И вот как-то вечером на исходе августа Павел вернулся к себе в дом с важным известием.
– В Рим едет король Карл, – сообщил он, присоединяясь к нам с Беортриком на террасе с видом на сад. Саксонец за день утомился ходьбой и теперь прилег отдохнуть на дневное ложе, накинув на себя легкое одеяло.
– И когда это произойдет? – спросил я.
– Где-то в конце ноября – начале декабря. Он желает присутствовать вместе с семьей на рождественской мессе в базилике Святого Петра. Об этом Карл объявил в начале месяца на большом собрании франков. А нынче утром это известие прибыло с официальным посыльным.
Значит, так и вправду будет. Каждое лето король Карл собирал всех своих вассалов в огромном полевом лагере, где задавал ряд пиров, наблюдал войсковые упражнения и объявлял о своих планах на текущий год.
– Но это не все, – строго поглядел на меня Павел. – Король высказал мысль, что ему прискорбно слышать о смутах, бытующих в лоне святой Церкви. И он желает исцелить ее раны.
– А это значит – подвигнуть на действия Арна? – предположил я.
Бывший номенклатор кивнул.
– Арн возглавляет трибунал по рассмотрению обвинений, выдвигаемых против Папы. И доложит обо всем королю, когда тот прибудет в Рим.
– Интересно, а он учтет обстоятельства нападения на Льва в прошлом апреле? Без них дознание, я бы сказал, будет неполным.
– Мои знакомые на Латеранском холме говорят, что подозреваемые Кампул и Пасхалий готовы вот-вот признать, что были причастны к тому заговору.
Лицо моего друга при этом было столь бесстрастным, что я не удержался от вопроса:
– Им случайно не предъявили доказательств, собранных твоим дознавателем Теодором? Вот уж кто умеет убеждать!
Но Павел деликатно обошел мой вопрос.
– Видимо, их обоих ждет ссылка, – только и сообщил он.
– А что ждет Альбина, папского распорядителя?
– С Альбином все не так просто, – с лукавой деликатностью поглядел на меня мой друг. – Против него нет свидетельств, кроме разве что…
– …аварского сосуда, который мы с Беортриком добыли с таким трудом, – докончил я за него.
Мой друг развел руками: мол, тут уж я не властен.
– Поэтому мне кажется, что тебя могут позвать для свидетельствований перед трибуналом архиепископа, – сказал он. – Заседание будет в триклинии – том роскошном, новом пиршественном зале, который бедняга Лев пристроил к Латеранскому дворцу.
* * *
Стоит ли говорить, что на этой же неделе прибыл посыльный с предписанием от архиепископа Арна.
Нам с Беортриком надлежало завтра же, через час после рассвета, явиться к входу в восточное крыло Латеранского дворца. Беортрику такое задание было все еще не по силам, и я отправился без него, но в сопровождении Теодора, которого Павел отрядил мне в качестве телохранителя, чтобы, понятное дело, по дороге со мной ничего не стряслось.
Перед дверями триклиния ждал пристав. Оставив Теодора снаружи, он повел меня по поистине грандиозному помещению, сверкающему великолепием расписного потолка тройной апсиды[24] с ее мрамором, порфиром, мозаикой и яркими новыми фресками. На дальнем конце зала мой провожатый свернул под приземистую арку и завел меня в гораздо более скромный, пока еще не отделанный покой с совсем свежей побелкой, еще не застекленными окнами и полом из грубоватой терракотовой плитки. Рассветная прохлада смешивалась там с запахами неоконченного строительства, а летнее тепло, похоже, туда даже не проникало.
Павел говорил, что следственный трибунал возглавляют два архиепископа: Арн, а также герцог Сполетский, считающийся верным вассалом короля Карла. Поэтому я был удивлен, застав там одного Арна – не было даже делающего записи секретаря. Архиепископ сидел за длинной столешницей, на которой лежали письменные приборы и тонкая стопка бумаг и пергаментов. В качестве груза он использовал, пожалуй, единственный экзотичный предмет во всей комнате – мягко поблескивающий сосуд с воином.
Пристав вышел, притворив за собою дверь. Прямо напротив стола пустовал стул с массивными резными ручками, однако Арн лишь рассеянно указал мне пальцем на угол комнаты слева от меня.
– Встань туда, Зигвульф, – распорядился он, – и помалкивай.
О Беортрике же архиепископ даже не спросил.
