Ознакомительная версия.
К тому же, поход продолжился, персидский шах вовсе не был намерен сдаваться, несмотря на казнь своего сообщника из султанской семьи. А во всех грехах привычно обвинили султаншу Хуррем и ее зятя Рустема-пашу.
Не написал Гиселин де Бусбек и о том, что в Алеппо умер младший из султанских сыновей шехзаде Джихангир. Говорили, что от тоски по старшему брату, который незадолго до похода приблизил к себе младшего. Никто не желал слушать, что влияние старшего было вовсе не положительным, что и без того больной с детства Джихангир стал принимать дурманящие средства. Опий хорош только для обезболивания изредка, к нему легко привыкнуть, а вот отвыкнуть невозможно. Дозу приходится увеличивать и рано или поздно она становится смертельной.
Но какое кому дело до этого? Умер и умер, на Джихангира никогда не рассчитывали, как на султана, и без него наследников хватало.
Пожалуй, смерть младшего из шехзаде прошла почти незамеченной.
И еще об одном умолчал посол (об этом он рискнул бы писать только в секретном послании своему королю): прошел слух, что шехзаде Мустафа не казнен, ему удалось выжить. Нет, того человека, что вошел в шатер Повелителя, действительно задушили. Но как любой восточный правитель, шехзаде Мустафа был очень осторожен, а потому имел несколько двойников, как две капли воды на него похожих. Янычары шепотом говорили, что вместо настоящего шехзаде Мустафы в шатер к султану, опасаясь расправы, отправился двойник.
Гиселин Бусбек оказался умным дипломатом, он извлек урок из увиденного, верно оценил возможности Османской империи и силу ее правителя султана Сулеймана. Больше ошибок посол не допускал, а ведь служил связующим звеном между Австрией и Турцией еще очень долго, и при сыне Сулеймана, и при его внуке тоже.
Рустем-паша прислал два письма – одно жене Михримах Султан, второе теще – всесильной Хасеки Хуррем Султан, хотя мог бы написать только одной, все равно мать с дочерью словно единое целое.
– Госпожа, гонец от Рустем-паши…
По тому, как нынешний главный евнух Джафер-ага взволнован, ясно, что гонец срочный, а срочный гонец и не от Сулеймана, а от Рустема мог означать только… О нет!
Не успев сорвать печать с письма, почти выкрикнула:
– Повелитель?!
Евнух поспешно ответил:
– Нет, Повелитель здоров, да продлит Аллах его дни.
– Иншалла…
Строчки прыгали перед глазами, от волнения пыталась прочесть слева направо, руки дрожали, пришлось отвернуться от слуг, чтобы не заметили.
Но, конечно, заметили, хотя вида не подали. У нее вышколенные служанки, не хотят потерять свои места и отправиться топить печи в хаммам.
Рустем сообщал, что… Повелитель казнил шехзаде Мустафу!
– О Аллах!
Этого просто не могло быть! Но это было, вот оно сообщение Рустем-паши. На всякий случай глянула на печать, нет, все верно, да и почерк самого Рустема, не секретаря. Зять не умеет писать ровно, его строчки неизменно ползут вверх, потому весь текст получается изогнутым, и закорючка в конце предложения тоже его. Конечно, можно подделать, но зачем?
– Аллах, о чем я думаю, какая подделка, Мустафа казнен!
Эстер говорила, что на сей раз Повелитель решится, знала что-то неведомое ей, конечно, знала.
Роксолана вспомнила о застывших за ее спиной евнухе и служанках. Повернулась, окинула взглядом сверху вниз:
– За предательство Повелитель был вынужден казнить шехзаде Мустафу!
Надо бы не так, не «вынужден казнить», а «казнил», ибо никто не может вынудить сделать что-то Тень Аллаха на Земле. Но сказала прежде чем подумала.
Она гордилась бы тем, что стала матерью Vali Ahad – наследника трона, но в ту минуту не могла, в голове билась мысли о том, что в опасности сам султан. Янычары не простят Повелителю казни своего любимца. Что же будет, бунт в армии? А ведь армия так далеко от Стамбула. Успокаивала себя тем, что там Рустем-паша, Селим, там верные султану сипахи и янычары не все против султана…
Но успокоиться не получалось, сердце ныло и ныло.
Зато в Стамбуле янычар много, и все под рукой Кара-Ахмед-паши, который на защиту не встанет… А в память Роксоланы навсегда врезался бунт янычар, когда ей пришлось скрываться самой и укрывать у себя беременную Хатидже Султан.
Встрепенулась:
– Джафер-ага, пошли кого-то к Михримах Султан, пусть немедленно приедет сюда с Айше Хюмашах. И позовите ко мне Нурбану.
Хорошо, что перед походом Селим привез Нурбану и мальчиков в Топкапы. Роксолана понимала, что сын просто хотел отдохнуть от своей властной наложницы, но сейчас это оказалось кстати. Почему все вокруг поступали так, словно заранее знали о том, что произойдет?
