— Анна не переживёт, если узнает, что нашего сына убила её собственная мать, — повторил Ричард. — Прекрати расследование... прошу тебя.
Его Величество просил, когда достаточно приказа?.. Ловелл быстро подошёл к другу и сжал его плечо:
— Как угодно. Ты только держись, Англия не может остаться без короля!
* * *Внезапная гибель Эдуарда Миддлхеймского и её странное совпадение с годовщиной смерти короля Эдуарда IV спровоцировали новый виток сплетен. Джон Мортон, обретающийся всё это время во Франции, поторопился представить кончину принца знаком возмездия, посланного Ричарду свыше «в наказание за убийство племянников».
— Не бывать Эдуардом V сыну Ричарда III взамен некоронованного сына Эдуарда IV! — выкрикивал бывший епископ Илийский, потрясая кулаком и брызгая слюнями. — Небеса не допустили этого!!!
Облечённый саном христианин радовался чужому горю и не скрывал этого. Теперь он всеми силами поддерживал Генриха Тюдора, ставленника своего покровителя Людовика XI.
Затяжные дожди размыли то, что люди с огромной натяжкой называли дорогами. Промозглая влага хлюпала под ногами, висела в воздухе и ярилась свинцовыми тучами над головой. Недаром присказка про то, как англичане скоро превратятся в рыб, облетела все трактиры.
Рыжий Карл с недоверием посмотрел на очередную лужу. Та простиралась через весь двор и подступала к порогу питейного заведения. Обойти её казалось столь же нереальным, как перелететь. В левом сапоге обнаружился гвоздь. Он не слишком сильно кололся, но изрядно портил настроение. В правом бултыхалась грязь, и это также не доставляло дополнительного веселья.
Хлопнула дверь, но никто не вышел. Зато до Карла донеслось весёлое ржание десятка глоток. Решив, что сапоги так и так стоило выбросить, а за кружкой доброго эля всё одно приятнее жить на свете, рыжий побрёл через лужу. Он не разменивался на поиск брода и не тяготел к какому-нибудь краю. Главное — дойти побыстрее.
Когда он вошёл, хохотуны примолкли, но необычное оживление всё ещё чувствовалось в полутёмной душной зале. Карл повёл носом, с удовольствием ощутив благословенный запах мяса, жарящегося на вертеле. Сел за одну из лавок и подозвал хозяина:
— Эй, бородач!
Тот отмахнулся, а явился и вовсе только после третьего окрика. Бухнул перед Карлом кружку и заверил в том, что мясо ещё не готово. Рыжий не торопился, но оказанное невнимание обижало его. Бородача он знал давно и на пренебрежение с его стороны обычно не жаловался.
— Ты, как погляжу, совсем гостей не холишь.
— Да вот, — хозяин обвёл рукой заведение, которое даже в столь ранний час было заполнено до отказа.
— И с чего у тебя тут так оживлённо? — фыркнул рыжий.
Бородач снова махнул рукой — на этот раз на ближнюю стену, на выскобленных досках которой белел листок.
— Да вот, — пояснил хозяин и слегка стушевался.
Рыжему хватило взгляда, чтобы понять, над чем ржали завсегдатаи сего приличного в общем-то заведения. Басня про «кота, крысу и собаку, которые правят страной, направляемые свиньёй» облетела Лондон и окрестности с поразительной быстротой.
Намёки она содержала далеко не двусмысленные. Под «свиньёй» подразумевался белый вепрь — герцогский герб Ричарда Глостера, от которого тот, приняв корону, не отказался, хоть и попытался придать кабану сходство с конём. «Котом», «крысой» и «собакой» назывались ближайшие друзья и сподвижники Ричарда III — сэр Уильям Кэтсби, сэр Ричард Рэтклифф, и виконт Фрэнсис Ловелл — по смыслам, символам и созвучиям их фамилий. Именно на этих людей король возлагал надежды. Оплакивая смерть единственного законного сына, он несколько отошёл от дел.
Сам Карл считал этих троих людьми достойными, а вот смех над родовыми символами и фамилиями — отвратительным и низким. Если хочешь опорочить человека, а не за что, то начинаешь цепляться к внешности, родственникам или домысливать ещё какие изъяны. Всем и каждому известно, король о благе Англии печётся, а, ты ж смотри, и его подняли на смех.
Конечно, ничего из этого рыжий не сказал. Да и вразумлять завсегдатаев нс стал. Неблагодарное то дело — пьяниц наставлять на путь истинный, этим пусть уж лучше церковники маются.
— А я и благодарен ему, — вдруг сказал, словно оправдываясь, хозяин. — Сначала хотел выгнать этого сочинителя, а листки его сжечь, а потом решил: пусть висит. Зато народ радуется. Из-за этих проклятых дождей скоро дышать водой начнём и рыбами обернёмся.
