Тень приблизилась. Человек вынул ключ, открыл дверь. Свет из комнаты упал на Жейну. Человек обернулся.
Это был Павел Данов.
— Жейна… — прошептал изумленно Павел. — Что вы здесь делаете?
Она сняла платок. Почувствовала, что заливается краской. Она молчала, не зная, что отвечать.
— Входите же, входите! — сказал Павел, делая к ней шаг. — Вас лихорадит…
Павел ввел ее в комнату и, перевернув пустой ящик, пригласил сесть.
— Что вы здесь делаете, скажите ради бога! — Он пристально посмотрел на нее. — Вы же еще вчера были больны… Что произошло?…
— Ничего, — сдержанно ответила Жейна. — Я должна была сюда прийти…
И она посмотрела на него, как на незнакомого, в котором надо разобраться. Может ли она ему довериться?
— Жейна… — проговорил он, садясь напротив. Вид у него был недоумевающий.
Она почувствовала себя совсем беспомощной и растерянной. И, словно желая защититься от новых вопросов, спросила сама:
— Вы знакомы с Тырневым? — Не дожидаясь ответа, прибавила: — Вы не отдадите ему это письмо?…
Жейна вынула из-за корсажа письмо.
Павел взял его, прочел адрес, повертел в руках, потом спросил:
— Оно пришло к вам?…
— Да, сегодня вечером… — Глаза ее следили за каждым его движением.
Данов секунду постоял. Потом положил письмо во внутренний карман пиджака и сказал:
— Подождите меня здесь. Я найду Тырнева и сразу же вернусь.
Он взял ключ, лежавший возле свечи, и вышел. Шаги его заглохли. Пламя свечи колебалось, и в ее свете маленькая комната казалась Жейне огромным амбаром.
Павел скоро вернулся.
— Передали письмо? — спросила девушка, не трогаясь с места. Павел посмотрел ей прямо в глаза.
— Да!
Потом, наклонившись, задул свечу. Они вышли во двор, дошли до калитки в изгороди, отделявшей двор от широкого луга. Данов попытался открыть ее, но она была крепко завязана проволокой.
Вдруг оглушительный гром расколол темное небо. Взрыв произошел на другом берегу Марицы. Павел вздрогнул, посмотрел на небо: над городом разливался желтый свет.
— Что это? — прижимая руки к груди, спросила Жейна.
— Взрыв, — ответил Павел, не сводя глаз с зарева.
Перед постоялым двором поднялась суматоха. Солдаты выскочили из корчмы. Улица заполнилась народом. Пересечь ее было уже невозможно. Павел и Жейна скрылись на сеновале за постоялым двором.
Стоя по колено в сене, они с тревогой наблюдали за толпой, то сгущавшейся, то рассеивавшейся. Время от времени совсем рядом пробегали люди с горящими факелами в руках.
Прошло уже около часа, но суматоха не прекращалась. Издали доносился тревожный барабанный бой. Неожиданно с нижней части улицы разнесся грозный многоголосый вой. Со стороны моста через Марицу показалась густая толпа. Над головами людей горели огромные факелы. Впереди шел турок в белой, свободно завязанной чалме. Распахнутая безрукавка открывала грудь, перехваченную лиловым поясом. Это был шейх — глава одной из турецких религиозных общин. Такие шейхи сотнями двигались вместе с военными частями, разжигая у солдат-мусульман ненависть к врагам— иноверцам.
У постоялого двора шейх остановился.
— Правоверные!.. — воскликнул он, подняв руку. Свет факелов выхватил из темноты его лицо. Он был смуглым, с большими раскосыми глазами. — Враги пророка хулят нашу веру, убивают наших людей… — Обернувшись, он указал на зарево. Поднятая рука дрожала. — До каких пор, правоверные, вы будете гневить пророка? До каких пор будете оставлять безнаказанными его врагов?
Освещенная множеством факелов толпа молча слушала.
— Наша земля осквернена, — продолжал он хриплым голосом, — гяуры посягают на нашу жизнь, на наших жен, жгут наши дома, хулят нашу веру. Кто мы — жалкие псы или сыны пророка, призванные сохранять его веру?
Грозный одобрительный крик вырвался изсотен глоток, и толпа, еще плотнее обступившая шейха, понесла его на руках к мосту через Марицу.
Павел и Жейна выбрались с сеновала.
— Сюда! — сказал Павел, направляясь в глубину двора. — Пойдем пешком…
Со стороны моста, то усиливаясь, то затихая, доносился рокот толпы. На обоих берегах стреляли. Зарево погасло, и ночь стала еще темнее.
Павел и Жейна, свернув у низеньких домишек Каршияка, вышли на перекресток возле церкви.
