Дик устало провёл ладонями по векам:
— Он мог отказаться...
— Ричард, отстрани меня от должности. Ты ждал от него этих слов? Право, друг мой, недалёк суд Божий, если ты стал забывать о том, сколь велика людская гордыня.
— Я сам подвержен этому греху.
— И понесёшь наказание, — заверил Ловелл. — Но речь не об этом. Какую награду ты приготовил Стенли?..
— Должность лорда-стюарда в парламенте.
— Парламент вскорости придётся распустить! Ричард, из всех королей, начиная с Иоанна, ты единственный, кто чтит хартию вольностей. Так не допускай же того, чтобы власть монарха ограничивали люди, подобные Стенли!
Дик поднялся из кресла и с наслаждением потянулся. Первый рыцарь Англии и Европы страдал спиной, поверить в подобное казалось немыслимым.
— Лорд Томас это иное, не тревожься. Я не жду от него верности. Более того, при первой же возможности он предаст меня. Но пока Стенли со мной, королевству не угрожает ничего.
— Роль корабельной крысы, — Ловелл усмехнулся.
— Если угодно.
— В таком случае я стану молить Господа о том, чтобы крыса, сделав пробоину, не поставила ловушку на капитана, после чего сбежала с тонущего корабля.
Ричард в замешательстве посмотрел на друга:
— Анна сказала так же.
* * * — В отличие от предшественников, король Ричард изображается на монетах анфас, а не в профиль. Вопреки традициям, он не сменил герб, оставшись верным вепрю, — перечислял Ловелл. — Судебная система, парламент, торговля, внешняя политика, образование, налоги...
— И одному Господу известно, что будет дальше, Френсис, — в тон ему заметил Дик.
— Многим это не нравится.
Король удивлённо усмехнулся: «Как его преобразования на благо страны могут не нравиться подданным?!»
Ловелл покачал головой. Ричард как бы случайно отвёл взгляд в сторону. Сейчас все его мысли занимало другое.
Вскоре Его Величеству предстояла очередная поездка в Миддлхейм к сыну. Разговаривать с Ричардом в эти дни становилось сложно. Король отмахивался от ненасущных дел и всё воспринимал с улыбкой, словно уже был далеко от столицы. Эдуарда он искренне любил, но одному Богу известно, чего ему стоили эти встречи.
Принц не желал отпускать родителей. Анна всей душой рвалась к сыну. И все взгляды и мольбы обращались к королю. От него зависело, сколь долго продлится разлука. По традиции престолонаследник жил отдельно от королевской четы. Так было безопаснее.
Новые дети развеяли бы тоску Анны по первенцу, но королева забеременеть более не могла. Сказывалась болезнь, излечиться от которой не представлялось возможным. Придворные начали сплетничать о довольно невыгодном отличии нынешней королевы от предыдущей. Елизавета Вудвилл родила за свою жизнь четырнадцать детей.
По церковному закону король мог развестись с молодой женой после нескольких лет бесплодного брака. Но Ричард III игнорировал это право. О разводе не могло быть и речи. Супругу он боготворил.
Дик из своих личных средств выделил особую статью расходов под названием: «Подарки для моей дорогой жены Анны». Суммы казались запредельными, однако Его Величество не вводил новых налогов и потому вызывал лишь зависть, но не недовольство подданных.
Все, кто когда-либо видел эту женщину, восхищались её красотой. Френсис самолично освобождал её из заточения. Но даже в грязном старом тряпье, заменяющем леди Анне платье, она была прекрасна. Невыразимо прелестное лицо тонких и безупречно правильных очертаний с удивлённым и слегка грустным выражением глаз. Красота королевы казалась не яркой, но изысканной и родной.
На большинстве портретов Анну изображали в горностаевой мантии и короне, с распущенными волосами — волнистыми, длинными, пышными — вопреки традиции и моде. В Англии даже открывать волосы, — а не то, что распускать их, — не разрешалось. Но для своей жены Ричард III сделал исключение.
В дверь осторожно постучали. Вошедший в библиотечные апартаменты Джон Глостер поклонился отцу и проследовал к окну. Там на массивном дубовом столе его ожидали труды по истории герцогства.
Помимо детей Кларенса при дворе Ричарда воспитывались и двое старших бастардов от добрачных связей: Джон и Кэтрин. Девочку король намеревался в следующем году выдать замуж за лорда Уильяма Герберта, графа Пембрука, дав ей из своих личных средств тысяча фунтов годового дохода, не считая других дорогих подарков и ценностей. Не каждая принцесса удостаивалась такого приданого. Сына монарх собирался произвести в должность лейтенанта Кале. Не сейчас, года через два. Юноша подавал большие надежды в военном мастерстве.