— А ты сочинителя видел? — спросил Карл и воскликнул, когда трактирщик принялся оживлённо кивать. — Врёшь, поди!
— Так зачем мне врать-то? — обиделся бородач. — Он сам назвался. Сказал, будто басню сочинил. Героем себя возомнил, людям глаза на правду раскрывающим.
— Да кто он-то? — Карл в три глотка ополовинил кружку.
— А Коллингборн.
— Уильям который? — переспросил Карл. — Так он же камергер уилтширского имения герцогини Йоркской. Зачем ему пасквили сочинять на сына заступницы и госпожи своей?
— Ну, это уж мне неведомо. Да и не моё-то дело, — заявил хозяин. — Где я и где камергер, сам подумай.
Рыжий закивал, обдумывая свои дальнейшие действия. Оуэн-гвоздь с улицы башмачников за сведения подобного рода платил справно. Поговаривали, будто он вхож в дом аж самого виконта Ловелла. А заодно будет у кого и сапоги подлатать.
— Ладно, пойду, — буркнул хозяин. — А то мясо твоё подгорит.
Кард усмехнулся, настроение его резко улучшилось:
— Бородач, эй... Эля не забудь ещё принести.
* * * — Я не понимаю, почему мы должны обращать внимание на подобное.
Король казался бледен. Красные воспалённые глаза выдавали бессонные ночи. Синяки под ними не сходили уже вторую неделю. Френсис искренне верил: другу не до глупых басен. Ему бы сына оплакать, жену в этом мире удержать да самому оправиться немного. Однако Кэтсби был неумолим, да и все они понимали: пасквиль оставлять без внимания нельзя.
— Вы правы, Ваше Величество, — произнёс законник мягко. — Мы не должны. Мы обязаны обращать внимание на подобные вещи.
— Нами движет не только задетая гордость, Ричард, — заметил Рэтклифф. — Не должно порочить первых лиц государства.
— Продолжайте.
— Баснописец уже давно служит дому Йорка, — произнёс Ловелл. — Это некий Уильям Коллингборн, камергер уилтширского имения герцогини Йоркской.
Король нахмурился:
— Это известно в точности?
— Совершенно верно, — король ждал, и Френсис продолжил свой рассказ: — Баснописец поддерживал восстание Бэкингема в Уилтшире. Участвовал в заговоре Джона Мортона. Вёл тайную переписку с самим Генрихом Тюдором. И если бы не это сочинительство, о Коллингборне в мирное время вообще не вспомнил бы никто.
— В лучших традициях ланкастерской своры, — прорычал Рэтклифф. — Вначале он укрылся в доме матушки короля, а затем стал обливать грязью нас всех.
— Он чувствовал себя настолько безнаказанно, что самолично распространял сочинения, особо не скрываясь и даже называясь владельцам постоялых дворов.
Ричард на мгновение прикрыл глаза.
— Хорошо, — ответил он. — Поступайте, как сочтёте нужным.
* * * — Ваша светлость, заступница, не погуби! — разнеслось по коридорам замка, прежде чем открылись двери и в зал вбежал перепуганный до смерти камергер. На впалых щеках мужчины выступили алые пятна. Небольшие глубоко посаженные глаза слезились. — Заступница. Госпожа моя...
Герцогиня Йоркская окинула трясущегося слугу подслеповатым взглядом. Она никак не ожидала подобного поведения от манерного камергера. Сколько женщина помнила Уильяма, тот всегда держался с достоинством. Кажется, Коллингборн занимался сочинительством, и в последнее время преуспел на этом поприще, возгордился, возомнив себя величайшим острословом.
— Неужели его вирши пришлись не по душе кому-то из знати? — поинтересовалась она.
— Там... там люди приехали. Меня арестовать хотят, — пролепетал мужчина и бухнулся на колени. — Госпожа моя, я всегда был вам верен. И предан. Не погубите слугу своего. Не внемлите наветам лживым...
Герцогиня подняла руку, и Коллингборн тотчас замолчал.
— Я выйду к ним сама, — холодно проронила женщина. — А вы... вы останетесь ожидать вашей участи здесь.
Она намеревалась защитить своего слугу. Всё же тот много лет прожил в её доме.
— Случившееся я сочла недоразумением, — сказала она приехавшим в уилтширский замок воинам. — Мой младший сын, Ричард, наверняка ошибся.
Герцогиня отослала конвой и отправила с ним письмо, в котором требовала оставить её слугу в покое, потому как этот ценный работник, человек редких знаний и разносторонних талантов, необходим ей.
