class="p1">– Действительно, – сказала Саида-бай. – Но тогда нам нужно поменяться местами, вам нужно сесть слева от меня. Тогда вы сможете читать предложение по-английски, а я смогу прочесть перевод с урду. Это как учиться у частного преподавателя, – прибавила она с легкой улыбкой на губах.
Такая близость Саиды-бай в эти последние несколько минут, сколь бы восхитительной она ни была, стала причиной маленького конфуза для Мана. Прежде чем встать, чтобы поменяться с ней местами, ему пришлось малость оправить свой гардероб, чтобы она не увидела, как он возбудился. Но когда он снова сел, ему показалось, что Саида-бай развеселилась пуще прежнего. «Настоящая ситам-зариф, – подумал он, – тиран с улыбкой на устах».
– Итак, устад-сахиб, начнем наш урок, – сказала она, приподняв бровь.
– Ну что же, – сказал Ман, не глядя на нее, но остро чувствуя ее близость. – Первая глава – это вступление некоего Джеймса Казинса касательно иллюстраций Чугтая.
– О, – сказала Саида-бай, – а на урду все начинается со слов художника о том, какие надежды он питает в связи с выходом в печать этой книги.
– Так, – продолжил Ман. – Вторая глава – это предисловие поэта Икбала [153] о книге в целом.
– А у меня, – сказала Саида-бай, – длинная статья снова таки самого Чугтая на разные темы, включая его взгляды на искусство.
– Вы только взгляните, – воскликнул Ман, внезапно увлекшись тем, что он читал. – Я и забыл, до чего напыщенные предисловия писал Икбал. Кажется, он только и говорит, что о собственных сочинениях, а не о книге, что должен здесь представить: «В такой-то моей книге я сказал то-то, а в такой-то моей книге я написал то-то», и только пара покровительственных упоминаний Чугтая, мол, как он молод…
Он умолк, кипя негодованием.
– А вы не на шутку разгорячились, Даг-сахиб, – заметила Саида-бай.
Они посмотрели друг другу в глаза, и Ман чуть не потерял равновесие от такой ее прямоты. Ему казалось, она с трудом сдерживается, чтобы не рассмеяться в открытую.
– Возможно, я смогу остудить вас меланхолической газелью? – продолжила Саида-бай.
– Да, почему бы не попробовать? – обрадовался Ман, хорошо помня, что она однажды сказала о газелях. – Давайте посмотрим, как она на меня подействует.
– Позвольте, я вызову музыкантов, – сказала Саида-бай.
– Нет, – сказал Ман, накрыв ее руки своими. – Только вы и фисгармония – и все.
– Может, хотя бы таблаиста?
– Я буду сердцем отбивать вам ритм, – ответил Ман.
Легким кивком – от этого движения у Мана ёкнуло в груди – Саида-бай выразила согласие.
– Вы в состоянии подняться и принести мне фисгармонию? – коварно поинтересовалась она.
– Угу, – кивнул он, но остался сидеть.
– К тому же я вижу, у вас бокал пустой, – прибавила Саида-бай.
На этот раз отринув ложный стыд, Ман встал. Он принес ей фисгармонию и налил себе виски. Саида-бай помурлыкала несколько секунд себе под нос и сказала:
– Да, я знаю, что я вам спою.
И она запела пленительно-загадочные строчки:
Каждой песчинке в садике нашем сыщется дело.
Даже тропинку тюльпан украсит ярким пятном.
На слове «даг» она бросила на Мана быстрый и веселый взгляд. Следующий куплет прошел довольно спокойно, но за ним последовали такие слова:
Над суетой соловьиной роза лишь посмеется,
любовные песни занятьем никчемным считает она.
Ман, хорошо знавший эти строчки, видимо, слишком прозрачно выразил свое уныние, потому что Саида-бай, поглядев на него, закинула голову и рассмеялась от удовольствия. Ее нежная обнаженная шея, ее внезапный, слегка хрипловатый смех, пряное ощущение неведения, над ним ли она смеется или над чем-то иным, буквально заставили Мана потерять голову.
Прежде чем он понял это и вопреки преграде в виде фисгармонии, он наклонился и поцеловал ее в шею, и она откликнулась на его поцелуй прежде, чем поняла это.
– Не сейчас, не сейчас, даг-сахиб, – пролепетала она, слегка задыхаясь.
– Сейчас… сейчас… – взмолился Ман.
– Тогда нам лучше пойти в другую комнату, – сказала Саида-бай. – У вас входит в привычку прерывать мои газели.
– Чем же еще могу я прервать ваши газели? – спросил Ман, когда она вела его в спальню.
– Я расскажу тебе как-нибудь в другой раз, – ответила Саида-бай.
3.1
По воскресеньям завтрак в доме Прана обычно подавался позднее, чем в будни. «Брахмпурская хроника» уже прибыла, и Пран уткнулся в воскресное приложение. Савита сидела рядом с ним, жевала тост и одновременно намазывала маслом тост для мужа. Вошла госпожа Рупа Мера и спросила с явным беспокойством в голосе:
– Кто-нибудь видел сегодня Лату?
Пран покачал головой, не отрываясь от газеты.
– Нет, ма, – ответила Савита.
– Надеюсь, у нее все хорошо, – сказала госпожа Рупа Мера. Она огляделась и спросила у Матина: – А где пряный порошок? Ты всегда пренебрегаешь мной, накрывая на стол.
– А почему у нее не должно быть все хорошо, ма? – поинтересовался Пран. – Ведь Брахмпур – не Калькутта.
– В Калькутте совершенно безопасно, – вступилась госпожа Рупа Мера за родной город своей единственной внучки. – Может, она и большой город, но люди там очень хорошие. И девушке там не страшно ходить по улицам в любое время.
– Ма, ты просто скучаешь по Аруну, – сказала Савита. – Всем известно, кто твой любимчик.
– У меня нет любимчиков, – возразила госпожа Рупа Мера.
Зазвонил телефон.
– Я возьму, – сказал Пран мимоходом. – Это, наверное, насчет сегодняшнего дискуссионного состязания. И зачем я только согласился взять на себя организацию всех этих убогих мероприятий?
– Ради обожания в глазах своих студентов, – сказала Савита.
Пран снял трубку. Женщины продолжили завтрак. Резкий, повышенный тон Прана, однако, сообщил Савите, что дело принимает серьезный оборот. Вид у Прана был потрясенный, он бросил обеспокоенный взгляд на госпожу Рупу Меру.
– Ма… – только и смог вымолвить он.
– Это насчет Латы? – догадалась его теща. – Она попала в аварию.
– Нет, – ответил Пран.
– Слава богу.
– Она сбежала… – сказал Пран.
– О боже, – сказала госпожа Рупа Мера.
– С кем? – спросила Савита, так и застыв с тостом в руке.
– С Маном, – ответил Пран, медленно качая головой, не в силах поверить только что произнесенным им же словам. – Но как… – Он умолк, не в силах продолжать.
– О боже, – произнесли Савита и ее мать почти одновременно.
Несколько секунд все ошеломленно молчали.
– Он позвонил отцу с вокзала. – Пран снова затряс головой. – Почему он со мной не посоветовался? Я не возражал бы против подобных отношений, но ведь Ман уже помолвлен…
– Не возражал бы… – потрясенно прошептала госпожа Рупа Мера. Нос у нее покраснел, и две
