Ярослав Всеволодович, до этого не единожды разбивший литовцев и немецких крестоносцев, опустошил Черниговское княжество и занял Киев. Михаил Всеволодович, брошенный всеми своими союзниками, был вынужден укрыться в Галиче.
В этом походе на Киев были вынуждены принять участие и рязанцы, зависимые от суздальских князей. Рязанские полки возглавляли Ингварь Игоревич с сыном Игорем и племянником Ярополком Романовичем.
Глава четвертая
Смотрины
Однажды утром пришел к Мирошке тиун княжеский и с порога объявил:
– Собирайся, Мирон! Старший сын князя нашего видеть тебя желает.
Мирошка долго ждать себя не заставил, мигом оделся во все самое лучшее.
Сосед Мирошки, плотник Петрила, вытянув шею, удивленно глазел из-за частокола на Мирошку и тиуна в ярком кафтане, покуда те не скрылись за поворотом улицы.
Едва Мирошка вернулся из терема княжеского – Петрила тут как тут!
– Видел я, какие гости к тебе с утра захаживают, Мирон Фомич! – балагурил Петрила, сидя на скамье у печи. – Ну что, отведал медов княжеских, сосед? Какую же думу вы с князем Юрием Игоревичем думали?
Мирошка, видя, что сосед его слегка навеселе, добродушно ворчал:
– Жену к сестре спровадил и бражничаешь напропалую, Петрила. И кто токмо тебе наливает?
– Рязань не без добрых людей, – усмехнулся плотник и игриво шлепнул проходившую мимо Вассу пониже спины.
Дородная Васса, не выносившая подобных вольностей, с разворота огрела Петрилу тряпкой по голове, да так, что того со скамьи будто ветром сдуло.
Мирошка захихикал, глядя на поднимающегося с полу плотника.
– Ох и сильна же ты, Васса! – почесывая голову, проговорил Петрила. – Тебе следовало за молотобойца замуж выходить, а не за кукольника. Каких бы богатырей нарожала!
Васса ничего не ответила на это, двигая горшками на шестке у печи.
– Что же князю Юрию Игоревичу от тебя надобно было? А, сосед? – опять приступил к расспросу Петрила.
– К Федору Юрьевичу я ходил. Наказал он мне коня из дерева выстругать для сыночка своего и укрепить его на крутых салазках, чтобы на конике этом качаться можно было, – хвастливо ответил Мирошка. – Еще велел мне Федор Юрьевич игрушечный меч смастерить. Даже плату вперед дал. Вот!
Мирошка показал на ладони три куны серебром.
– Доверяет тебе, стало быть, Федор Юрьевич, – завистливо вздохнул Петрила, – а мне вот никто наперед денег не дает. И взаймы ни у кого не выпросишь. Не доверяют мне люди. Почто так, Мирон?
Мирошка пожал плечами.
Вместо него ответила Васса:
– Это от того, Петрила, что веру к себе ты в том пойле утопил, из-за которого и на человека-то скоро походить перестанешь. Бросай-ка бражничать да за ум берись!
– А я и не скрываю, что непутевый я есмь, – с неким вызовом проговорил Петрила. – И жена у меня такая же. И дочери обе непутевые. Особливо старшая! Целыми ночами черт-те где шляется! Но я управу на нее нашел, видит Бог. Едва жена моя уехала, я всю одежку Фетиньи в печи сжег. Нагишом-то она никуда не убежит! Ха-ха!
Вошедшая в горницу Пребрана при последних словах Петрилы смутилась.
Петрила схватил Пребрану за руку и заговорил с нею, пьяно улыбаясь:
– Небось потеряла подружку свою, а? Ни в лес, ни на реку дочура моя больше не ходит. Думаешь, я силком Фетинью дома держу? Да ничуть! Сама она из дому никуда не выходит.
Петрила вновь засмеялся.
– Оставь ее! – вмешалась Васса и строго кивнула дочери: – За водой сходи.
Пребрана торопливо выскользнула за дверь.
Направляясь к колодцу, Пребрана постучала в ворота Петрилова дома. Ворота были заперты изнутри, на стук никто не вышел.
Встревоженная Пребрана пробралась огородами и с заднего хода проникла во двор Петрилы.
По двору ходили куры с цыплятами. В углу у забора кучей были навалены дрова. У крылечка в три ступени стояла бочка с дождевой водой. В эту бочку с водой любила смотреться Фетинья.
Пребрана оставила ведра и коромысло под навесом, взбежала на крыльцо, рванула на себя дверь за железное кольцо. И столкнулась лицом к лицу с Фетиньей.
От неожиданности Пребрана негромко ойкнула.
На Фетинье из одежды была лишь грубая холстина вокруг бедер. Темно-русые длинные волосы Фетиньи были распущены по плечам и окутывали ее ниже талии, как покрывалом.
– Здравствуй! – пробормотала Пребрана. – Почто ты в таком виде? Почто из дому не выходишь?
