Ознакомительная версия.
Его притащили в кабинет. Усадили на стул, отпустили. Он покачался и боком съехал на пол. Его пнули сапогом в лицо, сгребли в охапку и снова усадили. Сзади скрипнула открывшаяся дверь.
— Перестарались, вашу мать! — раздался голос за спиной. — А ну, пошли все вон отсюда.
По деревянному полу быстро застучали сапоги нескольких человек. Снова скрипнула дверь. Затем на какое-то мгновение установилась абсолютная тишина, но Земцов чувствовал, что в комнате еще кто-то есть. И этот кто-то пристально рассматривает его. Собравшись с силами, он расставил ноги, твердо упираясь ими в пол, и, подняв голову, рукавом стер заливавшую глаза кровь, ручьем бежавшую из рассеченной брови.
— Здравствуйте, Александр Николаевич, — проговорил тот же голос.
Некоторое время Земцов рассматривал стоявшего у стола человека в форме майора госбезопасности. Большая залысина на лбу, тонкое лицо с желтоватым оттенком, темные круги бессонницы под глазами. Форма ладно пригнана, сапоги начищены до блеска, все складки на гимнастерке ловко сведены за спину. Медленнее, чем обычно, но мысли в голове продолжали крутиться, выдавая решения: знать его подлинное имя мог только кто-то из очень старых знакомых.
— Вы плохо выглядите, Алексей, — с трудом ворочая распухшим языком, тем не менее довольно внятно произнес Земцов.
— Всегда ценил ваше чувство юмора, — отозвался собеседник, слегка усмехаясь.
И, видя, что у ног Земцова уже натекла целая лужа крови из рассеченной брови, протянул ему платок:
— Возьмите.
— Благодарю.
Земцов прижал платком бровь, исподлобья разглядывая майора. Бывший ефрейтор Семеновского полка Алексей Бродов действительно очень сильно изменился. Но это был именно он.
— А я вас сразу узнал, — разворачивая стул спинкой вперед и подсаживаясь к Земцову, говорил Бродов. — Сижу в машине, смотрю — вы идете по дороге.
Чуть улыбнувшись, Бродов продолжал:
— Я, конечно, велел вас повертеть немножко со всех сторон, чтобы уж точно исключить ошибку…
— Понятное дело… — попытался изобразить ухмылку на разбитых губах Земцов.
— Вы прекрасно держитесь, — уважительно произнес Бродов. И продолжал уже другим тоном: — Однако у нас очень мало времени.
— У вас, — уточнил Земцов, поглядел на окровавленный платок в своей руке и вытер им губы.
Бродов пропустил реплику Земцова мимо ушей. Говорил дальше:
— Начну с главного: я не буду пытаться вас агитировать — можете оставаться при своих убеждениях. Признаться, ваша последовательность взглядов даже вызывает уважение. Но на этом и остановимся. Не буду скрывать — хочу вас использовать. Думаю, вы понимаете, что у нас накопилось на вас достаточно материала. Как о вашей деятельности в Союзе, так и за его пределами. Вы нам интересны, Александр Николаевич.
— А вы мне нет, — медленно прислонился к спинке стула Земцов.
— Давайте не будем терять время на пустую пикировку, — отмахнулся Бродов. — Я также прекрасно понимаю, что заставить вас работать на нас угрозами, пытками и прочими, скажем так, методами вряд ли получится. Наверное, раз вы столько времени и так настойчиво действовали по своим убеждениям, вы скорее умрете, чем поменяете их.
— Вы чрезвычайно проницательны, Алексей.
— Но у меня есть аргументы личного характера. Личного для вас, Александр Николаевич.
Уловив в глазах Земцова блеснувший огонек интереса, Бродов придвинулся к нему еще ближе. Заговорил, понизив голос:
— Поверьте, я искренне уважал вашу семью. Когда арестовали Николая Павловича, я пытался вмешаться, но не успел…
Земцов вытер ладонью губы. Проговорил твердо:
— Алексей, я попрошу вас никогда не касаться памяти моей семьи. Оставьте их хотя бы мертвых в покое.
— Вот тут вы ошибаетесь. Ольга Александровна жива.
Бродов поднялся со стула и отошел к столу. Присел на зеленое сукно столешницы, наблюдая за произведенным эффектом.
— Я вам не верю, — глухо отозвался Земцов.
— Не удивлен, — парировал Бродов с легкой усмешкой. И, достав из папки пару фотографий, протянул их Земцову. — Фото, извините, не из салона. Тем не менее взгляните.
