В штабной землянке сначала не заметил постороннего, тот как-то в тени сидел. Генерал представил:
– Наш гость, художник Василий Васильевич Верещагин, приехал к нам после ранения, из госпиталя.
Стоян посмотрел с любопытством. Имя известное, картины Верещагина на выставке смотрел с удовольствием. Сказал об этом, Верещагин и Столетов улыбнулись.
– Стоян Андреевич, я предложил Василию Васильевичу разделить со мной кров, но он отказался. Зная об отъезде капитана Николова, предлагаю вам приютить Василия Васильевича и при необходимости сопровождать его…
Художник оказался немногословным и неприхотливым. Делал эскизы, не замечая перестрелки, ходил по позициям с этюдником, всматривался. Верещагин показался Стояну спокойным, несколько даже медлительным. Лишь однажды увидел он художника во гневе: ужинать отказался.
– Сыт! А ещё более сыт от наглости и цинизма генерала Гершельмана. Вы знаете, Стоян Андреевич, как он ответил на мои слова, что мы нередко губим солдат из-за нерадивости командиров и казнокрадства интендантов и, подчас, неспособности высших военных чинов? «Вы, – говорит Гершельман, – берётесь судить о вопросах, в которых некомпетентны. И вообще, ваша живопись противозаконна. Вы порождаете отвращение к военным действиям, рисуя ужасы войны». Я, Стоян Андреевич, покинул генерала Столетова, даже не попрощавшись. Завтра, когда я уеду, извинитесь, пожалуйста, от моего имени перед Николаем Григорьевичем. Он очень приятный и думающий генерал.
– Непременно, Василий Васильевич, выполню ваше поручение. Тем паче я поклонник вашего таланта.
– Благодарю. Вы действительно видели мой туркестанский цикл?
– Мы ходили с братом, и я не разделяю мнение генерала Гершельмана.
– У вас есть брат?
– В Кавказской армии.
– А мой погиб недавно здесь, на Балканах.
– Извините.
– Именно в память о нём и тысячах павших солдат я мечтаю сделать цикл балканских картин. Пока набрасываю эскизы… Я отъезжаю в отряд Скобелева. Знаете, Стоян Андреевич, питаю к этому молодому, но безумно отчаянному генералу большую симпатию.
– Мне довелось его видеть на переправе через Дунай, под Систово. Поражён его храбростью.
– Неуёмной, я бы сказал. Легенд о нём наслышался. Хочу видеть его в боевой обстановке и непременно с солдатами.
Плевна развязала руки. Стотысячная армия ждала дальнейшего броска.
Погода не баловала. Морозы сменялись дождями, грунтовые дороги превратились в сплошное месиво, а в горах снежные завалы и гололедица делали Балканы совершенно непроходимыми.
В Порадиме, где расположилась Главная императорская квартира, – скопление воинских частей, конвой лейб-гвардии, казачьи сотни, всевозможные склады, квартиры свиты государя.
Накануне военного совета Александр II внимательно ознакомился с докладами военного министра и Обручева. Оба настоятельно рекомендовали начать боевые действия немедля, не дожидаясь весеннего тепла…
Император задумался. Серые, чуть навыкате глаза недвижимо уставились на висевшую карту Балкан. Сегодня Порадим покинул цесаревич-наследник. Из его доклада можно полагать, что в районе Рущукского отряда турки ничего не готовятся предпринимать, а вот, по данным разведки, в районе Софии Порта концентрирует силы…
Доводы Милютина и Обручева Александр посчитал убедительным. Передышка равна тактике выжидания. Она даёт возможность турецкому командованию произвести перегруппировку, подтянуть резервы и оказать наступавшей Дунайской армии активное сопротивление.
С другой стороны, Османская Порта непременно заручится поддержкой не только Англии, но и европейского содружества. Бисмарк и Андраши своего не упустят, в чём канцлер Горчаков убеждён. Они потребуют заключить мир с Турцией на невыгодных для России условиях, отказавшись предоставить Болгарии политическую независимость…
Вызвав флигель-адъютанта, император сообщил о своём намерении созвать на 12 декабря военный совет.
– Уведомьте главнокомандующего, военного министра, князя Карла, генералов Тотлебена, Непокойчицкого и Обручева…
За большим овальным столом, заваленным картами, на резных стульях расселись члены военного совета. А в приёмной в ожидании возможного вызова генералы свиты и начальник разведки армии полковник Артамонов с портфелем, хранящем агентурные данные и списки болгар-проводников, которым известны проходы через Балканы…
Доклад главнокомандующего пестрел цифрами потерь, расчётами о необходимости пополнений, ссылками на отсутствие дорог и опасность, какая ожидала армию при переходе Балкан в зимних условиях.
