают на небе звезды.
И вот, когда, казалось, все кончено, и сказаны все слова, и остается только прикрыть глаза Периклу заботливой рукою Аспазии, умирающий вздохнул. Он вздохнул. Открыл глаза. И губы его зашевелились.
Присутствовавшие напрягли свой слух. Нет, не умер еще великий сын славных Афин! Он слышал все, что говорилось у его ложа… Перикл обвел взглядом своих друзей, улыбнулся им, как бы благодаря их.
И он заговорил. И все слышали слова его, и все запомнили те слова, и стали слова его достоянием Афин – всех его граждан. И те слова облетели всю землю, от Столбов на западе до восточных берегов Понта Евксинского и до самых вершин египетских пирамид…
Вот что сказал Перикл, что доподлинно известно;
– Пусть это так, мужи афинские… Пусть совершил я те удивительные деяния, о которых говорилось здесь… Но вы не упомянули о самых наиважнейших… о самых, наиважнейших… о делах наиважнейших…
Умирающий перевел дух. Он снова оглядел всех и еще раз улыбнулся горькой улыбкой, как бы говоря: «Вот каков я, вот насколько слаб я – и двух слов не могу высказать». Друзья его еще ниже склонились над ним, чтобы не упустить ни единого слова, сказанного великим Периклом.
И Перикл сказал:
– Если вы и впрямь собираетесь отметить мои заслуги… и если вы когда-нибудь пожелаете сказать о них всенародно… то не забывайте о главнейших… – И он снова перевел дух. – А наиважнейшие заслуги мои суть следующие… Я никогда… никогда, обладая большой властью, никому не завидовал, никого не считал своим непримиримым врагом и ни разу не дал волю гневу своему… Вот моя наиважнейшая и первая заслуга… А вторая наиважнейшая заслуга моя – следующая… – Умирающий собрал последние силы и с возможной ясностью произнес: – Вы не отыщете в Афинах ни одного человека, кто бы по моей вине надел черный, траурный плащ… Ни одного… Ни одного…
Это было все, что хотел сказать умирающий. Это были последние высокие слова, воистину достойные великого и мудрого мужа. И, как бы высказав все, что следовало высказать, Перикл закрыл глаза, и через мгновение великий вождь афинян отошел в царство теней.
И уже не уста его, но уста друзей повторяли Перикловы слова:
«Вы не отыщете в Афинах ни одного человека, кто бы по моей вине надел черный, траурный плащ… Кто бы по моей вине надел черный, траурный плащ… по моей вине… черный, траурный плащ…»
Агудзера– Рим – Москва
1968 – 1969
АВЛОС – род свирели.
АГАРИСТА – мать Перикла. Она была из рода Алкмеонидов.
АФИНСКАЯ ДЕРЖАВА при Перикле включала до 200 городов-государств, с общим числом жителей до 15—20 миллионов. Полагают, что в самой Аттике проживало до 410—420 тысяч человек, из них полноправных граждан – только 42 тысячи.
БИТВА С ПЕРСАМИ ПРИ МИКАЛЕ – в 479 году до н. э.
ГИЕРОМНЕМОН – это вроде нашего нотариуса в те времена.
ГОД ГРАЖДАНСКИЙ АФИНСКИЙ начинался с середины лета. Поэтому его часто обозначают дробью, например 442/1 или 442/441. Это значит, что имеется в виду вторая половина 442 года и первая половина 441 года (разумеется, до нашей эры).
ДЕМЫ – территориальные административные единицы в Аттике. Из демов состояли филы. Перикл, например, был из филы Акамантиды, из дема Холарга.
ЗАКОН О КОРЕННЫХ АФИНЯНАХ провел Перикл в 451/450 году. Этот закон предоставлял права гражданства только «чистокровным». Перикл сам испытал силу этого закона, когда дело коснулось его сына от Аспазии – «нечистокровного» юного Перикла.
КЛЕПСИДРА – водяные часы, ГНОМОН – солнечные.
КЛЕРУХИИ – поселения афинян за пределами Аттики, по существу колонии.
КЛЕРУХИ – колонисты.
ЛОКОТЬ в Аттике был равен 44,4 сантиметра.
МЕСЯЦЫ – назывались они так: посидейон (декабрь – январь) и далее соответственно: гамелион, анфестерион, элафеболион, мунихиои, тартелион, скирофорион, гекатомбейон, метагитнион, боэдромион, пианопсион, мемактерион (ноябрь – декабрь).
ОДЕОН – театр.
ОБЩЕЭЛЛИНСКИЙ КОНГРЕСС – его пытался созвать Перикл (вероятно, в 448/447 году), на котором, в частности, предлагалось обсудить вопрос «о соблюдении мира». Однако идея эта была отвергнута лакедемонянами.
ПАНАФИНЕИ – праздник в честь Афины Паллады. Отмечался весьма торжественно раз в три года.
ПАНТИКАПЕЙ – столица Боспора Киммерийского (на Керченском полуострове).
ПЕАН – боевой клич-песня.
ПРИТАН – дежурный член Совета 500.
СИКОФАНТ – кляузник, мошенник, доносчик.
СТАДИЙ равен 177,6 метра.
СТАТЕР – афинская монета достоинством в 4 драхмы.
ТЕКСИАРХ – помощник стратега, командовавший пешими.
ТЕОРИКОН (или феорикон) – деньги, выдававшиеся бедным из казны для посещения театра.
ЭПИДЕМИУРГ – верховный наблюдатель в клерухии, присланный из метрополии.
Скупые сведения о Понтийском походе Перикла мы находим у Плутарха. Рассказ же о походе в Северную Колхиду и далее на север Понта содержится в находке Заканбея Гунба, и мы целиком приводим его. (Прим. автора.)
Сравни с нынешним абхазским: «Бзиа́ла швабе́йт хапса́дтил». (Прим. автора )
Сравни с нынешним абхазским селом Джгерда. (Прим. автора.)
Не о Гагре и Туапсе ли идет речь? (Прим. автора.)
Эти события на Самосе происходили в 440 году до н. э., то есть за семь лет до Понтийского похода. Прошу у читателей прощения за некоторое нарушение хронологии, недопустимое, наверное, ни в истории, ни в биографии. Но я не пишу ведь ни того, ни другого. А люди часто вспоминают события не в том порядке, в каком они происходили. (Прим. автора.)
