в ответ лишь грустно усмехнулся и коротко промолвил:
— Там будет видно. Поглядим.
Щебетали птицы на деревьях. Ласково грело летнее солнышко. Шелестели зеленью дубы и грабы. Шли по лесу, любуясь его величавой красой и друг другом, двое молодых людей. Знали прекрасно, что между ними — пропасть, что у каждого из них — своя жизнь, но едва сдерживались, чтобы снова не соединить уста в жарком поцелуе. Отвлекались, болтали оба невесть что, но стучали трепетно сердца. Володарь сам не понимал, что с ним творится. Он слышал тонкий Иринин голосок, смех её, и по всему телу его растекалась нежность. Думалось с отчаянием: «Ну вот почему, почему она не моя?! Почему этому дурню Ярополку досталась? Чем он меня лучше?!»
Меж тем Ирина рассказывала:
— Ты ведь знаешь Коломана, племянника короля венгров? Конечно, он тебе — двоюродный брат. Твоя мать Ланка — его родная тётка. Так вот: этот Коломан влюбился в меня. Косматый, хромой горбун, кривой на левое око, ему дорога в епископы, в монастырь, а он… Было дело в Эстергоме [43]. Я гостила у короля Ласло, его дяди. Коломан и Альма… Они кололи дрова во дворе замка… Так смешно!.. Промахивались топором мимо колоды… Я не выдержала, захохотала… Они заметили… После в замке Коломан как будто из стены вышел. Я испугалась… Он полез целоваться… Ударила его по щеке… Взвизгнул, ушиб свой горб о стену… Потом ещё лез… Его ухаживания стали невыносимы… Моя мать пожаловалась королю, и его величество при всех пристыдил своего племянника… Теперь он, увидев меня, низит глаз и отворачивается…
— Плохо, меня там тогда не было, — молвил Володарь. — Я бы этому Коломану показал! Надавал бы ему тумаков! Как он осмелился приставать к тебе?! Урод!
— А мне его немножко жалко! — вздохнула Ирина.
— Нечего его жалеть. Знаю я его хорошо, поверь. Умеет обратить своё уродство себе на пользу. Да и потом… Коломан — владетельный принц, один из наследников угорской короны. У него и невеста есть — дочь сицилийского герцога. Не то что мы — изгои!
Володарь тотчас подумал, что зря сказал последние слова. Ирина ничего не ответила ему, лишь посмотрела выразительно голубыми своими глазами, в которых читалось участие.
— Я слышу голоса. Это мои слуги! — прислушавшись, сказала княгиня.
— Нам лучше расстаться. Нас не должны видеть вместе. — Володарь поспешил взобраться на коня и, не глядя более на свою спутницу, круто отвернул в сторону. Он долго пробирался сквозь густую чащу, пока наконец не окликнули его показавшиеся впереди братья.
— Эй, ты куда подевался? Два часа тебя ищем, — проворчал, сурово сдвинув лохматые чёрные брови, Рюрик. — Где ж ты был столько времени?
— Да погнался за косулей.
— Ну и что, где добыча? Ушла?
Володарь угрюмо кивнул. Перед очами его всё стояла исполненная веселья молодая Ирина, он словно бы купался в её голубых глазах, а уста его ещё горели от сладострастного поцелуя.
Братьям он после рассказал о случившейся встрече. Рюрик лишь буркнул недовольно:
— Хорошо хоть, ума у тебя хватило не показываться с ней на людях.
Василько же промолвил с добродушной улыбкой:
— Разумею тя, братец! Красная жёнка — княгиня! И я б не удержался!
Младший Ростиславич в свои восемнадцать лет был по уши влюблён в хорошенькую дочь волынского боярина Вышаты Остромировича, Анну, но о предложении руки и сердца покуда и не помышлял. Сперва надо было братьям получить какие-никакие уделы. В том и состояла их нынешняя забота.
Вечером после ловов, когда княжеские слуги жарили на костре убитую Ириной косулю, восхищаясь меткостью и охотничьей сноровкой молодой княгини, братья решили-таки приступить к Ярополку со своей просьбой.
Сидели в богато убранном шатре волынского владетеля, на обшитых бархатом кошмах, смотрели на вначале насторожённое, а после брезгливо-недовольное лицо Ярополка, понимали, что многого им от него не добиться.
Говорил Рюрик:
— Одного мы корня, одного деда внуки. Начертано же в завещанье князя Ярослава Стольнокиевского, Мудрым наречённого, что Земля русская есть владение общее нашего рода. Вот и хотим мы получить от тебя, княже, города. Многого не просим, дал бы нам токмо отцовское бывшее владение, города Червонной Руси — Перемышль, Свиноград да Теребовлю. Верно служить тебе станем. От ворогов вместе борониться будем. На нас в любом деле сможешь ты положиться.
Долго молчал, хмуря высокое чело, Ярополк. Давеча думал он думу со своими боярами, и присоветовали они отослать братьев-изгоев в Киев, ко князю Всеволоду. Пусть он решает их судьбу.
Поразмыслив, ответил Ярополк Ростиславичам так:
— Давно ли я сам, как и вы, мыкался по землям чужим! Вас хоть с Руси никто не гонит, а я аж до Рима самого доскакал. Ныне же старший на Руси князь — стрый [44] мой Всеволод. Он меня наделил волостью. Ежели отдам я вам города, которые вы просите, то, получается, супротив воли его пойду. А воевать со стрыем я не хочу. Потому ничего дать вам не могу. Совет токмо дам. Езжали бы вы в Киев. Чай, князь Всеволод без уделов вас не оставит. Русь велика. Сыщется, верно, и для вас уголок.
Это «уголок» неприятно резануло Володарю слух. Понял он, что пустая затея — просить у Ярополка волостей.
Он первым из братьев поднялся на ноги и процедил сквозь зубы:
— Спасибо тебе, князь, за совет добрый. Так мы и поступим.
Ярополку он не поклонился, повернулся и вышел тотчас из шатра. Следом за ним поспешили и Рюрик с Васильком.
— Заутре воротимся во Владимир, соберёмся и отъедем, — бросил Володарь через плечо братьям.
— И куда? — спросил Василько.
— Там поглядим, — коротко отмолвил ему Рюрик. — Может, к матери в Хорватию, на Дунай, может…
Он не договорил и выразительно переглянулся с Володарем.
Братья укрылись в своей веже. Почти до утра они не сомкнули очей. Каждый из троих думал, как же им теперь быть.