Сколь бы ни судачили придворные, но королева Анна не возражала против присутствия во дворце добрачных детей супруга. В них она видела отражение короля, а не тех женщин, с которыми он проводил ночи.
Начало апреля в Ноттингеме выдалось холодным, но жители, собравшиеся на пасхальные торжества, не замечали этого. Они с удовольствием рукоплескали жонглёрам и внимали уличным представлениям, время от времени бросая восхищенные взгляды на королевскую ложу. Пасха в обществе короля казалась величайшим событием. Видеть воочию самую красивую чету королевства считалось за честь, и многие собирались рассказывать о ней будущим внукам.
Город располагался равноудалённо от крайних точек страны, но вовсе не это побудило приехать сюда Ричарда III. Он находился вблизи графства Саффолк, включающего в себя и имение Джиппинг-Холл. Именно туда король предполагал перевезти сыновей Эдуарда для временного их воссоединения с их матерью. Елизавета Вудвилл наконец обдумала его предложение и на Пасху 1484 года покинула вместе с дочерьми своё убежище в Вестминстерском аббатстве.
Когда на возвышение, где располагались кресла короля и королевы, взошёл гонец, мало кто обратил на него внимания. Ричард III никогда не откладывал ради увеселений насущные дела. Не вызвало обеспокоенности и то, сколь поспешно монарх поднялся и вышел, сжимая в руке послание. Движения его казались резкими и даже судорожными.
— Располагайтесь, — велел король.
Монарх снова и снова перечитывал письмо, и его лицо, казавшееся маской, высеченной из белого камня, становилось всё более безжизненным.
— Лорд Ловелл?
— Выехал в Миддлхейм немедленно, — отрапортовал гонец.
Король кивнул:
— Я отпишу ему позже. Пока же можете отдохнуть с дороги.
Гонец поклонился и вздохнул с явным облегчением. Приносить горестные известия он не любил. К тому же мало кто забыл, как раньше поступали с такими... вестниками.
Как только за гонцом закрылась дверь, Ричард отошёл к стене. Пальцы сами сжались в кулак, но удар не принёс облегчения. Дик бил и бил по гладкому камню, сбивая костяшки в кровь. Остановился он лишь тогда, когда на сером граните остались алые потеки.
Красное на сером — невозможно ярко и невыносимо больно. Король судорожно вздохнул. Ему стоило подумать, как сообщить о случившемся Анне — так, чтобы не лишиться супруги одновременно с сыном... единственным законным любимым и по-настоящему желанным. Ричард не питал бесплодных надежд — больше детей у него не будет.
Рука всё ещё кровоточила и выглядела отвратительно. Он крикнул слугу и попросил принести воды и чистое полотно. Пугать Анну ещё и этим король не собирался. Он умылся холодной водой, почти не принёсшей облегчения. Схватил кувшин и опрокинул его содержимое на голову, на мгновение задохнувшись от холода.
Вода струилась по волосам, проникала за шиворот, бежала по вискам и щекам. Да, щёки были мокры именно от воды — Дик убеждал себя в этом из последних сил, смаргивая слёзы.
* * *Анна была сражена горем, а он даже не мог её утешить. В груди поселилась пустота. Привычное к действию тело продолжало ходить, есть, говорить, отдавать распоряжения, тренироваться по утрам в бое на мечах и топорах. Но всё это Ричард делал неосознанно. Сознание словно заволокло тёмно-синим туманом. Лишь одно происшествие на несколько мгновений вырвало его из отупения.
— Мой король!
Дик остановился и кивнул. Джон поклонился ему намного изысканнее, чем обычно. На лице юноши блуждало какое-то странное выражение. Решительность соседствовала с неуверенностью.
— Я тебя слушаю.
— Я только узнал... — начали они одновременно.
Дик слегка поморщился. От соболезнований и наигранной скорби придворных из глубин души поднималась чёрная ярость. В такие мгновения хотелось не стоять, выслушивая заверения и признания, не кивать с пониманием и вздохом, а хвататься за меч.
Вряд ли Джон действительно жалел о смерти брата. Они ведь практически и не виделись. Узы дружбы их не связывали, хотя, видит Господь, король ничего так не желал, как этого.