Земцов, изо всех сил стараясь, чтобы не дрогнула рука, взял протянутые фотографии. Снимки явно были из материалов расследования, сделанные фотографом с двух сторон по стандартным тюремным правилам. Худая изможденная женщина с коротко остриженными волосами смотрела с фотографии на Земцова слегка прищуренным, непогасшим взглядом. Вне всяких сомнений — это была Ольга. Сжав губы, Земцов долго рассматривал фотографии. Наконец протянул руку и положил их обратно на край стола. Проговорил хрипло:
— Я все равно вам не верю, что она жива сейчас.
Бродов, казалось, был готов и к этому. Разведя руками, произнес:
— Война, конечно, внесла коррективы и в нашу работу. Нам не устроить вашу встречу прямо сейчас, но должен вас заверить, что Ольга Александровна в Гатчине, проживает после отбытия срока по старому адресу, на Багговутовской. Под нашим наблюдением, разумеется…
— Это слова. — Земцов приложил все усилия, чтобы голос его не дрогнул.
— Александр Николаевич, если вы не верите мне, то, возможно, поверите другому человеку…
Спустя четверть часа на пороге кабинета возник вызванный Бродовым конвойный.
— Заводи! — кивнул ему Бродов. И, поставив второй стул напротив Земцова, проговорил: — Можете пообщаться наедине.
Только лишь слышимая Земцовым из камеры канонада за стеной сейчас значительно усилилась. От нескольких глухих отдаленных, но мощных взрывов слегка задребезжали стекла на забранном решеткой окне. Бродов озабоченно посмотрел на часы:
— Больше десяти минут дать вам, увы, не могу.
И быстрым шагом вышел в коридор. В кабинет втолкнули человека в черном зэковском ватнике. Усадив его на стул перед Земцовым, конвойный отошел к двери и замер, приставив винтовку к ноге. Заключенный поднял на Земцова изборожденное глубокими морщинами лицо. Выглядел он лет на шестьдесят, худой, с ежиком абсолютно седых волос на голове, с седой щетиной на впалых щеках. Закашлялся, прикрываясь скрюченными артритными пальцами, и наконец, сосредоточив на Земцове выцветший взгляд потухших глаз, попытался усмехнуться и прошамкал беззубым ртом:
— Она жива, Саша.
Перед Земцовым сидел Борис Холодовский.
…В тот раз они шли вдвоем. «Окно» на финской границе миновали благополучно. Добраться привычным маршрутом до Ленинграда не составило труда. Земцов ходил через кордон уже пятый раз. Четыре раза ему удавалось побывать в Гатчине, встретиться с женой и сыном. Разумеется, не привлекая к ним внимания. Во второй его визит Ольга рассказала об аресте Федота Никифоровича Коломейцева. Переданные в следующий приход Земцовым через нее деньги тогда очень помогли семье бывшего фельдфебеля. В свои дела и Ольгу, и Коломейцева Земцов с момента своего самого первого появления решительным образом посвящать отказался. Они обсудили вариант покинуть Советскую Россию, на что Ольга ответила, что сделает это только в самом крайнем случае.
— Чем больше нас останется здесь, тем больше потом будет шансов у них, — кивнув в сторону спящего за занавеской сына, произнесла тогда она, и Земцова опять обжег так хорошо знакомый пронзительный взгляд серо-желтых глаз.
Собственно, в Гатчине у него дел и не было. Работа «Боевой организации», созданной на тот момент руководителем Русского Общевоинского союза за границей Александром Павловичем Кутеповым, протекала главным образом в более крупных городах на территории Союза. В «Боевой организации» белому генералу Кутепову удалось сплотить вокруг себя тех, кто считал, что активная борьба против большевиков не должна прекращаться ни при каких условиях. В числе тех, кто думал так, оказались и русские офицеры Земцов с Холодовским. Летом 1927 года они пересекли советско-финскую границу по реке Сестре, прикрывая группу бывшего артиллерийского офицера-марковца Ларионова. Ларионову удалось сделать одно из самых, пожалуй, громких заявлений о существовании белого подполья — в центре северной столицы, на набережной Мойки прямо во время заседания коммунистов забросали гранатами в здании «Агитпропагандного Отдела Ленинградской Коммуны». Группа Ларионова благополучно вернулась на территорию Финляндии. Чекисты переполошились. Тем более что подобные акции с разной степенью успешности прокатились по всей стране. Активизировала свою работу красная контрразведка. В 1930 году в Париже был похищен и бесследно исчез генерал Кутепов. В начале 1930-х рейды на советскую территорию практически прекратились. Тот их переход с Холодовским весной 1934-го успехом не увенчался — они пробыли в Ленинграде несколько дней, но на связь с ними так никто и не вышел. Перед уходом Земцов не мог не побывать в Гатчине. Ольга сообщила, что лечившаяся у нее в больнице жена одного из сотрудников местного НКВД каким-то образом узнала о готовящихся повторных арестах всех тех, кто когда-то служил в белой армии, даже в качестве медицинского персонала.
Ознакомительная версия.
