нет оснований, но следует отказаться от ее услуг! Ведь если даже из императорского дворца кого-нибудь изгоняют за оплошность, это не значит, что его обижают.
– Не волнуйтесь! – улыбнулась Пин-эр. – Говорится же: «Где можно простить, следует простить». Ну что особенного случилось у нас сейчас? Нужно только радоваться, что представился случай проявить милосердие! Если вы будете придираться к мелочам, это станет известно за пределами дома и вызовет ненависть к вам. А вам и о себе следует подумать! Ведь вы находитесь в тяжелом положении. Вы ожидали ребенка, но на шестом-седьмом месяце произошел выкидыш! Разве это случилось не потому, что вы переутомились и подорвали здоровье излишними заботами?! Лучше сделайте вид, будто вы обо всем знали и просто решили покончить дело миром.
Они поговорили еще немного, и наконец Фын-цзе, улыбаясь, сказала:
– Пусть будет по-твоему. Действительно не стоит раздражаться из-за пустяков!
– Вот видите, я права, – улыбнулась Пин-эр.
Она встала, вышла за дверь и отпустила всех, кто с ней пришел.
Если вы хотите знать, что было дальше, прочтите следующую главу!
Глава шестьдесят вторая, которая повествует о том, как опьяневшая Сян-юнь спала на подушке из опавших лепестков гортензии и как глупая Сян-лин испачкала юбку из гранатового шелка
Когда Пин-эр вышла из комнаты, она сказала жене Линь Чжи-сяо:
– «Крупные неприятности умей сводить к мелочам, а на мелочи вовсе не обращай внимания». Только те процветают, кто придерживается этого правила. Если по всякому поводу звонить в колокола и бить в барабаны – лишь суматоха подымется. Сегодня же надо вернуть на кухню тетку Лю и ее дочь, а жену Цинь Сяня отправить на прежнее место. Служанок же необходимо каждый день тщательно проверять!
Пин-эр повернулась и ушла в дом. Мать и дочь Лю поклонились ей вслед. Жена Линь Чжи-сяо повела их обратно в сад и доложила обо всем Ли Вань и Тань-чунь.
– Хорошо, что все окончилось тихо, – обрадовались те.
Но, увы, Сы-ци и другие служанки радовались преждевременно. Жена Цинь Сяня, очень довольная тем, что получила выгодное место, приняла кухонные дела и начала распоряжаться, однако сразу обнаружила нехватку многих предметов утвари и продуктов.
– Первосортного неклейкого риса не хватает два даня, – говорила она, – простой рис тоже перерасходован, угля недостает…
Между тем она потихоньку приготовила корзину угля и один дань неклейкого риса в подарок жене Линь Чжи-сяо да отослала еще подарки в контору. Потом она приготовила угощение, позвала служанок, работавших на кухне, и заявила им:
– Я попала на это место исключительно благодаря вашей помощи, так что отныне будем жить одной семьей, и если я чего-нибудь не сумею досмотреть, вы мне помогайте!
Но веселье в самом разгаре было прервано появлением служанки, которая объявила жене Цинь Сяня:
– Приготовишь завтрак и можешь уходить! Все дела передашь снова тетушке Лю; оказывается, она ни в чем не виновата.
Это известие как громом поразило жену Цинь Сяня – она притихла, опустила голову, собрала все свои пожитки и ушла. Выходит, она напрасно расходовалась на подарки. Теперь еще ей пришлось за свой счет покрывать недостачу. Даже Сы-ци от злости вытаращила глаза, когда узнала эту новость, но, так как изменить что-либо было не в ее силах, ей пришлось смириться.
Наложница Чжао, которой Цай-юнь украдкой подарила много всяких вещей, о чем было известно Юй-чуань, трепетала от страха, и ее прошибал холодный пот при мысли, что ее будут допрашивать и могут обвинить в краже. Поэтому она каждый день окольными путями старалась разузнать, что говорят в доме.
Но вот однажды к ней пришла Цай-юнь и радостно сообщила:
– Всю вину принял на себя Бао-юй, так что отныне можно не беспокоиться!
Только после этого у наложницы отлегло от сердца. Зато на Цзя Хуаня, который слышал весь этот разговор, слова Цай-юнь произвели самое неожиданное впечатление. Он схватил все, что ему подарила Цай-юнь, швырнул ей в лицо и выругался:
– Лицемерная девчонка, не нужны мне твои подарки! Теперь я все понимаю! Неужели Бао-юй согласился бы принять вину на себя, если б ты с ним не якшалась?! Если уж ты мне делала подарки, нужно было молчать и никому об этом не рассказывать! Ты же все рассказала ему, и держать мне эти подарки у себя просто неудобно.
Задыхаясь от волнения, Цай-юнь стала клясться, что ничего подобного не было, и, не выдержав, разрыдалась. Однако Цзя Хуань не верил ни одному ее слову и только твердил:
– Я не посчитаюсь с нашими отношениями и расскажу откровенно второй госпоже Фын-цзе, что ты сама все крала и давала мне, хотя я тебя об этом не просил! Иди и хорошенько обо всем подумай!
Жестикулируя, он бросился к двери. Наложница Чжао обрушилась на него с бранью:
– Выродок несчастный! Что ты болтаешь?!
Цай-юнь судорожно рыдала. Наложница Чжао всячески ее утешала:
– Милое дитя, он несправедливо тебя обидел! Но я-то вижу, в чем дело. Я соберу все твои подарки, а дня через два он одумается и изменит свое отношение к тебе!
С этими словами она принялась собирать вещи, которые Цай-юнь подарила Цзя Хуаню. Но разгневанная Цай-юнь забрала у нее подарки, завернула в узел и, незаметно пробравшись в сад, швырнула все в речку. Кое-что из вещей утонуло, кое-что уплыло. А сама Цай-юнь, возмущенная и обиженная, вернулась домой и, укрывшись с головой одеялом, проплакала всю ночь.
Вскоре наступил день рождения Бао-юя. Оказалось, что в этот же день родилась Бао-цинь.
Госпожи Ван не было дома, поэтому день рождения праздновался не столь шумно, как в предыдущие годы. Один лишь даос Чжан прислал подарки и новый амулет с именем взамен старого, да еще несколько монахов и монахинь из буддийских и даосских монастырей прислали письменные пожелания счастья, статуэтку бога долголетия, бумажных коней, изображения духов-покровителей дворца Жунго и еще кое-что. Друзья и знакомые семьи Цзя накануне дня рождения принесли поздравления. Ван Цзы-тэн прислал в подарок целый набор одежды, пару обуви и чулок, сотню персиков как символ долголетия и сто пучков тонкой, как серебряные нити, лапши. Половина всего этого была отослана тетушке Сюэ.
Что касается других членов семьи, то они прислали кто что мог: госпожа Ю подарила пару туфель и пару чулок, Фын-цзе прислала расшитый узорами шелковый кошелек для благовоний с четырьмя застежками, в который вложила золотую статуэтку бога долголетия и персидскую безделушку. В храмы были посланы люди для раздачи милостыни бедным.
Бао-цинь тоже получила подарки, однако перечислять их здесь мы не будем.
Сестры делали подарки соответственно