Прошло примерно полчаса, на протяжении которых Арн не удостаивал меня вниманием – он то просматривал документы, то делал какие-то пометки. Я для него как будто не существовал, и мое внимание блуждало то по скребущему стилю архиепископа, то по его седой, согбенной над столом макушке, то по пятнышку солнечного света, медленно, словно крадучись, двигавшегося по квадратам плиточного пола. Кроме этого солнечного зайчика, возле стены по ним осторожно пробирался мелкий коричневый жучок…
И всякий раз мой взгляд возвращался к сосуду с воином.
Но вот в дверь послышался тихий стук.
– Войдите! – властным голосом позвал Арн.
Дверь открывалась вовнутрь, так что входящего я разглядел не сразу. Когда дверь сама собой затворилась (видимо, ее из коридора закрыл пристав), вновь прибывший находился уже изрядно за порогом, ко мне спиной. Это был распорядитель папского двора Альбин. Арн неторопливо поднялся и указал визитеру на пустующий стул. О моем присутствии в каких-нибудь пяти шагах Альбин совершенно не догадывался. Именно это, похоже, архиепископу и было нужно. Для пущей тишины я задышал еще реже и тише.
Жаль, что из своего угла я не мог видеть лица распорядителя, когда его взгляд упал на сосуд с воином, стоящий прямо перед ним. Я заметил лишь, что он слегка замешкался – шел и вдруг приостановился, словно невзначай запнувшись. Руки у него были скрыты рукавами ризы, но в тот момент, когда он усаживался, я пригляделся к его ладони, помещенной на стул, – она была бестрепетна, без намека на дрожь.
– Опрос этот, в сущности, ни к чему не обязывает, а потому будет недолог, – как-то обыденно, в несвойственной для себя манере начал Арн. – Его величество король Карл велел мне разобраться с жалобами о недостойном поведении, выдвинутыми против понтифика Льва. Ты, несомненно, тоже с ними знаком.
– Из-за обилия собственных дел мне просто недосуг выслушивать подобные наветы, – пробормотал распорядитель памятным мне монотонным, лишенным чувств голосом. Эдакий чинуша мелкого пошиба, бубнящий с листа расхожие канцеляризмы.
Арн без обиняков перешел к существу вопроса:
– Мне интересно знать, есть ли хоть какая-то доля правды в обвинениях против Его святейшества, содержащаяся в неких письмах, посланных советникам Его величества. – Архиепископ непринужденным движением поднял золотой сосуд и отставил его в сторону, чтобы можно было взять со стопки документов верхний лист. – Письма сии были написаны в Риме до того злодейского нападения на понтифика, свершившегося средь бела дня на улице.
Альбин сидел, выпрямив спину, абсолютно собранный.
– Те жалобы, помнится, обсуждались во время пребывания Его святейшества в гостях у короля Карла, вскоре после того злодеяния. И были отложены ввиду несостоятельности, – сказал он спокойно.
– И с той поры по ним не появилось никаких свежих соображений?
Распорядитель с подчеркнутой угодливостью, в которой читалась легкая непочтительность, кивнул:
– Безусловно, есть. Суть их – моя благодарность за радушие и гостеприимство, оказанные нам в Падерборне.
Беззаботно-нагловатый тон Альбина если и вызывал у архиепископа негодование, то он не подавал виду. Арн чуть подался за столом назад, якобы принимая более удобную позу.
– Между нами открою: из тех писем с жалобами два были написаны твоими весьма высокопоставленными сослуживцами – примицерием Пасхалием и сацелларием Кампулом, – объявил он. – И тот и другой сейчас готовы признать, что им заранее было известно, в какой именно день на Его святейшество произойдет нападение.
– Надо же, какая досада! – елейно вздохнул Альбин, а после паузы добавил: – Если это правда.
– Ну а как же иначе? – В голосе Арна зазвучали жесткие нотки. – А потому я спрашиваю: имеются ли, по твоему личному опыту и убеждению, основания верить тем жалобам о недостойном поведении?
Папский распорядитель ответил с надменной уверенностью:
– Они абсолютно беспочвенны. И если ты заметил, то моего имени среди жалобщиков не встречается ни разу.
– То есть ты признаешь непогрешимость, а значит, и полновластие понтифика Льва?
– Я всегда служил Его святейшеству верой и правдой и убежден в его невиновности.
– Настолько, что готов подписать в этом аффидавит?[25]
– Безусловно. – Голос Альбина был чист и тверд.
– Что ж, изволь, – кивнул Арн. – Документ у меня готов.
Он разыскал составленную заранее бумагу и подвинул ее по столешнице распорядителю, а вместе с нею и письменный прибор.
Альбин подался на стуле вперед, собираясь взять стиль, и тут краем глаза заметил меня. Он резко обернулся, а глаза его ядовито сузились: до него дошло, что на протяжении разговора я стоял позади и все слышал.