– Ваше величество, я говорю сейчас вам не столько устами главнокомандующего, а как царствующему брату. Опыт Шипки убеждает: зима не лучший союзник наступающей армии в горных условиях. И фельдмаршал Мольтке, насколько мне известно, тоже убеждён – в зимнюю пору Балканы для крупных воинских соединений непроходимы.
– Ледоход на Дунае создал дополнительные трудности, ваше величество, – вставил Непокойчиикий. – Нарушено снабжение армии.
Александр вспылил:
– Я никогда не верил вашему товариществу, коему вы отдали все поставки. В их жульничестве мы убедились воочию: солдат кормят прескверно, а деньги тают с неимоверной быстротой. Если снабжение армии повлияет на планы наших дальнейших операций, я создам следственную комиссию и отыщу виновных.
Непокойчицкий побледнел, подбородок затрясся.
– Ваше мнение, Дмитрий Алексеевич? – Александр посмотрел на Милютина.
Военный министр поднялся:
– Ваше величество, не возражаю, главнокомандующий прав: трудно перейти Балканы зимой, но считаю необходимым освободившуюся после Плевны армию немедленно бросить в наступление. Тем паче генерал Гурко с гвардией уже на марше к Орхание. Убеждён, бросок через Балканы и дальнейшее продвижение к Адрианополю – единственное решение проблемы. Если позволите, генерал Обручев изложит тактические соображения.
Александр кивнул. Обручев встал:
– Полностью разделяю мнение военного министра, тем не менее вопреки германскому фельдмаршалу Мольтке я предлагаю на ваше усмотрение следующие наброски плана. – Указка в руке Обручева коснулась Софии и заскользила вдоль Балкан. – Необходимо начать прежде всего движение правым флангом – разбить Шакира, рассеять или пленить вновь формирующуюся армию в Софийско-Ихтиманском районе и затем движением на Филиппополь и по южному склону Балкан заставить турок очистить проходы, а в случае упорства атаковать их одновременно с фронта и с флангов.
– Считаю мысли генерала Обручева заслуживающими внимания, – сказал Александр. – Такое наступление даёт возможность включиться в кампанию сербам, а очистив Софийский район и овладев центральными проходами, провести армию к Адрианополю.
– Ваше величество, – снова сказал Обручев, – кроме отряда Гурко, который перейдёт Балканы в районе Араб-Конака и, заняв Софию, двинется южнее Балканского хребта, у Трояна и Шипки перейдут Балканы отряды генералов Карцева и Радецкого. Как и генерал Гурко, общим направлением они будут иметь наступление на Адрианополь и Константинополь.
– Исходя из прошлого урока, вслед за вышеупомянутыми отрядами необходимо двинуть через Балканы общий резерв, – вставил Милютин.
– Николай Николаевич, как вы мыслите наступление на Шипку и Шейново? – спросил главнокомандующий.
– Для этого по армии Сулейман-паши предусмотрены фланговые удары двух колонн. Правую поведёт генерал Скобелев, левую – генерал Святополк-Мирский.
– Вы уверены в успехе? – обратился к Обручеву Непокойчицкий, – Не будем ли мы топтаться на перевалах, как Сулейман-паша?
– У нас, Артур Адамович, двойное превосходство в солдатах и вчетверо больше пушек. Ко всему не забывайте доблесть и мужество русского солдата. Наконец, у нас проводники-болгары и помощь населения.
– Я думаю, военный министр и генерал Обручев достаточно продумали план наступления, – заметил Тотлебен. – У меня лично он не вызывает сомнения.
– Если государь за зимнюю кампанию, то мне приходится согласиться, – подал голос великий князь. – Детали главный штаб уточнит.
Непокойчицкий закивал. Александр поднялся:
– Итак, господа, принимаем.
Широкие проспекты аристократического Санкт-Петербурга, каналы и каменные арки мостов, прямой, украшенный дворцами и особняками, сияющий витринами магазинов и ресторанов шумный Невский, великолепные соборы и Летний сад с мраморными скульптурами, Александровский столп и Зимний…
Но был и рабочий Петербург. Петербург заводов и фабрик, бараков и задворок, трактиров и кабаков, Петербург работного люда.
Декабрьским студёным утром на Патронном заводе в Санкт-Петербурге случился взрыв. Убитых вынесли на снег, раненых увезли в больницу. На Патронном остановили работу. Взрыв потряс рабочую окраину столицы. Хоронить погибших собрался рабочий люд Санкт-Петербурга. Запруженными улицами до самого Смоленского кладбища на руках несли рабочие своих товарищей.