Евнух сделал знак служанкам, чтобы вышли и склонился перед султаншей:
– Госпожа, я уже все сделал.
– Что сделал?
Поведение Джафера-аги только подкрепило ее подозрения. Она что, самая неосведомленная из всех живущих в Стамбуле и в этой империи?!
– Госпожа, не гневайтесь, гонец сказал, что шехзаде Мустафа казнен, а Рустем-паша снят с должности Великого визиря…
– Что?!
Евнух прикусил язык, на чем свет стоит ругая себя за его длину. Видно в письме было не все?
– Повтори! Рустем-паша снят с должности Великого визиря?!
– Да, госпожа. Это уступка янычарам. Временная уступка.
Роксолана с трудом сдержалась, чтобы не швырнуть в евнуха чем-нибудь. Резко отвернулась к окну, стояла, молча, стараясь выровнять дыхание. Слуги не должны видеть ее волнение. Все идет, как надо, Джафер прав, это временное отстранение от должности, просто уступка янычарам, чтобы не бунтовали.
А в комнату уже входила Михримах. Быстро она…
Дочери султанши позволено входить без стука в любое время дня и ночи, потому никто не спросил разрешения впустить Михримах Султан. За ней следом вошла наложница шехзаде Селима красавица Нурбану.
Михримах прямиком прошла к матери, Нурбану, как положено, остановилась у двери, смиренно сложив руки на животе. Роксолану не обманывала ни эта покорность, ни опущенный взгляд, она сама выбрала и обучила Нурбану для Селима (вернее, тогда для Мехмеда, но ему не пригодилось), а потому знала и цену этой юной женщине, и то, на что она способна. Мелькнула мысль, что если Селим и не самый лучший султан, то уж эта будет султаншей настоящей… Селима покорила мгновенно, но сына Мурада родила только через три года после того, как стала наложницей шехзаде. Хитра…
– Матушка, Рустем-паша прислал письмо…
Короткий резкий жест одних пальцев и служанки исчезли за дверью, Нурбану смиренно последовала за ними, но уж очень медленно.
Роксолана не стала ее останавливать. Конечно, очень может быть, что именно ее Селим станет наследником престола, но может и не станет, ведь есть еще Баязид. Пусть пока идет…
– О Мустафе я знаю, Михримах, а ты знаешь, что Рустем-паша снят с должности?
– О Аллах! – прижала пальцы к губам Михримах.
У Роксоланы возникло сомнение, вдруг гонец неверно понял или что-то напутал Джафер?
– Джафер-ага, позовите гонца.
– Да, госпожа, но куда?
Действительно вопрос, не в гарем же его звать.
– В тайную комнату, но чтобы никто не знал.
– Да, госпожа.
Гонец был перепуган, но, видно, спешил, потому что усталость до сих пор слышалась в голосе. Из-за решетки Роксолана не видела его лица, но понимала, что он готов свалиться на ходу.
– Кто дал тебе письмо?
– Рустем-паша, госпожа.
– Откуда известно, что он больше не Великий визирь?
– Я слышал это в лагере.
Роксолане полегчало, значит, ошибка, мало ли что болтают между собой янычары. Но на всякий случай поинтересовалась:
– А кто вместо него?
– Этого я не знаю, госпожа, но фирман о казни шехзаде Мустафы и назначении наследником престола шехзаде Селима уже оглашен.
Роксолана прижала пальцы к губам, чтобы не вскрикнуть. Значит, султан решился, все-таки, Селим? Он знал, что сама Роксолана больше склоняется к Баязиду, но выбрал Селима. Почему? Умом понимала, что выбор младшего Баязида (искалеченного Джихангира в расчет никто не брал, таких султанов не бывает) было бы вызовом всем обычаям. Конечно, султан имеет право сам выбирать того, кто ему наследует, но приязнь султанши к Баязиду известна, решат, что это ее рук дело.
Что ж, так тому и быть.
Не с гонцом же обсуждать такие дела, Роксолана протянула из-за решетки пару золотых монет – щедрый дар за принесенную тяжелую весть.
– Благодарю вас, госпожа.
– Иди…
Кто же вместо Рустем-паши? Это сейчас стало главным.
Да уж, новости… Мустафа казнен, Селим наследник, она мать наследника и теща опального бывшего Великого визиря. И хорошо, и плохо, но главное – опасно.
Мустафа был любимцем янычар, не секрет, что в войске давно шли разговоры, что все чаще болевшему султану пора на покой. Вместо него есть кому править – шехзаде Мустафа прекрасный наследник. Был… Мол, султана пора отправить отдыхать в Дидимотику, а на трон Мустафу. Потому тот и использовал печать «Султан Мустафа», султаном себя считал.
Ознакомительная версия.
