- Четвертая сирийская! Мечи из ножен!
Послышался рваный скрежет и звон, пока ауксилларии вынимали свои гладии из ножен и держа их на уровне пояса, острия выступали перед линией овальных щитов, как стальные зубы. Ближайший из повстанцев замолчал при виде этого зрелища, и в этой части поля битвы воцарилась тишина, когда Макрон вытащил свой гладий и на мгновение высоко поднял его, прежде чем указать им на врага. - Наступать!
Пять центурий продвигались вперед, а опционы выкрикивали темп, выставляя свои жезлы, чтобы поддерживать линию. Глубиной в четыре человека, строй катился вперед, и лидеры повстанцев кричали своим последователям готовиться, толкая вперед тех, кто слишком нервничал или был ошеломлен перспективой кровавой битвы, чтобы достаточно быстро откликнуться на их приказы. Вскоре грубое подобие строя было готово встретить сирийцев.
С седла Макрон мог видеть, что происходит далее за врагами. Примерно в миле дальше двигалась последняя треть обозного поезда, которую прикрывали выжившие из шестой центурии и экипажи повозок, которые вооружились любым оружием, которое оказалось под рукой. Между двумя римскими отрядами другие повстанцы занимались грабежом брошенных повозок и отцепляли тягловых животных, прежде чем погнать их к ближайшим деревьям. Люди с факелами переходили от фургона к фургону, поджигая его содержимое, и в воздух поднимались новые столбы дыма. Макрон почувствовал тошноту, когда он наблюдал, как осадный поезд сгорает в огне. Теперь можно было спасти только то, что осталось от припасов.
Разрыв между двумя линиями сократился, и он мог видеть, как ауксилларии инстинктивно сгорбились за своими щитами, приближаясь к врагу. Один из повстанцев громко вскрикнул, поднял метательное копье и метнул его в римлян. Острие отскочило от щита и касательно задело бедро соседнего ауксиллария. Он ненадолго замедлился, прежде чем продолжить движение, кровь текла по его ноге. Было выпущено еще несколько копий, и двое сирийцев упали, их места поспешно заняли идущие позади них люди. В последний момент некоторые из наиболее отважных повстанцев с дикими криками ринулись вперед и бросились на линию римских щитов с серией глухих ударов. Больше не было необходимости поддерживать жесткую линию, да и это было невозможно, и опционы отступили за свой строй, чтобы убедиться, что никто из людей не пытался отступить, поскольку интенсивность событий начала нервировать наиболее обеспокоенных среди них.
Как всегда, безудержный пыл нерегулярных войск не мог сравниться с тренировкой и боевой тактикой даже вспомогательного подразделения, такого как Четвертая сирийская, и короткие гладии начали свою смертоносную работу в плотном строю тел вдоль линии боя. Различные копья, длинные мечи и дубины повстанцев было трудно эффективно использовать, и вскоре римская линия продолжила неуклонное продвижение вперед, оставляя за собой множество павших людей, раненых добивали задние ряды ауксиллариев, когда они проходили над ними. Несколько сирийцев также были убиты или ранены, и те, кто мог самостоятельно двигаться, следовали за ними, как могли. Остальным пришлось остаться позади, где они лежали, в надежде, что их товарищи вернутся за ними после окончания боя.
Довольно быстро боевой настрой противника дрогнул, когда его стали безжалостно теснить и крушить. Макрон увидел, как первые повстанцы начали выпадать из задних рядов, затем другие повернулись и начали отступать. Вдруг один человек перешел на бег, и сразу же другие последовали его примеру, а затем целые участки боевой линии мятежников отделились и обратились в бегство от вспомогательной когорты.
- Они бегут, ребята! - закричал Макрон, размахивая мечом. – Продолжать наступление! Отогнать ублюдков!