Фетинья пригласила подругу в дом и уже там поведала ей о своем несчастье:
– Матушка моя позавчера уехала к сестре в Ольгов и Варьку с собой забрала. Я было обрадовалась, что волю наконец-то обрела. Да не тут-то было! Батюшка мой залил глазоньки и побросал в огонь все мои платки и сарафаны. Ничего не оставил, окаянный! Дома-то ходить не в чем, не то что на посиделки куда-то пойти.
Пребрана сочувственно покачала головой, пораженная увиденным и услышанным.
Фетинья тем не менее была далека от того, чтобы лить слезы из-за этого. Она была не из плаксивых. Сидя у окна, затянутого бычьим пузырем, Фетинья нервными движениями накручивала на палец свой длинный локон. С распущенными волосами и с нетронутой загаром кожей она была похожа на русалку.
Пребрана сказала ей об этом.
Фетинья улыбнулась, отчего на щеках у нее появились две ямочки.
– Так, может, мне и разгуливать всюду нагой, как русалке? – Фетинья со смехом завертелась по комнате, сдернув с себя холстину. Затем Фетинья вновь подсела к Пребране, прижавшись к ней плечом. – Лучше расскажи, как у тебя с Родионом. Ладите ли?
Пребрана смутилась.
– Пока ладим, – сказала она, опустив глаза.
– Ты за него держись, милая, – серьезным голосом промолвила Фетинья. – На Родиона многие девицы заглядываются. Он же красавец и боярский сын, такие молодцы на дороге не валяются!
– Твой Аникей тоже всем хорош… – начала было Пребрана.
Фетинья перебила ее:
– Уже не мой. Половчанка у них в доме поселилась, так Аникей по ней теперь вздыхает. Устинья ко мне вчера заходила, она и поведала.
* * *
На другой день Васса, узнав от дочери о житье-бытье Фетиньи, пригласила плотника Петрилу к себе домой. Пребрану Васса спровадила в гости к Стояне, а Мирошка с утра был занят у себя в мастерской.
– Не дело это, Петрила, родную дочь унижать, всякой одежды ее лишая, – молвила Васса. – Фетинья уже не отроковица малая, ей ныне семнадцать лет исполнилось. Она себя блюсти должна. А ты, пьяное рыло, таращишься на наготу ее. Иль стыда в тебе нету?
– Дочь она моя, что хочу, то с ней и делаю! – огрызнулся Петрила.
Он собрался было уходить, но Васса своей могучей рукой пригвоздила плотника обратно к скамье.
– Сиди! Я еще не все сказала. – Голос и грозный вид Вассы подействовали на Петрилу отрезвляюще. Эта сильная женщина умела быть доброй и ласковой, но могла и твердую волю показать. – Вот что, Петрила, Чурилов сын, приглядела я жениха твоей Фетинье. Думаю, пора девку замуж выдавать, пока она из отчего дома не сбежала.
– Рано ей еще замуж! – отмахнулся плотник.
– Сам же вчера говорил, что Фетиньи целыми ночами дома не бывает, – сказала Васса. – Значит, пришла ее пора. У девиц это происходит раньше, нежели у дурней-молодцев.
– Что «это»? – не понял Петрила. Он был с похмелья, поэтому соображал с трудом.
– Косу на повой менять, вот что, – пояснила Васса.
– Да у нас и приданого-то нету, – в легкой растерянности промолвил Петрила.
– А ты и не соберешь никогда родной дочери приданого, уж я тебя знаю! – негодовала Васса. – Иль пропьешь все до нитки, иль сожжешь! Вот в чем бедной Фетинье перед женихом показаться?
– По душе ли ей придется женишок-то твой, кума? – Петрила растянул свои толстые губы в кривой ухмылке.
– Этот не приглянется, я ей другого подыщу, но все равно из-под твоей власти Фетинью вырву. А ты соси свою бражку, куманек, может, и захлебнешься когда-нибудь! – Не сдерживая раздражения, Васса брезгливо оттолкнула от себя потянувшуюся к ней руку плотника.
– Кваску бы мне, – жалобно попросил Петрила и снова протянул руку: – Дай квасу, кума. От твоих слов у меня в горле пересохло.
– Пересохло у тебя от выпитого вчера, сосед, – проворчала Васса, но квасу все же налила.
Петрила с жадностью припал к ковшу.
Утолив жажду, он повеселел:
– Добрый у тебя квас, кума. Ядреный! Может, пива иль бражки поднесешь?
– Этого не дождешься, – холодно отрезала Васса.
– Тогда не столкуемся мы с тобой, – сокрушенно покачал головой плотник, – ведь я добрый токмо во хмелю, а на трезвую голову я обычно злой. Вот пойду сейчас домой, Фетинью за волосы оттаскаю, дабы отца пуще почитала. Может, и розгами постегаю ее за прошлые грехи.
Говоря все это, Петрила искоса поглядывал на Вассу своими опухшими от пьянства глазами. На его грубом лице с толстым мясистым носом и куцей бороденкой притаилась хитрая полуусмешка. Мол, мне ведомо, кума, чем тебя пронять!
Васса догадалась, куда гнет Петрила. Она живо сообразила, как ей лучше действовать.