Отсюда им открылась страшная картина. У моста, охраняя его, густым строем стояли стражники и солдаты военных частей из города. А совсем близко от перекрестка, заняв все пространство между постоялым двором Еньо и Могаремовой резиденцией, колыхалась буйная солдатская масса.
В ней можно было различить островки особенно большого скопления людей, оттуда раздавались самые громкие крики: в центре этих островков виднелись чалмы шейхов. Десятки горящих факелов испускали черный дым, и от этого картина казалась еще более зловещей.
По другую сторону постоялого двора Еньо солдаты разгромили лавки болгар, и темные быстрые тени выносили на головах свою добычу. Недалеко от моста горел склад, пламя плясало на белых стенах соседних домов.
— Подонки, — глухо произнес Павел. — Надо искать брод…
Они спустились по глинистому обрыву к реке, ступили на береговой песок.
За темными тополями на другом берегу раздавались ружейные выстрелы. Отсюда хорошо был виден Небеттепе. Пожар потух, и только стрельба напоминала о недавней тревоге.
Пахло тиной, застоялой водой — заболоченная полоса тянулась на десятки километров.
За спиной у них, на улицах Каршияка, еще стреляли. Кто-то окликнул их по-турецки. Они вошли в воду. Ноги Жейны сковало холодом. Голова у нее закружилась. Девушка остановилась, обеими руками ухватилась за локоть Павла. Он беспомощно оглянулся.
Тени на обрыве спускались к берегу. Совсем рядом раздался выстрел. Павел наклонился, поднял девушку на руки и пошел вперед, с трудом передвигая ноги по илистому дну.
Он знал, что возле берега есть глубокие, как колодцы, ямы. Наполненные застоялой водой, они угрожали гибелью обоим. Перед тем, как сделать шаг, он нащупывал дно ногой.
— Павел, — прошептала Жейна, — пустите меня… Я могу идти сама…
Не отвечая, он все так же осторожно продолжал продвигаться вперед. Теперь он ступал по крупным круглым камням, лежавшим на дне. Вокруг его ног тихо плескалась вода.
Приблизившись к противоположному берегу, Павел пристально всмотрелся в силуэты деревьев, но не заметил ничего подозрительного. Тогда он одним рывком выбрался из береговой тины, пересек песчаную полосу и поставил Жейну на траву. Она прислонилась к дереву.
Сняв очки, Павел медленно протер их. Его близорукие глаза смотрели невидяще и тревожно.
Сейчас, в измятой мокрой одежде, он показался Жейне снова понятным и близким, таким, каким она его знала. Что заставило ее проявить к нему недоверие? А что делал Павел на постоялом дворе Тырнева? Известно ли ему что-нибудь о Борисе? И что это был за взрыв?
Мозг ее лихорадочно работал, но усталость мешала сосредоточиться и хоть что-то понять.
— Павел, — прошептала она. — Что за человек Грозев?… Что за люди Тырнев и другие?… Вы знаете?
— Пойдемте, — тихо произнес он. — Холодно…
Она немного помолчала. Потом попросила:
— Павел, обещайте мне, что никогда никому не скажете ни слова об этой ночи…
Он внимательно посмотрел на нее, будто хотел понять причину этого желания. Потом сказал:
— Обещаю, Жейна!..
— Плохи дела, господин Аргиряди, — покачал головой сержант Джамал, узнав в свете фонаря путников, когда фаэтон остановился у караульного помещения. — Ох, как плохи…
— Что случилось? — Аргиряди сошел с фаэтона и посмотрел на полное краснощекое лицо турка.
Джамал пожал плечами, положил руку на патронташ.
— Плохо… — нахмурил он брови. — Взорвали постоялый двор Меджидкьошк со всеми боеприпасами и порохом…
— Когда?
— Да часа четыре назад…
Джамал покосился на караулку.
— Есть кое-что и похуже… — понизив голос, произнес он. — Батальоны из Каршияка оставили свои биваки и сейчас хотят взять город. Их подстрекают шейхи… — Турок покачал головой. — А русские под носом…
Джамал прислушался. Далеко за рекой слышались выстрелы.
— Еще стреляют, — сказал он. — Вернулись бы вы лучше в имение, в городе такая неразбериха…
Аргиряди молча посмотрел на него. Повернулся к фаэтону. Увидев силуэт дочери, на миг заколебался. Но тут же бросил кучеру:
— Едем в город…
— Господин Аргиряди, — остановил его сержант. — С турецким солдатом шутки плохи… Послушайте меня!..
— Езжай! — коротко приказал Аргиряди, садясь рядом с дочерью.
Фаэтон свернул на узкую улочку, ведущую к мосту. Впереди них ехали два экипажа с иностранцами. Сержант конной охраны узнал Аргиряди и послал двух стражников сопровождать его фаэтон.