Когорта продвигалась вперед быстрее, и вот уже последний из повстанцев, все еще готовый стоять и сражаться, был сокрушен, получив удар гладия сбоку. Его тело дернулось, когда лезвие вырвалось наружу, и он рухнул на колени, и его ударили ногой по спине, когда римская линия прошла над ним. Они двинулись по открытой местности без какого-либо дальнейшего сопротивления, миновав первый из фургонов, который еще не был подожжен, хотя мулы были убиты прямо в их ярмах, так как уже не оставалось времени их отогнать. Чуть поодаль Макрон мог видеть, что некоторые из повозок все еще были с выжившими животными. Он проехал позади когорты к центурии, ближайшей к дороге, затем остановил ее и приказал центуриону распределить людей по каждой неповрежденной повозке с запряженными животными, мимо которых они проезжали, и проинструктировал их повернуть повозки, чтобы следовать за когортой к развилке дорог.
Основная масса повстанческих сил, все еще не оправившаяся от ошеломляющей атаки со стороны ауксиллариев, отступила к подножию склона, ведущего к гребню. Со своего безопасного места они наблюдали, как римский строй проходил почти в четырехстах метрах от них. Остальные все еще пытались забрать все, что могли, из брошенных фургонов и телег, прежде чем когорта приблизилась к ним, а другие продолжали угрожать остаткам обозного поезда, остававшегося в руках римлян, пока они с грохотом катились по дороге. Макрон увидел, как лидеры повстанцев, ехавшие впереди основных сил, собирали своих людей для новой атаки.
- Господин! Позади нас! - закричал Спатос.
Макрон повернулся в седле и оглянулся. Большая группа всадников спускалась по крутому склону у скал. Видимо те самые люди, которые обрушивали валуны на сирийскую когорту. Макрон понял, что их было не менее пятидесяти, более чем достаточно, чтобы представлять реальную угрозу для когорты в ее нынешнем составе. Если повезет, им не удастся спуститься достаточно быстро, чтобы вступить в бой, прежде чем люди Макрона достигнут безопасного ущелья. Строй выполнил свою задачу, и когорте нужно было двигаться быстрее, чтобы защитить то, что осталось от обоза.
- Четвертая сирийская! Стой! - рявкнул Макрон. – Стройся в колонну!
Офицеры осознали необходимость действовать быстро и ускоряли своих людей, чтобы быстрее пересечь открытую местность, пока вспомогательные войска перестраивались за своими штандартами на небольшом расстоянии от дороги. Макрон приказал Спатосу и остальным всадникам выстроиться позади него и направился к началу колонны. Пока они ждали завершения смены построения, Орфит придвинул своего коня ближе к Макрону.
- Это может стать одним из самых коротких сроков командования в истории Рима.
Макрон пристально посмотрел на него, но заметил мрачный юмор в лице собеседника и ответил кривой ухмылкой. - Еще рано, господин. Им пока еще не добраться до нас. Твои парни неплохо справляются.
- Они больше не мои парни, - признал Орфит. - И если они хорошо себя зарекомендовали, это все благодаря обучению, полученному от тебя в Тарсе.
Солдаты были готовы двинуться, и не было времени продолжать этот разговор. Макрон наполнил воздухом легкие и отдал приказ идти бегом. Он знал, что это утомит людей, но было жизненно важно, чтобы они приблизились к фургонам, направляющимся к переправе через реку. Воздух наполнился грохотом калиг, подбитых гвоздями и стучащих по камням и земле, ножны хлопали по бедрам на ходу. Вскоре они оставили последние горящие повозки позади, и когда они миновали те, которые все еще оставались целыми и запряженными упряжками быков или мулов, люди откалывались от строя, чтобы заставить их снова двинуться в путь. Кнуты свистели, когда ауксилларии гнали тяжелые телеги вперед, заставляя тягловых животных двигаться так быстро, как они могли, поскольку они изо всех сил старались не отставать от остальной когорты.
В сотне шагов от развилки Макрон приказал людям замедлиться, перейдя на шаг, завидев опциона Лецина и того, что осталось от его людей, которые образовали тонкую линию поперек дороги. За ними фургоны с припасами свернули направо на дорогу, ведущую к броду. Недалеко от развилки смыкались заросшие густым лесом склоны холмов. Макрон вздохнул с облегчением. Это означало бы, что когорта сможет прикрыть заднюю часть багажного поезда легче, чем на открытом пространстве.
