даже он чужой человек. И еще где-то в Лондоне, может, в том самом доме с мясной лавкой в Хэмпстеде, живет другой сын, Лора, кажется, говорила, он моряк. И что с того?
Что вдруг засел в голове тот ребенок, который от него мог родиться? Мало ли где и когда еще от него могли рождаться дети. Мужчина никогда не знает этого наверняка.
Но после одного из секретных заданий, которые доверяли только агенту Монтейру — «отследить и поступать по обстоятельствам», а «обстоятельства» всегда означали одно, — он обратился к своему куратору, замначальнику ПИДЕ Кардозу. Тот обещал за его особые заслуги в делах, за которые даже в тайной полиции никто кроме него не брался, найти нужную информацию. Осложняло поиск и то, что сам Монтейру напрочь не помнил имени девушки. Да и ее саму помнил смутно. Что-то в ней было такое особенное, но что?
Но даже для заместителя начальника ПИДЕ Кардозу, некогда напрямую общавшегося с самим диктатором, задача оказалась не из простых — все, что касалось непосредственного окружения Салазара, оставалось строго засекреченным и после его смерти.
— Девушек несоответствующего поведения со службы в аппарате премьера выгоняли без разговоров, — сказал Кардозу, машинально стряхивая перхоть с серого пиджака.
Что беременность вне брака была поведением несоответствующим, можно было не добавлять.
— В тот год разом забеременели две — одна от водителя Салазара, которого скоро посадили, а вторая, как видно, от тебя. Обеих звали Каталинами — Каталина Перейру и Каталина ди Силва. Какая из них твоя, может помнить Мария Жезус. Но к ней и после смерти премьера доступа нет.
Предложение «надавить» на Марию Жезус замначальника ПИДЕ не принял.
— Не зарывайся! Ты, конечно, агент ценный, но «наехать» на самую влиятельную женщину века тебе не позволит никто. Ищи сам.
Проверил — надавить на старуху даже помимо запрета Кардозы не получится, домоправительницу Салазара, посвященную во все тайны полувека, и после его смерти хорошо охраняли.
Стал искать сам.
И в ходе поисков оба пути через двух разных Каталин, работавших в аппарате Салазара в нужный год, по странному стечению обстоятельств привели его на телестанцию.
Дочки обеих Каталин работали там, но на разных позициях — одна звезда, другая так, подай-принеси. Следить нужно было за обеими. Начал со звезды, его дочь не может быть на побегушках. Слежка за Эвой Торреш и привела его под окна ее нового дома, недавно достроенного недалеко от центра Гульбенкяна.
Всматривался в Эву на экране телевизора и из-за угла, искал черты — свои, своего отца, Лоры. Хоть что-то в молодой женщине должно мелькнуть, что ему покажет — она его дочь. Такая же его родная дочь, как та, которую он последний раз видел, переступая через ее бездыханное тело на лестнице дома мясника в Хэмпстеде, будь проклята ее мать, его бывшая жена, не спустившаяся в ту ночь следом за мужем, а пославшая вместо себя только что вернувшуюся из паба дочь… Это воспоминание единственное, дверь к которому никак не хочет закрыться.
Вглядывался в черты Эвы — то видел, то не видел, то снова видел и почти неотступно следовал за ней по пятам — на телестанцию, куда, к ее стыду, не пускали ее пьяницу мужа, на интервью в городе, в церковь, где она исповедовалась священнику — хотя какие там грехи у этой проверенной и проверяемой ежедневно телеведущей могли быть! Даже на правительственный новогодний прием в Келуше сумел попасть. Сопровождая на запись новогодней телепрограммы важного генерала, в студии услышал, как директор говорил Эве о правительственном приеме — успел в своей конторе договориться и убедить, что его опыт слежки на таких важных приемах необходим.
И его звериная чуйка не подвела. Пока высматривал свою дочь, услышал и разнюхал много полезного, достаточно, чтобы верхушку Генштаба с должностей снять! Не сразу, у них в конторе тоже все не так быстро делается — бюрократия везде. Успел еще новоиспеченный замначальника Генштаба генерал ди Спинола книгу выпустить и Эве интервью дать, но за свою крамолу поплатился. Месяца не прошло, как сняли его с должности. И его, и его начальника Кошта Гомеша сняли, а Монтейру приличная премия и благодарность.
И дальше совмещал свое дело с государственным. Следил за военными с их крамольными разговорами, за этим капитаном Витором Сантушем, и старался найти подтверждения тому, что эта худенькая телезвезда его дочь. Только бы они ее в свои заговоры не втянули — писать донесения на свою дочку не хотелось. Нужно было что-то предпринять…
Следил не всегда сам, чтобы не примелькаться. Завел дело на капитана Сантуша, вызвал топтунов, которые теперь стояли под домом Эвы и садились на хвост ее ухажеру. И все почти сложилось. Пока сегодня не раздался звонок от топтуна, срочно уехавшего вслед за Сантушем, пришлось ему самому срочно ехать, подменять топтуна под домом Эвы.
Дочка выбежала из дома, едва он занял свой пост под рекламной тумбой, и села в свою машину. Со своими дочками — у него уже внучки, нужно узнать, как их зовут.
Монтейру ехал за Эвой, пристроившись в хвост ее «Бьюика», до самой Алфамы, где она вывела девочек из машины, завела в старый дом и через несколько минут вышла одна.
Включил зажигание, ехать следом, но дверь балкона на третьем этаже распахнулась, выбежала одна из девочек — его внучка — и вышла пожилая полная женщина.
— Ты забыла… Эва!
— Вечером заберу, мама!
Женщина на балконе. Каталина. Одна из двух Каталин, забеременевших в тот год. Та стенографистка, которую он бросил? Это она? Или…
И он вспомнил. В этот момент он вспомнил все.
И эту женщину на балконе — в то время такую тощую, не позаришься. И другой балкон, свесившись с которого ему вслед посылала проклятия другая Каталина. С исключительными прелестями пятого размера.
Эта Каталина, что стоит теперь на балконе, родила не от него.
Светло-салатный «Бьюик» газует и скрывается за поворотом. Надсадно гудит трамвай, призывая его съехать с трамвайных путей.
А ему кажется, что у него еще раз отняли дочь.
Заговор капитанов (продолжение)
Эва
Лиссабон. Март 1974 года
— Потому что ты дочь своего отца.
Ужас жаром обдает ее с ног до головы.
— Салазара?!!
— Нет, что ты! У диктатора по этой части были проблемы. Только это государственная тайна. Как и все в этой стране.
— Тогда кого?!
— В 1939 году в аппарат Салазара набрали новых стенографисток. Среди которых была твоя мать Каталина. Премьер любил появляться в опере с
